Кейс «Танец вентилятора»

Андрей Левкин

Три предуведомления. Первое — это ни разу не худ.лит-ра. Второе — это вообще дурацкая история. Третье — это было давно. А почему сейчас вспомнил — потому что стиральная машинка, раз. А два — хочется иногда снова поработать репортером.

Это было в Перми, в 2011 году. В июне. Семь лет назад. В Перми тогда как бы осуществляли культурную столицу, в частности — проводили книжный фестиваль. На который меня и завлекли (спасибо И.Ф.Давыдову — очевидно, без его инициативы все последующее было невозможно; впрочем, какое ж спасибо, когда история дурацкая; но все же).

К книжному фестивалю и культурной столице история отношения не имеет. Ну, прямого. Косвенность же состояла в том, что меня поселили в гостинице «Центральная». Она этакая старая, неподалеку от театра Оперы и балета, этот факт был кем-то подчеркнут — имея в виду, что во время войны, когда туда эвакуировали Большой театр, там жили балетные. И, даже, что у них был на первом этаже класс, где они, соответственно, упражнялись. А местные как бы заглядывали в окошки. Вот это уже имеет отношение к истории.

Далее было как обычно на фестивалях — фестиваль, общения, общение организованное: вечер в кафе (или ресторане?) «Живаго». Тут тоже понятно, что да как, но — мне в тот день надо было сделать свою ежедневную халтуру, поэтому я ушел в гостиницу в относительно работоспособном состоянии и не слишком поздно. Вообще, было жарко. Очень жарко. Сделал я халтуру, отослал и принялся было спать. Но проблема: в этот день в Перми (ну, наверное не только там) были выпускные вечера. Номер выходил во двор, но не в этом дело — не так, что мешал шум с улицы, иначе: среди темноты из разных, не слишком удаленных точек принялись раздаваться девичьи стоны. Не то, что меня это как-то будоражило, просто громко они самовыражались. А жарко, окно не закрыть — кондиционера нет, историческая же гостиница.

Затем как-то стихло, я заснул. Но вскоре проснулся. Ну, не сразу — уже светило солнце, часов 6-7 утра, что ли. Вот причина: чрезвычайно заскрежетал вентилятор во дворе.

Он был не в этой силикатной пристройке, а где-то в гостиничном корпусе. Кто-то пришел на работу, понятно. Готовить постояльцам завтрак, например. То ли слева, то ли справа – с недосыпа было не понять, да еще звуки там как-то отражались. Громкий, основательный, жестяной — очевидно, какой-то совершенно аутентичный, одного возраста с гостиницей, имхо. Но, главное — он чрезвычайно что-то напоминал. И даже долго думать не пришлось: он однозначно производил «Танец с Саблями» Хачатуряна. Конечно, вывод был мгновенным: раз уж тут жили балетные из Большого, то, вероятно, тут же жили все, кто имел отношение к театру. Вот, например, Хачатурян. Который и списал ТсС с вентилятора.

Тогда я этот факт даже по-репортерски упомянул, в Полит.ру (тогда там работал). Но, конечно, не выяснял, когда же был написан ТсС (собственно, балет «Гаяне»), ни то, где его Хачатурян писал. Потому, что факт выглядел совершенно самостоятельным и в подтверждениях не нуждался. Он был некой другой природы, в которой возникновение подобных связей само уже является реальностью.

Но теперь, через 7 лет, внезапно к этому вернулся. Потому что проходил мимо стиральной машинки ровно в момент, когда она перескочила в отчасти схожий звуковой режим. Ну, в самом деле, факты другой реальности — да, сами по себе, но можно ведь и проверить соответствие той реальности этой? Или этой — той.

Дело оказалось элементарным до Википедии: «В 1939 году он сочинил первый армянский балет «Счастье». Но недостатки либретто балета вынудили переписать большую часть музыки. В результате вся партитура «Счастья», по образному выражению самого автора, была им «раскулачена»… Завершилось всё созданием балета «Гаянэ», но было это уже в годы Великой Отечественной войны. Вот как вспоминает об этом периоде композитор:

«Жил я в Перми на 5-м этаже в гостинице «Центральная». Когда я вспоминаю это время, я снова и снова думаю, как трудно тогда приходилось людям. Фронту требовались оружие, хлеб, махорка… А в искусстве — пище духовной, нуждались все — и фронт, и тыл. И мы — артисты и музыканты это понимали и отдавали все свои силы. Около 700 страниц партитуры «Гаянэ» я написал за полгода в холодной гостиничной комнатушке, где стояли пианино, табуретка, стол и кровать. Мне тем более это дорого, что «Гаянэ» — единственный балет на советскую тему, который не сходил со сцены четверть века…»»

Не стану говорить, что я оказался ровно в том же номере. Я жил на третьем или на четвертом этаже. Явно не на пятом.

В общем, вот как-то так на свете все и устроено. Но я вовсе не утверждаю, что реальности разного типа непременно найдут соответствие друг в друге.