Мюнхен–Берлин. Экономист

Катарина Венцль

09:15. СМС от Виктории: Доброе утро. Мой поезд двигался со сниженным темпом, и я не успела на электричку. Буду в 9:59. Если придержусь описания маршрута, то быстро прийду на стоянку. Заранее прошу прощения! До встречи! Вики.

Десять часов. Звонит телефон. Виктория, с упреком в голосе:

– Я уже здесь!
Сейчас буду.

На стоянке. Виктория не одна, а с молодым человеком. Со мной здоровается, с ним прощается. Он немедля уходит на станцию.

Виктория: Главное, что ты приехала. Как-то раз я забронировала место в микроавтобусе. Пришла, а сесть негде. Итальянцы нарочно набирают побольше народу – кто первый нарисуется, тот и сядет. Водитель сказал мне: «Подъедет вторая машина. Сядешь в нее».

– И…?

– Не подъехала.

– Как?

– Второй машины не было. А однажды водитель назначил нам в три часа перед своим домом. Мы с другим попутчиком в три явились к дому. Водителя не было. Через четверть часа он с чашкой кофе высунулся на балкон, помахал нам рукой: «Щас спущусь». Вид у него был, как будто только что проснулся. Спустился он к нам минут через двадцать. Машина была грязная, набитая всяким мусором, казалось, что при торможении это барахло полетит на нас. Около Нюрнберга он съехал с автобана за кем-то еще. Мы потеряли кучу времени.

– Не повезло.

– Да. Но, как правило, на частных машинах все проходило нормально. С одним хорватом я доехала за четыре с половиной часа, но мы полчаса прождали одного парня.

– Это почему?

– Хорват позвонил по номеру, указанному в запросе. К телефону подошла мать попутчика, она забронировала место сыну. Хорват попросил дать ему телефон сына, она: «Я позвоню ему сама». Мы ждали. Хорват опять ей звонит: «Ну как?» Мать: «Он был в ванной. Уже уходит, скоро будет». Через пятнадцать минут снова: «Где?! Дайте телефон!» Мать: «Я позвоню ему. – Перезванивает: Едет. Вот-вот будет». И третий заход: «Так дайте же его телефон!» Мать диктует, хорват звонит сыну, сын не подходит. По истечении тридцати минут отъезжаем. Звонит телефон хорвата. Попутчик: «Я тут. Вышел на улицу не в тот выход, поплутал». Мы подобрали его, он сел на заднее сиденье, нагнулся вперед: «Вы, значит супружеская пара?» – «Нет!»

Хорват – мужчина немолодой, как парень не заметил разницу в возрасте? В ходе поездки он выдал целый букет неуместных комментариев. Мы удивлялись, пока не врубились, что парень – под наркотой. Погостил у бабушки в Берлине, ехал домой к матери, она и пыталась отгородить его от водителя.

…Приятная поездка была с Тоби. У него за задним сиденьем – специальная клетка для собаки.

– С собакой?

– С собакой. Тоби второй месяц ездил к подруге в Берлин. Интересно, сколько он продержится. Сама я не выдерживала отношения на расстоянии. У меня в Мюнхене был бойфренд, мы встречались каждые две-три недели. Все было чудно, но мне не доставало ежедневной совместной жизни. Из-за этого мы расстались.

– Какая собака у этого Тоби?

– Помесь какая-то.

– И как она перенесла поездку?

– Собака умудрилась протиснуться мимо решетки, и вдруг оказалась на моих коленях, не маленькая, но и не тяжелая. На моих коленях она успокоилась. Уснула.

…Но приключения бывают не только с водителями машин. Недавно в поезде при мне старик, гитлеровские усы, пробор сбоку, налетел на двух молодых иностранок. Они подсели к нему в отсек, одна из них напротив него у окна, невзначай задела его за ногу. Извинилась, но он заверещал диким голосом, что он – привилегированный клиент, и какого черта в страну ввалились иностранцы, сидят на пособиях, съедают наш хлеб. «Понаехали! Убирайтесь, сволочи, я заплатил за услуги железной дороги 4000 евро!» После чего поднял руку в нацистском приветствии.
Одна женщина заступилась за девушек, вызвала проводницу, та объяснила девушкам, что по их билетам не разрешается занять эти места. Они встали, постояли в коридоре. У меня были места свободные, я посадила их к себе, пообщалась с ними. Обе — афганки, одна – медсестра, другая учится на медицинском факультете. Ошарашены поведением мужчины. Сама я никак не ожидала такого от старика. От молодых, да, их в Берлине часто видишь, они выкрикивают свои лозунги, выступают. Но старшее поколение должно было уже понять…

– Ты живешь в Берлине?

