С норвежского

Задача online-переводчика: за пределами технической воспроизводимости

Предисловие

Переводы же оказываются непереводимыми вовсе не из-за плотности, а из-за чрезвычайной летучести того самого мгновенного прикосновения смысла.
Вальтер Беньямин. Задача переводчика.

Всякому, кто имел дело с online-переводчиком, приходилось усомниться в его эффективности: как правило, он превращает связное высказывание на одном языке в нелепое сочетание слов и фраз на другом. Особенно нефункционален компьютерный переводчик при передаче усложненного литературного текста: вместо метафорических фигур мы получаем комические ляпы, вместо отточенных смыслов – несуразную абракадабру, вместо идейного содержания – удручающую бессмыслицу. Online— переводчик, по сути, разрушает и демонтирует исходный текст; получившаяся корявая белиберда может позабавить и вызвать добродушную усмешку, но может и сильно покоробить, если в ней разглядеть жест вандализма и насилия, учиненного над прежде внятным и вменяемым сообщением.

Неадекватность и одновременно потенциальность online-перевода обыгрывает Александр Скидан в тексте «С норвежского». Его известное эссе, посвященное Кэти Акер и озаглавленное «На последнем дыхании», после прохождения через процедуру двойного (прямого и обратного) online-перевода, предстает как автономный авангардистский объект. Такой объект получен без вмешательства автора путем механической переработки и напоминает дюшановские реди-мейды или «objet trouvé» сюрреалистов. Безусловно, в этой публикации машинного перевода есть очевидные элементы иронии. Автор демонстрирует нам веселое моцартианство, различающее в игре «слепого скрипача» (в его роли здесь выступает online-переводчик) куда больше «гармонии», чем в самом изощренном мастерском исполнении. Может быть, бессвязная ерунда в результате компьютерного перевода получается порой убедительней, искренней, истиннее, чем самая продуманная логическая аргументация.

Исходный текст, эссе «На последнем дыхании», героизирует и романтизирует творчество Акер (недаром в названии отсылка к фильму Годара, культивирующему миф о новом герое). Автор видит в Акер отчаянного пирата, разбойничающего в «морях» постмодернизма и радикального феминизма, отрицающего свою принадлежность к каким-либо метафизическим пристаням и покушающегося на сверхчувственные трансцендентные ценности с целью их развенчания и опровержения. Действительно, сама Акер свидетельствует о своей непрекращающейся приверженности пиратству, пиратству как форме жизни, что проявлялось в ее маргинальном поведении и деструктивных телесных практиках, от подработок стриптизершей в нью-йоркских клубах до увлечения байкерством, бодибилдингом и пирсингом в Калифорнии. Акер ополчается на традиционное понимание «пола» в европейской цивилизационной модели: пол для нее не устойчивая категория, определяющая гендерную принадлежность, а нечто эфемерное, мимолетное, ускользающее. Дон-Кихот обретает у нее половые признаки молодой женщины, бредущей в поисках гендерной идентичности по улицам Нью-Йорка в сопровождении пса по имени Св. Симеон, ее верного Санчо Пансо. Кроме того, Акер обращается к эстетике кибер-панка и проявляет интерес к фигуре кибернетического мутанта, соединяющего половые признаки человека с бесполостью робота.

