Снег не меняет направленье ветра

Умер Аркадий Драгомощенко (Аркадий Трофимович — отсюда и АТД). Когда с человеком 25 лет, то какие тут некрологи. Но есть история: в «Воздухе» (2-3, 2011) шла подборка Аркадия и мне предложили написать к ней не то, чтобы предисловие, а в формате «Объяснение в любви». Дальше — объяснение, а потом две фотографии.

***

Коль скоро эта рубрика предполагает частную лирику, то вот: мне всегда весело, когда производятся отклики на те или иные тексты Драгомощенко (далее — АТД). Ну, это чисто реакция моего организма: для меня тут в принципе нет речи о рецензировании на тему, что́ да как в нынешней последовательности его слов. То есть, так тоже можно, но это рецензент сообщит уже что-то лично о себе, что уведёт смысл мероприятия в его частные зоны, ну а там уже privacy — ergo, прямое воздействие текста произошло, а об этом уже не говорят.

По мне, АТД производит предъявления некой сущности, о которой — имея в виду формат её представления — можно даже сказать, что она поэтическая. Per se, это просто отдельная сущность, которая теперь сделала себя видимой в таком-то виде. Но абсурдно оценивать лётные качества некой пташки, исходя из того, на какую ветку она села в данный момент — когда её, собственно, и заметил оценщик.

Это был первый пункт про АТД. Момент складывания данной сущности произошёл неизвестно когда (для меня). Уже в «Борее» в конце 80-х, а уж тем более в начале 90-х (там же) было ясно, что эта точка, то есть сущность, — уже тут. Проецирования онтологии на местность я не застал, но без упоминания этого, вероятно, не обойтись. Рассуждая обратно (теоретически плюс здравый смысл), банально предполагаю, что такая сущность возникает из авторских воззрений, склонностей автора, особенностей его характера, темперамента и вообще как-то в целом. К этой основе обязаны добавиться практические опыты по проецированию сущности в печатный вид. Что, конечно, корректирует её саму. Совокупность enlightment’ов, необходимых в данном деле, опустим как тривиальность.

Сам автор вряд ли может способствовать развитию процесса, хотя тот и происходит при его ясном целеполагании. Автор, конечно, понимает, что́ должно быть. Для него, конечно, это всякий раз ограничено очередным текстом, хотя здесь и не серия разовых актов, но длительность, развивающая сама себя. А она не может только лишь наращивать кодекс текстов. Они обязаны во что-то превратиться.

Что и происходит — это вторая точка. Она делает автора (as is) отсутствующим всякий раз, едва он соотнесётся с ней — с точкой, в которую сошлись весь его опыт, все предыдущие креативы и т.п. Здесь автор, не отличимый на письме от этой сущности, всасывает в себя-неё всё, что требуется для того, чтобы не просто обозначить своё наличие, но обжиться в этом качестве. Она использует любой материал, который можно взять из окружающей (как милой, так и дурной) ерунды.

Все эти items получат внутри неё своё место, которое не соотносится (не обязано) с контекстом, из которого их выдрали. Они не будут на входе как-то специально проинтерпретированы, но войдут туда как элемент, требуемый уже там, внутри. Бутылка вина, влившаяся в человека, уже не соотносится с виноградарством и способами доставки продукта до стакана пьющего.

Тогда достигается третья точка: этой сущности уже ничего не надо. Она реализовала свой проект, превратила исходную точку в нечто, осязаемое мозгом. С ней — в том пространстве, где она живёт, — не сделается уже ничего. Её можно дополнять, но сущность висит где-то уже навсегда, а дополнять и украшать себя она может в деталях. Она, конечно, не застыла в исходном виде, поскольку со временем меняется её положение относительно той жизни, откуда брались её элементы. Для той поляны она всё время будет становиться другой, не делая для этого ничего. Тексты АТД двадцатилетней давности сейчас действуют иначе, хотя они ровно из тех же букв и снег продолжает не менять направление ветра, а первый трамвай снова лязгает. Только личный опыт читателя тут ни при чём, ведь он никогда не станет таким умным, чтобы всё это сосчитать. У АТД эти периоды произведены давно, есть уже и четвёртый, и пятый. Четвёртый, например, такой: сделав свою планету, можно действовать и на других — по правилам этих других, но — сохраняя своё происхождение. Для поэта это может быть проза, для прозаика — документалка, как-то так.

Если тут подумать о читателе, то именно этот период — для него. Да, предыдущие — тоже, но этот уже не требует от него адекватной образованности и наличия склонности к ощущению сущностей сверх необходимых ему в быту. Здесь уже возможно даже внекультурное восприятие: на этой стадии транслируется уже чистая свобода быть где угодно, в любом качестве, являться там — в любых условиях, обстоятельствах, при любых ограничениях — собой. Не так, что стараясь оставаться самим собой, а для этого и делать ничего не надо. Она, сущность, или же машинка её здешней реализации, уже не нуждается ни в контексте, ни в читательской компетенции, потому что при чтении она создавала всё — с тем, чтобы далее изменять себя.