– Я училась в Берлине, но работаю в Мюнхене, переехала туда. В Мюнхен из-за нехватки рабочих мест в Берлине перебрались многие мои друзья, полсемьи уехала из Берлина. В Берлине я уже не дома, хотя сохранились кое-какие знакомые. Я и нарочно искала работу в Мюнхене.

– В Берлин, то есть, в гости?

– К родителям и друзьям. Двадцать шестого перееду к одному приятелю в Пренцлауэр-Берг, чтобы удобнее было повидаться со всеми. Тридцать первого уеду обратно в Мюнхен.

– Удобнее?

– Из Пренцлауэр-Берга проще передвигаться по городу, а то из Мальсдорфа (прим.: городской район Берлина), где живут родители, ехать час с лишним. Мать, конечно, была против: «Почему не хочешь остаться у нас?» Я ей: «Пилить далеко на общественном. Если дашь машину, останусь у вас». Мать: «Нет, машина нужна мне, на случай, если куда-нибудь надо будет махнуть. Я: «Тогда я перееду к другу». Мать: «А к нам-то ты показываться будешь?» Я: «Буду».

– Тебе в Мюнхене комфортно?

– Да. Меня в Мюнхене, да везде, ценят уже за одно то, что я из Берлина. На работе меня даже попросили поговорить с берлинским акцентом – лупятся на меня как на медведя в цирке. На фестивалях так и разевают рты: «Во! Из Берлина?! Класс!» А я потешаюсь – что в этом такого?

– Ты ездишь на фестивали музыки?

– Ага.

– Какой именно?

– Электроники. Раз в год, на длинные выходные с четверга по воскресенье.

– Куда?

– В Тюрингию.

– В каком городе?

– Не в городе, а на селе! Играют на площадках под открытым небом и в крытых помещениях, тентах. Танцуем и выпиваем. Ночуем в палатках. Этим летом за четыре дня я спала не больше семи часов.

– Не маловато?

– Сильно выматывает, но и заряжаешься энергией. В этом я убеждалась не единожды. Езжу с восемнадцати лет, с выпускного года школы. Знакомлюсь с массой народа, договариваюсь о встречах через год.

– Оставить Берлин не жалко тебе?

– Берлин меня уже не греет, захламляется. В Кройцберге, например, стройка на стройке, в этих шикарных домах швабы раскупают квартиры, населяют город, приезжают непонятно зачем.

– Берлин популярен.

– Работы в городе нет, но на этих людей с их швабским акцентом (прим.: Швабы в Германии считаются трудолюбивыми и экономными) напарываешься всюду. Они противно так спрашивают: «А што ты тут делаешь, кем работаешь?» Где-то в Пренцлауэр-Берге на стене я увидела граффити: SCHWABEN RAUS (прим.: нем. швабов вон!)

– А где ты работаешь в Мюнхене?

– В отделе сбыта одной компании.

– Давно?

– Второй месяц. В одной фирме по телефону буквально обещали: «Ваши документы производят очень хорошее впечатление. Вам осталось пройти собеседование. Место вам практически обеспечено, вам придется вести себя уж прямо неадекватно, чтобы не получить его». На собеседовании вроде также все вышло удачно, и только оканчивая беседу кадровик сказал: «Все же вы молоды для этого высокого поста, у вас были бы сотрудники старше и опытнее вас, они не принимали бы вас всерьез». Зачем тогда пригласили? Им мой возраст был известен по моей автобиографии!

