Берлин–Мюнхен. Японка, пианист-любитель и специалист по коммуникации
Когда я подхожу к машине, Акане уже на месте. Вторым появляется Лукас, третьей, скользя по снегу, прибегает Кристиане. Ее провожает молодой человек, тащащий чемодан.
– Наполовину японец, – Кристиане посвящает Акане.
Ѻ
Я – Акане: В Интернете наткуналсь на вашу однофамилицу – японскую пианистку.
Акане, по-английски: Это не я. Но через неделю будут новости обо мне во всех газетах, я буду такой же знаменитой, как она.
– Наверное, вас все время спрашивают, не вы ли это. А имя ваше что-то означает?
– Да – «розово-красно-фиолетовый цвет заката. Его выбрал отец. Так называется и растение, из семян которого добывают краску такого же оттенка для покраски ткани. Этот цвет традиционен. А имя довольно распространенное.
– У вас прекрасный английский.
– Я пять лет училась в Лондоне. В сентябре закончила.
– Что закончили?
– Графический дизайн.
– А теперь?
– Останусь на два месяца в Берлине. Прохожу практику, стажировку.
– По профессии?
– На фирме по дизайну, которая занимается оформлением окон и прочего.
– С коллегами на немецком общаетесь?
– Сотрудники фирмы говорят по-английски, в том числе между собой.
– Коллектив международный?
– Нет, там работают швейцарцы, австрийцы и немцы. Многие немцы говорят по-английски, немецкий и учить не надо. Удобно, но жаль.
– По Германии путешествуете?
– Немного, да: в Лейпциге посмотрела музей книжного искусства, в Дрездене – центр и район за мостом, в Дессау – Баухаус. Дважды гостила у моего бывшего бойфренда в Дортмунде. Заодно посетила Кельн, Дюссельдорф, Эссен, но ничего не запомнила, все города в том регионе одинаковы. Из Дортмунда рукой подать до Нидерландов, мой бойфренд регулярно ездил туда курить травку.
– Слышала о таком виде туризма…
– Сама я ни курю, ни пью, но предвкушаю предстоящую кружку глинтвейна на рождественском рынке на Мариенплац (прим.: центральная площадь Мюнхена).
– Еще раз должна сделать вам комплимент. У вас английский превосходный. Чистый. Неужели за пять лет учебы вам удалось выучить его до такой степени?
– Нет. Я выучила его в школе. Мой отец преподаватель английского, ученый-англицист. Его пригласили на год в Оксфорд, и он взял с собой семью.
Меня на десять месяцев отдали в boarding school. С понедельника по пятницу я училась в школе, жила в интернате, субботу-воскресенье проводила дома. В день прощания со школой я ужасно плакала: не хотела уйти. Твердо решила учиться в английском университете. Вот я и отучилась…
– Место получить сложно?
– Нет, не сложно. Иностранцы за учебу платят в три раза дороже англичан. Для казны это неплохой доход.
– Стипендии у вас не было?
– Стипендий для иностранцев нет. Я в Японии взяла кредит на учебу за рубежом. С января его нужно будет выплачивать.
– Будет ли из чего?
– Будет. С английским образованием у меня будут хорошие перспективы найти работу в Японии. Если не найду по профессии, то, в крайнем случае, смогу работать учителем английского языка.
– Учителя английского востребованы?
– Япония – промышленная страна, есть много предприятий, на которых нужен английский. Но преподавание – запасной выход, не хотелось бы зарабатывать на жизнь преподаванием.
– Связи по профессии успели установить?
– Я участвовала в выставках как «художник» со своими дизайн-проектами, но это было в Лондоне.
– В Лондоне богатая культурная жизнь. Выставок должно быть много…
– Да. Но я в Лондоне развлекалась посещением джаз-концертов. Вход мне был по карману, я ходила часто.
– С друзьями ходили? Англичанинами?
– Лондон переполнен иностранными студентами. Моих знакомых среди англичан по пальцам можно было пересчесть. В основном я дружила с иностранцами, с азиатами. Познакомилась с парнем, полуяпонцем-полуангличанином, имя ему родители дали английское: Джонатан. Он ощущает себя англичанином, по-японски не говорит и по этому поводу особо не парится. Его подруга – китаянка, родившаяся в Англии, она, в свою очередь, ни слова не знает по-ктайски, всю жизнь говорила только по-английски. Она переживает острый кризис идентичности. Мой теперешний бойфренд – кореец, ему предложили работу на английской фирме, но за две недели до окончания срока действия визы ему отказали: не можем, мол, взять. За две недели ему пришлось собрать вещи и уехать. Мне, конечно, тяжело.
– Сами не хотите искать работу в Англии?
– И не думала. С визой стало сложнее. Англичане обеспечивают работой прежде всего своих соотечественников.
– Родители будут рады вашему возвращению.
– Родители, да, и бабушка. В мае я была в Токио, бабушка очень обрадовалась. Все эти пять лет она просила меня вернуться. До мая я редко прилетала домой.
– Вы – единственный ребенок в семье?
– У меня есть брат, он старше меня, ему двадцать восемь. В ноябре он хотел жениться, но отложил свадьбу до января – ждет моего приезда. До Рождества я вылечу из Берлина.
– А как у вас отмечают свадьбу?
– На свадьбу устраивают «просто пати».
– В домашних условиях?
– Нет, в гостинице. Брат женится, чтобы подруга могла жить с ним «официально». Бракосочетания требует ее мать, она уважает традиции, в то время как наша семья либеральна. Для нас с родителями нет разницы, женаты они или нет.