Возникшая (шаг 1) и созревшая (шаг 3) сущность действует уже вне родных окрестностей. Она может быть где угодно, отсутствуя там своей онтологией, являясь там чужой, но ей-то уже какая разница? Это шикарная штука: вроде, что-то чисто бесплотное — на деньги того места, где АТД оказался в данный момент, — но ведь и не позарез нуждается в этих деньгах?  Вот «Тавтология», вышедшая весной в «НЛО». Ай, не один я её так ощущаю, но и автор, раз он открывает её так: «Меня распределили боги по многим местам, имеющую много пристанищ, принимающую множество форм. Ригведа. Х, 125. Гимн Речи». Это оно и есть.

Ещё надо уточнить про речь, для чего следует вернуться на одну позицию. По человечески-то самое главное (имея в виду антропоморфные объяснения) третья фаза. Пойнт в том, что какие-то такие вещи происходят, продолжают происходить. Странно же, зачем на свете всё ещё появляются умные люди, социум уже вполне может и без них: если так, в среднем. Их качества излишни для социального бытования. Так и истории от АТД: они появляются, хотя какое общество сформировало тут запрос на них?

Кто скажет, почему АТД пишет именно то, что он пишет, — и как пишет, разумеется? Логических, прагматических оснований такого письма в окружающей действительности нет. Но основания этого письма существуют и активны. У него там Ригведа — и это не так, что он следует Ригведе, это просто одно и то же.

Так что если кто-то и обходится без сложности, то сложность всё равно существует. Это не вопрос выбора, её нельзя выбрать или намеренно выстроить — она как-то сама делает это, и всё. Все эти трансмутации опыта, появление новых смыслов: машинка работает. А уж как эта наглядная реализация своего отсутствия в местных ебенях, а также — свобода могут быть поняты лицами без соответствующих опций, это — их проблема.

Так вот, о речи: это давно не словесная история. Понятно, что только максимально возможный уровень языка даёт возможность машинке действовать вне его границ — сыр букв мел (АТД, «Настурция как реальность»). Так что в-четвёртых вот еще и это, а в-пятых тогда происходят штуки, которые влияют на остальных, не предполагая влиять, но влияя.

Point тогда в-шестых: если сложить от «во-первых» до «в-пятых», то всё это, конечно, правильно, но что-то не сходится. Семантически недостаточно. Всё это — расписанное по стадиям — почти фэйк, поскольку эту штуку — эти штуки АТД — никто, кроме него, сделать не мог. Не было бы… что именно? Дефиниции сбоят, они же предполагают общие случаи, тиражируемость. Вот были бы мы тут китайцы, тогда просто: АТД — это новый иероглиф, который означает ровно то, о чём пишет АТД. А так — ну что же поделать, когда это не словесная история, пусть и исполнена словами.

К чему относится всё, тут сказанное? К тому, что возникнет при чтении подборки: к тому, что не имеет ни вида, ни облика, но теперь начнётся.

***

Ну а дальше в журнале начиналась его подборка. Вот, собственно, она. Последнее стихотворение такое:

«Ну хорошо, мы знаем, что всё, что известно, только то,
что можем узнать. А как узнать, где? Вот место, оно
расползается маслянистым пятном на воде, тополиный пух,
ты наклоняешься — под ногами замерла над песком краснопёрка,
сгорает раскалённый отраженьем камыш, и «здесь» же умер отец,
здесь — это зима и соль хрустит на зубах. Как описать, к примеру,
не соединившие объятия или сказать, что не важно, где,
что всегда неловкость, люди умирают, но и не только — они
чаще, чем умирают, убивают. Но и это не ложь, это то,
что принимаешь за «мир». Но и не мир, а пару тактов падения.
Не обнимай, не говори, что любишь. Не делай — и только»

***

Ещё две фотографии. Первая — это январь 2009-го, я послал ему «Марпла», он ответил и этим: «Вот тебе и картинка на обложку :-)». Всё так, но там был нужен цвет, да это и не Рига (как хотели в НЛО), а СПб (это там, от него неподалеку). Но здесь не воспоминание, а о том, что — это всё не словесная история. Фотография, понятно, АТД, то есть — это тот же он, но не словами, а светом.

А эту Аркадий прислал летом 2010, кто снимал — я не спросил, а спросил про цифры, ответ был: «t ночной прохлады :-)»

 

***

Публиковалось в Полит.ру, «Снег не меняет направленье ветра«