…Отец, он, как и мать, не хотел, чтобы я уехала: «Родной Берлин не покидают! Ты долго не продержишься, через три месяца мы увидим тебя здесь, вернешься». Когда по телефону призналась, что не сложилось, он злорадствовал. Потом он попытался помочь мне. Купил на Амазоне папки для пакета документов для приема на работу, прислал их мне по почте. Я: «Зачем? Я рассылаю свои заявления по имейлу». Он: «Попробуешь разослать традиционным способом». Но у меня все-таки выгорело по электронной почте.

– На кого ты училась?

– На магистра по экономике предприятия.

– В Берлине?

– Да, в Высшей школе экономики.

– Где это?

– В центре города, на Фридрихштрассе, около станции метро «Штадтмитте».

– Не слышала.

– Вуз частный, платный. Зато группы маленькие, обучение эффективнее, чем в университете, где теряешься в толпе. Плюс учеба «дуальная», я по одной неделе ходила на лекции, по одной работала в компании. График плотный, нужно грамотно организовать свое расписание.

– Сколько учеба продлилась?

– Четыре года.

– И в какой сфере ты проходила практическую часть?

– В гостиничном бизнесе. В фирме, у которой контракт с Высшей школой. За четыре года я прошла почти по всем отделам, но всего лишь в последнем выдалась возможность на практике приложить знания, обретенные в Высшей школе. Была перспектива продолжения работы, но к концу учебы случился инцидент… Меня несколько месяцев подряд заставляли каждый день задерживаться часа на три, сотрудники поголовно уходили к пяти, ни один из них меня не выручал. Я крайне утомилась и чувствовала, что не справляюсь. Компания планировала открыть филиал в Брюсселе, ведением переговоров по этим вопросам поручили мне. Один наш партнер по этому делу оказался несговорчивым. Какие бы варианты я ни выдвигала, он ни с чем не соглашался. В результате у меня лопнуло терпение, и я в сердцах выпалила: «Смотрите, вас ничего не устраивает. Я уж не знаю, что вам еще предложить. Давайте отложим пока это дело до нового года!»

Я хотела обратиться к начальнику и растолковать ему обстоятельства, но партнер опередил меня. Насписал начальнику и руководительнице отдела имейл. Руководительница позвала меня к себе: «Что произошло? Доложите!» Я объяснила, что так и так, партнер сложный, а я перегружена, коллеги самоустранились, все я да я. Я дошла до предела своих сил, и если кардинально ничего не изменится, то я уйду. Я старалась держать себя в руках, но все же мне, чтобы не накричать на нее, пришлось резко встать и выйти. Она явно хотела что-то добавить вдогонку, но не успела. В дверях я увидела, что она сидит за столом разведя руками, с совершенно обалдевшей физиономией.

Она настучала начальнику, и он позвонил мне: «Через пять минут встретимся внизу, пройдемся вокруг квартала». Мы с ним дружны, и это меня спасло – он поступил на работу позже, чем я, и я ввела его в курс дела. Мы приятельствуем, общаемся и в свободное время. Ту руководительницу и он терпеть не может, он доверил мне это по секрету. Присутствовал бы на моем с ней разговоре: «Если накинется, возьму твою сторону». При его посредничестве ситуация разрулилась бы, но я свое решение уже приняла. Подала заявление об уходе с работы, тем более, что собиралась в Мюнхен.

В последний рабочий день принесла пирожное, раздала среди коллег, поднесла и директору по бизнесу и его секретарю, но он, против своей привычки, не прощался со мной, хотя в этот день пару раз проходил мимо моего кабинета и даже заглядывал. Уходя, я попросила начальника передать ему привет от меня и спросить, какое у него воспитание – я-то хорошо воспитана!

– Гости из России в вашей гостинице останавливались?

– Да. Приезжали гости из России, стран СНГ, Восточной Европы.

– Хорошо воспитанные? – улыбаюсь я.

– По-разному… Сложность заключалась в том, что они не знали ни немецкого, ни английского. Тут мне пригодился бы русский язык. С этими гостями мог общаться только один наш коллега, владевший русским языком.

