Рижский разговорный

Андрей Левкин

Неизбежная онтологическая проблема: для меня «рижский разговорный» — латышский, а он вне Латвии как бы и непонятен. Но там есть множество всяких штук, которые понятны: интонации, ритмика, сам звук — а это, конечно, переходит и на любой иной — на русский, скажем — язык города. Причем, тут будет отчасти даже в историческом варианте — с тридцатых и по сей день. А там немецкое влияние, шведское, польское, немецкое, русское, английское.

Вообще, рижский латышский — это особое дело. То есть, имеется нормативный, а есть городской. Причем, не сказать, что нормативный — сельский (сельский тоже есть, даже несколько – с ними тоже все в порядке, но тут не о них). Нормативный, скорее, школьный и академический. У городского тоже есть разные версии, которые должны бы быть похожи, а не очень похожи. Ну, скажем, есть, что ли, богемный, а есть и городской-городской, язык пашпуек (ну, pašpuika: сам себе на уме пацан, примерно, и ходит, где хочет ) — всяких этих таких хулиганов, которые вечно слоняются по улицам от реки до железной дороги. Но эти два, к слову, вполне неподалеку друг от друга.

В принципе, городской латышский отсчитывают от Чака. Так оно, в общем и есть. Какие-то его переводы в сети найти можно, например — тут.  А сейчас будет он, воспроизведенный уже в нынешние времена. Некоторая проблема там состоит в том, что тут будет выдана чересчур уж романтическая версия, но что поделать —  стихотворение о мягких чувствах.

Migla asaro logs A. Čaks A. Mielavs

Перевод этого текста в сети найти не удалось, мои книжки в Риге, а я сейчас в Москве. Но, в принципе — и чтобы не лазить по ссылкам — поэзия Чака такая (перевод — Сергея Тимофеева, он все точно ставит):

На углу бульвара, где стоят ряды блестящих авто и неспешно плывут трамваи,
Вокруг мужчины большого и грузного стайка мальчишек вертелась, руками махая.
Была весна, небеса голубели, как глаза у мужчины, и водка в бутылке его была дешевого сорта.
Дым прокопченный, запахи, взвизги сирен облаками черными плыли прямо из порта.
Была весна, и вечер субботы и денег хватало на пиво и девушек самых нестрогих, а потом бы сойтись в рукопашной.
Чтоб в старости в доме для бедных на скрипящей кровати над тарелкой с селедкой не охать, что молодость выдалась зряшной.

Что касается романтики предыдущего клипа – ну точно там ею перегрузили. Точно знаю, я жил примерно в двух кварталах от Чака (от его дома, понятно), так у нс там все пожестче. Не то, чтобы брутальнее, а холодней и ироничней. Возможно, это некоторый что ли признак рижского языка: как-то все одновременно – и то, и другое, и третье. И холодность, и романтичность, и ирония. По части иронии на этой поляне главным долго был Харий Лиепиньш, он умер не так и давно. Песня — городская классика, о 3+1 коте с завершающим дело вальсиком «ах, молодость прекрасна, она не придет опять».

Edgars Liepiņš — Trīs runči

А вот да, смесь романтики и стеба. Там, дело в  чем, поется стихотворение Эдуарда Вейденбаума, классика — хоть и умер в 24 года (ну, потому классик, что это еще 19 век) . Стихотворений, понятно, мало, да и, в общем… Но для городской песенки нормально: там, дело в чем, грустная история старого холостяка, которому ничо не мило и, в общем, пц — так что и похоронят его в дальнем углу кладбища, куда никто, само собой, взгрустнуть не придет никогда).

Edgars Liepiņš — Nabags vecpuisis

Это все была присказка, теперь будет конкретное положение дел на сегодня. Теперь, понятно, все резче, но да, романтика свое место сохраняет, пусть даже чуть-чуть внутри текста и отремиксированом варианте. Имеется в ввиду рефрен явно из другого времени («Viņi dejoja vienu vasaru…»)

gacho vini dejoja vienu vasaru

«Viņi dejoja vienu vasaru…» это вот что: «A piece and a song (They danced one Summer) from a cult 1967 Latvian film «Elpojiet dziļi» or «Breathe deeply». Composer: Imants Kalniņš; words by Māris Čaklais». Песня тогда (и еще лет 15 после) только что не культовая, как, собственно, и исполнявший ее ансамбль Калниньша Menuets — абсолютно городской, конечно.

Viņi dejoja vienu vasaru

Ну, а Имант Калниньш — это вообще серьезно. Вот , 1972 ( или 1-ый) год;  здесь 1-я часть а остальные можно подобрать сбоку на ютубе, если перейти туда с этого клипа.

Imants Kalnins, 4. Simfonija — Allegretto

Теперь же романтика по сути убирается навсегда.  Имея в виду, конечно, традиционные мелодические решения.

GACHO «Man Gribas» / «Da Nu!» (dubultsingls)

Следующий трек Гачо называется «Грубая песня», но в неформальном варианте – по ключевой фразе «menti, ejiet dirst!», т.е. — «менты, идите в жопу» или конкретно «срать» – если дословно. Гарантирую, это тоже реальный рижский.

Gacho Rupjs songs

По поводу вышеприведенного трека есть мелкая история. Ютуб сообщает, что файл загружен 10.10.2009, а человек, загрузивший его, сопроводил свое действие словами:  «Gacho-ejiet dirst :D». Отправляя, собственно, самого автора по указаенному им адресу.  Этот мессидж тут же получил комментарий: «1 ments tomēr izdzirdēja šo dziesmu» — «1 мент все-таки прослушал эту песенку». Также по поводу данного текста коллега К.Кобрин (и в целом по поводу Гачо) отметил: «Тут уже немецкое влияние сильнейшее. Общий саунд и настроение». Собственно, так и есть, поскольку рижская речь центра города — конечно, немецкая по типу. С детства такую помню. А теперь — весьма другое рижское отношение к действительности.

Gustavo — plus minus

Рефрен там простой: столб-столб-столб-столб, дерево-дерево-забор-забор, дом-дом-окно-окно, ой — что с мною?

И, далее, шедевр. По мнению К.Кобрина: «Это просто гениальный клип. И песня отличная! Никогда такого раньше не видел».

Gustavo, Ak tu dieniņ! (Aktu dieniņa)

Детали записи: композитор Romāns Faļkenšteins, аранжировка Gustavo. Авторы клипа: Ivars Trautmanis, Eduards Zagainovs, Mārtiņš Viļums (día studio), Māris Lapiņš (M.L. studio).

Еще – тоже по поводу разговорного – есть тема связи частных городских языков с общей нормативностью, что ли. Но там как раз нет проблемы, все включается в обиход вполне естественно. На, что ли, горизонтальных основаниях. Вот, например, еще один певец-разговорник Озолс на молодежном Празднике песни. Российским русским здесь не следует думать, что тыщ — не знаю сколько, но 30 уж как минимум — человек там исполняют «Миллион алых роз». Они поют оригинал, стихотворение Леона Бриедиса. Подстрочник ключевой фразы примерно такой: «подарила Марите девочке жизнь, только вот забыла счастье ей дать».

Ozols — Dāvāja Māriņa

И, чтобы снять случайный пафос и вернуть дело в определенный российский контекст, то вот, в Риге — Каста. С нашей стороны — тот же Густаво.

Влади и Gustavo — Глупо но класс/No lupam lasi