– Традционные какие-нибудь ритуалы на свадьбе предусмотрены?
Нет. Мы не религиозны. Обойдемся без церемонии в храме. Невеста будет в свадебном платье европейского покроя. Но мать невесты наденет кимоно и настаивает, чтобы так же была одета и наша мать. Наша мать не горит желанием нацепить на себя кимоно, но ради сохранения гармоничных отношений но она идет навстречу матери невесты и оденется соответственно. Брат с невестой беспрерывно ссорятся из-за свадьбы, что по-моему, нелогично – они должны быть счастливы, а не воевать друг с другом.
– Какая у вас религия?
– Мы буддисты. На похоронах деда я выяснила, что конкретно мы вроде дзен-буддисты. Еще есть даосизм. И синтоизм.
– А другие вероисповедания, католицизм?..
– Католицизм, да, и мусульманство, но эти общины малочисленны.
– В Японии бывают межнациональные браки?
– Редко. Скорее девушки выходят за иностранцев, чем молодые люди за иностранок. Девушки с мужем-иностранцем уезжают в Европу, Америку. Поэтому их в Японии и «не видно». Но на той улице, на которой живет наша семья, стали появляться иностранцы. Наверное, они в Японию приехали по работе.
Раньше женились вовсе внутри «клана», вплоть до двоюродных братьев-сестер. На селе никого кроме них могло и не быть, да и держались своих, отгораживались от чужих, не доверяли им. В ходе модернизации, а также в связи со случаями слабоумия у детей от родственных браков от этой практики стали отходить. Зазорными такие браки, впрочем, никогда не считались и не считаются поныне.
– Молодожены будут жить отдельно от родителей?
– Да. Зато — с соседями.
– В одной квартире?
– Нет. Но в японских домах практически нет шумоизоляции – что соседи смотрят по телевизору, о чем разговаривают – слышимость идеальная. Стены между квартирами тонкие, а внутри квартир – легкие перегородки.
– И теплоизоляции нет? Дома холодные?
– Нет, но в Японии не так уж и холодно. В Лондоне я делила квартиру с двумя молодыми людьми, они не топили, а в деревянные оконные рамы, и в дверь комнаты безбожно дуло. Я вечно мерзла. В Берлине теплоизоляция лучше.
– Даже не знаю, что предпочтительнее – холод или шум соседей. Я бы предпочитала холод. Шум терплю меньше.
– А я в Японии научилась спать везде. Ничего, если я вздремну ненадолго?
Ѻ
Акане быстро засыпает. Просыпается к концу дороги, под Мюнхеном. Просыпается и Лукас:
– В Берлине устал, ночь не спал. Приеду в Мюнхен и сразу снова лягу.
Я: Ты впервые был в Берлине?
– Нет, в этом году я трижды был, могу представить себе переехать туда жить.
– Ты откуда? Судя по произношению ты не баварец, но с юга.
– Из Тироля. Но живу в Мюнхене. Мюнхен был компромиссом. У меня была возможность работать в Вене, но мне казалось, что в Вену далеко, и я не хотел. Я выбрал Мюнхен, поскольку он ближе.
– А в Берлин тебе не далеко?
– Мюнхен был первым шагом, сейчас я уже готов на большее.
– В Берлине работу найдешь?
– Найду. Я – программист. В принципе, программисту может быть и все равно, где жить, он весь день сидит за монитором… Я, например, живу в уродливом районе, Мильбертсхофене (прим.: бывший промышленный район). Но когда я в своих четырех стенах, мне не важно, как выглядит район.
– Ты и вечером дома?
– Летом после работы хожу гулять по Олимпийскому парку. Вылезаю на улицу с наступлением темноты.
– А до этого?
– Работаю. После работы играю на пианино.
– Ух ты! Каждый день?
– Каждый день по одному часу.
– У тебя есть настоящее пианино?
– Электрическое.
– Что играешь? Классику?
– Музыку к кинофильмам. Я люблю кинофильмы.
– Соседи не возражают?
– Они как-то пришли ко мне, потому что звук распространялся по отопительным трубам. Я переставил пианино, соседи больше не приходили.
– Ты с детства играешь?
– В детстве учился играть на разных музыкальных инструментах – гитаре, цитре, цимбалах, ударных… Хотите? – Лукас протягивает нам с Акане пакетик желейных медведей – угощайтесь! В Лондоне такие есть?
Акане: А как же! «Харибо»!
Желейный медведь достается и Кристиане. Она, самая молчаливая из попутчиков, учится науке о коммуникации. Два с половиной года проучилась в Мюнхене на бакалавра, в Берлин перебралась, чтобы поступить на магистерскую учебу. Отбор был жестким. Из двух тысяч претендентов на тест пригласили пятьсот. Набрали в итоге тридцать девять человек. Кристиане хочет стать журналистом, работать пиарщиком на предприятии. Лишнего, как несложно было заметить за шесть часов, не болтает. Свою синюю шапку она всю дорогу не снимает. В синей шапке, очевидно, кроется ее секрет. Синяя шапка не просто символ, она – залог сосредоточенности, да источник силы. Так я расшифровала ее. Но Кристиане я об этом не говорю. В Мюнхене она в синей шапке уедет в свой модный Хайдхаузен (прим.: в прошлом – рабочий пригород, нынче – фешенебельный жилой район), а ее тайну я увезу с собой.
Ѻ
– Все? – спрашивает друг, – когда я, наконец, заканчиваю свой рассказ. – Наслушалась?
– Пожалуй, да.
– Ну слава богу.
.