Но в праздники мне предстоит общение с однозначно невоспитанным человеком – подругой старшего брата. Почему он седьмой год живет с этой склочной бабой, почему вообще с ней живет?.. Они не прекращаясь цапаются, и все кажется, что дело идет к разрыву. То ли они просто привыкли друг к другу и боятся одиночества – оба не поддерживают контакт с внешним миром, ограничиваются общением друг с другом. То ли у брата какие-то особые сексуальные предпочтения, которые может удовлетворить она одна. Но об этом я и думать не хочу. В общем, мы ее не любим, а он все дарит ей дорогие подарки, айподы с айпадами, все самые свежие модели. Мать называет ее «куклой Барби Мартина» – в точку! Вместе с тем, брату жалко денег на собственного ребенка, которого случайно зачал с предыдущей подругой. Ребенок – прелесть, но брат скупится на алименты и игрушки. Я ему высказала свою критику по этому поводу. Брат ведь, специалист по холодильной аппаратуре для самолетов, зарабатывает тучу денег. Но он в свои тридцать семь ни о своем ребенке, ни о детях как таковых, ни о женитьбе и слышать не желает, а подруге тридцать один, ей поскорее бы замуж и рожать.
…Когда брат на три года перевелся на работу в Испанию, она отказалась от своего места работы зуботехника и потащилась с ним. Но в Испании она не воспользовалась предложением посещать курсы испанского языка, организованные компанией мужа. Сперва ничем не занималась, затем нанялась няней в немецкую семью, на оставшиеся месяцы нашла, наконец, работу у немецкого зубного.
После Испании она объявила брату, что хочет сдать аттестат зрелости. Брат оплатил ей курсы и платит по-прежнему, посколько она до сих пор не сдала. Между тем, у нее новая прихоть – переобучиться на другую профессию, тренера по спорту. Для этого нужен соответствующий диплом. Опять ее обучение оплачивает не она, а брат.
…Ранней осенью мы с братьями наметили совместную поездку на озеро Гарда, но погода была мерзкая, и мы вместо озера направились в гостиницу с услугами «вэлнес». Мартин на машине должен был забрать младших братьев и меня, далее на юг поехали бы вчетвером. Но не тут-то было, подруга Мартина закатила скандал из-за того, что не предполагалось ее участие, она заставила Мартина отвезти ее к родным в Бремен.

– Из Берлина?

– Из Гамбурга! Они живут ближе всех к нашим родителям. Но навещают их реже всех! Сам он к нам в гостиницу прилетел на самолете. Мы с младшими братьями добрались поездом, благо достали дешевые билеты. В гостинице поселились, вечером собрались, посидели… и разразилась ссора: какого лешего Мартин, нарушив договоренность, в угоду своей кукле подвел нас, меня с братьями. «Ты эту женщину любишь?» – наорала я на него. Он не ответил.

…На Рождество у родителей он куклу привезет, она ни с кем не будет разговаривать, а развлекаться своим телефоном. Зачем ей мы? Наверное, чтобы не провести Рождество одной.

– На Рождество у вас будет много людей…

– Да! Будут все, в том числе младший из братьев.

– Он моложе тебя?

– Нет, все братья старше меня. Младший брат служил в армии в Тюрингии. Они с подругой на Рождество официально огласят решение в следующем году родить ребенка. У среднего брата подруга тоже более приятная, чем у старшего. Училась на литературовдческом, написала прекрасную дипломную работу, вбила себе в голову пост главного редактора, но ее никуда не берут, потому что без опыта. Я посоветовала ей не метить сразу в начальники, а пока искать юниор пост младшего сотрудника. Шансов на такой устроиться больше, и на нем она наберется нужного опыта. А так она выживает за счет каких-то халтур.

…За время жизни с братом она, впрочем, заметно изменилась. Когда она с ним познакомилась, она была примерной девицей из буржуазной семьи. Прожила с братом несколько лет и стала отчетливо проявлять хаотичность. Но ему это не мешает, он забавляется над ней.
Будет ли она работать по профессии в обозримом будущем, еще неизвестно. Вряд ли, она с братом уедет в Австралию.

– В Австралию?

– Брат нашел там работу.

– Какую?

– Он физик по образованию, написал диссертацию с отличием, но из нас никто толком не просек, какая у него специализация. Как-то он попытался донести до нас: «Играю лазером. Посредством лазера наношу одни материалы на другие. Провожу фундаментальные исследования для промышленности». Он, значит, позвонил домой: «Буду работать в Австралии». Мать в шоке: «Так далеко?!» Отец: «Из Берлина не уезжают!» Мать: «А как же мы будем общаться друг с другом?» Я: «Есть Интернет, имейл, заведи Скайп!» Теперь у матери есть и смартфон и электронная почта – молодец!

– Елку наряжаете?

– Да. Точнее, наряжает отец. Он на Рождество всегда сам покупает елку и наряжает ее. На Рождество основная тема – елка отца. Мне не нравится, как он вешает на нее все подряд, вплоть до старых игрушкек, которые мы с братьями смастерили в детстве – сборная солянка, разнобой. А серебряный дождь он вешает не отдельными нитками, а берет горстью и набрасывает. Мать лишнее снимает, отец протестует: «Почему?» Мать: «Некрасиво!»

Ставит он елку за аркой в гостиную. В передней части гостиной – обеденный стол, в задней, за аркой – диван. Напротив елки – компьютерный шкаф отца, еле протиснешься. В прошлом году средний брат, белый как мел, зашел на кухню. Я: «Что такое?» Он: «Я чуть не опрокинул елку!».
…Также отец на Рождество печет слоистый торт, масляный. И никому эту честь не уступает. В том году он, после того, как испеклось тесто, забыл вытащить бумагу, разделяющую слои. На нее все натыкались вилками, зубами. Мартин присоединился к нам на день позже, и его не предупредили о бумаге. За столом все с любопытством наблюдали, как он сжевывал первый кусок торта вместе с бумагой. Мать: «Как тебе торт?» – Мартин: «Ничего… – Но тут уже и дошло до него – Тфу, да что это такое?!» Он выплюнул сжеванную бумагу. Мы все ржали от души.

Ѻ

Виктория вдевает в уши наушники, включает плеер. Минут через тридцать выключает его.

Что ты слушаешь?

– Аудиокнигу Сьюзен Коллинз – «Голодные игры».

– О чем это?

– В некой империи будущего от каждого из двенадцати дистриктов избирают мальчика и девочку, которые участвуют в «голодных играх». Кто побеждает, то есть, не погибает, в течение года бесплатно получает еду (прим.: этого нет в описании сюжета).

– Жестоко.

– Есть экранизация, но книга жестче, фильм разочаровал меня.

– Я не смотрела бы и фильм.

– Он разрешен детям с двенадцати лет.

– Это ты так готовишься к масляному торту отца? Ментально?

Виктория смеется.

Ѻ

Подъехав к условленной станции метро, я выпускаю Викторию из машины:

– Счастливо праздновать Рождество!

– Спасибо за проезд. Было очень интересно!

– Да.

.

.

Берлин–Мюнхен. Финансист и политолог

Мне пишет некий Арменд. Кого ждать в этот раз? Африканца? Араба?

Вечером пятого звонит сестра Арменда: Брат еще не бегло говорит по-немецки.

Договаривается за него о месте встречи: Мархштрассе, к северу от площади Эрнста Рейтера, на автозаправочной станции.

Шестого в одиннадцать двадцать звонит брат Арменда:

Где машина? Мы на месте!

– Мы назначили на двенадцать часов.

– Да. Мы уже здесь. Арменд подождет.

В двенадцать мы с попутчиком Александром, севшим в машину около моего дома, подъезжаем к заправке. На въезде молодой человек, аккуратно стриженый блондин, с маленьким чемоданом. Узкие синие штаны, коричневая куртка. Немного нервный. Ни на африканца, ни на араба не похож.

Вежливо подает руку, представляется, бережно ставит чемодан в багажник, два-три раза проверяет, ровно ли стоит, не повалится ли. Скромно садится на заднее сиденье, за Александром:

Да, удобно, нормально.

Какой ваш родной язык?

– Албанский.

– Недавно живете в Берлине?

– Нет, я живу не в Берлине, в Берлине живут пятеро моих братьев и сестра. Один брат – в Мюнхене.

– Вы более чем пунктуально были на заправке.

– Я рано был, потому что брат, который подвез меня, работает с двенадцати часов. От него, с северо-запада города, неблизко.

– Погостили у него?

– Я в гостях был в Гамбурге, на новый год приехал в Берлин повидаться с семьей и друзьями, поработать у брата, сейчас еду в Мюнхен.

– У вас большая семья.

– Да. У меня двадцать шесть племянников. Круглый год отмечаем дни рождения.

Сам Арменд явно не женат и бездетен. Беседуя о семье, он слегка напряжен.

А где вы живете?

– Живу где? В Косово.

– Есть работа?

– Есть. Я учился в университете экономике, финансовому менеджменту. Три года проработал в Коммерцбанке в Швейцарии, в Берне и других городах. Но возможностей карьерного роста не было, и я ушел.

– А директором банка?

– Мой начальник зарабатывал ненамного больше меня, евро на двести. Не стоило бы труда.

– В банке по-немецки не говорили?

– По-английски. Два года назад я сам учредил фирму, офис, веду бухгалтерию для предприятий-заказчиков, такого рода аутсорсинг им выгоднее, чем оплачивать штатных работников.

– Заказов достаточно?

– Нужно утвердиться на рынке. Это непросто, но жить можно.

– Вы работаете в одиночку?

– Нет, у меня есть один компаньон, партнер.

Мы с Александром перекидываемся несколькими короткими фразами. Арменд:

– А вы на каком языке общаетесь?

– На русском.

– Напоминает сербский.

– Языки родственные.

– В банке у меня был русский коллега. Когда он видел красивую девушку, он говорил: «Ух какая!» Научил говорить так и меня.

– Вам пригодилось?

Арменд смеется, не отвечает.

– Как вы относитесь к сербам?

– С сербами не против бы и дружить, но мы с ними практически не соприкасаемся. Сербия жила за счет других регионов Югославии – Анталии, Македонии и так далее. Сербия и сегодня – серьезная проблема, она все пытается доминировать. Впрочем, в составе Европейского Союза всем лучше, у всех равное положение, но в то же время заканчивать войну и преодолевать ее последствия будет еще не одно поколение. Истинного единства и в Европейском Союзе, к сожалению, нет. Это заметно по институтам ЕС, ведающим внешними отношениями – кто такой комиссар по внешним связям, кто в народе его знает, и чем он занимается? Чистая декорация!

– А сколько албанцев в мире?

– В Албании под три миллиона, в Косово миллиона полтора, в Македонии два. Есть в других странах. Всего около пятнадцати миллионов.

– Не так уж и много.

– Да.

Александр, прерывая молчание: Мне Эфа, хозяйка моей комнаты, дала с собой домашнее пирожное. И конверт, адресованный ее подруге Изольде в Байройте. Изольде живет в непосредственной близости от автобана, можем съехать и выпить у нее кофе, она нас ждет.

– Как мы с ней свяжемся?

– Номер телефона написан на конверте.

Я, Арменду: Вы не против выпить кофе с пожилой дамой, с которой никто из нас не знаком?

Арменд, улыбаясь: Нет.

– У меня глючит навигатор… у вас есть телефон, на котором можно посмотреть карту?

– Да!

Арменд включает телефон, набирает адрес Изольде, подсказывает:

– Двести семьдесят километров прямо! Боюсь, что не хватит зарядки. У вас есть блок питания?

– К сожалению, нет. Берегите аккумулятор, выключите пока телефон, двести семьдесят километров по прямой мы проедем и так. Включите его около съезда с автобана.

Ѻ

После съезда «Байройт-Норд» Александр звонит Изольде, предупреждает ее о нашем прибытии. Телефон Арменда между старых, но ухоженных частных домов в три этажа с широкими, низкими окнами с горбыльками, безошибочно подводит нас к дому со странным номером 3 ½.

Нам зуммером открывают дверь, на втором этаже нас принимает светлоглазая седовласая старушечка. Она с ходу ко всем нам обращается на «ты» и предлагает нам тыкать и ей. Но Арменд продолжает выкать. Изольде заваривает чай и кофе, на стол она ставит пирожное: Russischer Zupfkuchen» (прим.: нем. русский творожный пирог). Невестка испекла.

На стене над комодом фотографии детей и внуков.

Арменд и Александр усаживаются друг рядом с другом, чистенькие, опрятные, смазливые.

Я, вспомнив русского коллегу Арменда: Ух какие!

Арменд с Александром усмехаются. Изольде наливает чай. Мне попадается чашка с надписью: FREIHEIT IST DIE MUTTER DER PHILOSOPHIE (прим.: нем. свобода – мать философии) под картинкой: вид из окна на зелень.

Я – Изольде: Чашка с историей?

Изольде: Фотография сделана с моего рабочего места. Коллеги заказали чашку, подарили ее мне по случаю выхода на пенсию.

– А где ты работала?

– На философском факультете университета.

– Ты из Байройта?

– Нет, сама я не отсюда, мои родители переехали сюда.

– Вагнера слушаешь?

– Друг юности посвящал меня в музыку и жизнь Вагнера. Он специалист по его музыке. Вагнера как личность я терпеть не могу, он был мерзким, бесхарактерным типом, бессовестно пользовавшимся другими людьми, особенно женщинами. Я читала переписку Вагнера с экономкой, гадость редкостная, он вправду экслпуатировал их всех.

– Козиме (прим.: дочь Ференца Листа, вторая жена Рихарда Вагнера) приходилось невесело?

– Она в своей увлеченности им ничего не замечала, тащилась даже от своего ига.

– И все же – саму музыку Вагнера любишь?

– Музыка Вагнера прекрасна. Но купить билеты на фестиваль обычному человеку невозможно. Они распроданы задолго до спектаклей. Слава богу, в городе проходят и другие культурные мероприятия, выставки, концерты, есть театр. Здесь не скучно и без фестиваля.

Где твоя семья жила до Байройта?

В войну жили в Неммерсдорфе (прим.: деревня к северо-востоку от Байройта). Нас было четверо братьев и сестер. Один брат уже умер. Я родилась накануне сороковой год.

Наш дед был бургомистром Неммерсдорфа. Когда стало ясно, что скоро – конец, придут союзнические войска, дед полез на колокольню и поднял белый флаг. Это было опасно, так как национал-социалисты в засаде могли подстрелить его.

– Вы видели победителей?

– Первое, что я ребенком увидела от американцев, был ствол орудия танка, выезжавшего из-за угла дома. За орудием последовал сам танк, а в нем чернокожий. Не нарисованный, как в детской книжке, а настоящий! Он был очень мил к детям, дарил нам шоколадки и – боязно сказать в наше политкорректное время – бананы!

…В три года я с родителями сидела в бункере под домом в Цюрихе. Хорошо запомнила бомбежку и позже удивляла взрослых подробным рассказом о ней – шум самолетных двигателей, сотрясавший стены, пол, потолок, грохот, пыль, крики людей. По дошедшим до нас сведениям ничего страшного не случилось, но когда мы выбрались на улицу, нашим глазам предстало зрелище: детские коляски, оставленные перед бункером, повисли на деревьях. Наверное, я не зря стала активисткой пацифистского движения.

Изольде, Арменду: А ты – откуда?

Из Албании.

– О! В начале семидесятых годов мы с моим бывшим мужем на машине совершили путешествие по Турции и Югослоавии – запамятовала названия городов… из какого города ты?

– Из Призрена, это второй по размеру город после Приштины.

– А-а… И Стамбул был захватывающим, мне хотелось бы еще раз посетить его. Хотя… повторно отдыхать на пляжах Анталии нет желания. В семидесятые там был пляж, и ничего более. За последние десятилетия все застроили, прелесть былая пропала

Александр, осторожно: Никого не хочу торопить, но мне кажется, нам потихоньку надо двигать в сторону Мюнхена.

Изольдье: Что ж, спасибо за визит! Не хотите ли взять что-нибудь в дорогу? Пирожного?

На прощание она обнимает Александра, стеснительного Арменда полуобнимает, тот ей руку подает. Меня она нежно, по-матерински гладит по щеке.

.

<< Попутчики < Попутчики   |   Попутчики >