В эссе «На последнем дыхании» о несгибаемой американской авангардистке второй половины XX века Кэти Акер нам рассказывает петербургский поэт начала XXI века Александр Скидан. Об экстремальном опыте Акер повествует автор, воспитанный в совершенно другом культурном контексте, но восхищенный бесстрашием и последовательностью ее жизненной программы, смелостью ее феминистских исканий и фанатичным радикализмом ее литературных экспериментов, в которых широко используются принципы монтажа чужих текстов, алеаторики и предложенной Берроузом «нарезки» (cut—up). Наверное, другие знатоки творчества Акер рассказали бы о ней более сдержанно, сухо, с отстраненной дистанцией; для Александра важно не только поведать значимые факты ее биографии и поделиться своим интерпретациями ее поэтики, для него важнее выразить свою эмпатию и свое безграничное признание, признание русского автора автору американскому, признание в надъязыковом родстве. Признание своему литературному коллеге, не встреченному при ее жизни, но существенно повлиявшему на приемы работы с поэтическим языком. Признание женщине, задавшейся радикальным вопросом о социально-политическом статусе «женского» в западной культуре, о возможности его преодоления и обновления. Эссе «На последнем дыхании» буквально пропитано пафосом надъязыковой близости с американским поэтическим авангардом, и, как это ни удивительно, при online-переводе этот пафос не исчезает, а усиливается, становится мощней и ощутимей.

Значит ли это, что online-перевод не только обессмысливает и стирает изначальный текст, но иногда работает на проявление скрытых и зашифрованных в нем авторских интенций? Наверное, очень и очень редко это происходит, как в случае публикуемого текста «С норвежского». Пропущенное через «горнила» прямого и обратного компьютерного перевода, эссе Скидана не только сохранило, но и акцентировало заданную в первом варианте интенцию – интенцию сделать свое эмоциональное, вовлеченное письмо о Кэти Акер настолько же радикальным, насколько радикален ее жизненный и литературный проекты, насколько радикальны изобретенные ею поведенческие маски и стилевые новации.

Грамматические неправильности, усеченный синтаксис, постоянные сбои в логической последовательности, эллипсисы и просто вопиющие безграмотности, – все это в полученном варианте перевода будто складывается в специальную стратегию, дабы максимально приблизить речь того, кто пишет, к речи того, о ком пишется, речь петербургского поэта к речи американской авангардистки. Казалось бы, именно так, полностью заменив язык картезианской логики на язык абсурда и парадокса в духе Арто или Делеза, с привлечением алеаторных комбинаторик и метода монтажных склеек, заговорила бы сама Кэти Акер, перейди она на русский, заговорила бы безжалостно, беспощадно, без соблюдения лексических норм и стилистических правил. В эссе «На последнем дыхании» написано: «Она хотела одного – быть пиратом». В тексте «С норвежского» из этой фразы получилось: «Она будет иметь один – как пират». В данном варианте проблематизировано все – пол, гендер, сексуальность, мужское и женское, свое и чужое, иметь и быть. Все смешалось, все перепутано, и некому сказать, кто говорит.

В эссе «На последнем дыхании» Скидан перечисляет главные темы, к которым обращается Акер: «Письмо, безумие, власть, насилие, тело. Чувственность, язык, тело, власть, безумие». В силу того символического насилия, которое осуществляет online-переводчик над оригинальным текстом, все эти темы перестают быть чем-то отчужденным и внешним, теперь они переполняют письмо, доводят его до точки кипения, до момента Большого взрыва – или до циничных характеристик современности: «Я ищу причины, что сексуальность в современном обществе не подавляется, а наоборот – постоянное загрязнение окружающей среды». Online-переводчик, в данном случае, реализует беньяминовскую утопию «непереводимого перевода», который «дорастает до мессианского конца своей истории» («Задача переводчика»), который придает письму авангардный и революционный импульс, энергию самоуничтожения вместе с готовностью к озарению, иллюминации, броску в незнаемое.

Любопытно, что текст «С норвежского», полученный в результате двойного перекодирования с родного языка на чужой и обратно на родной, претендует стать чем-то уникальным, единичным, неповторимым. Действительно, если его еще раз «прогнать» через компьютерный переводчик, то получится нечто непохожее и непредсказуемое, будто он принципиально не подлежит техническому репродуцированию, находится за его пределами. Также не подлежит техническому воспроизводству, также уникален тот пафос общности между авангардными поисками в русской и американской литературе, который заявлен Скиданом и отстаивается им и в поэзии, и в эссеистике. Видимо, подчеркнуть общность и притяжение двух языковых контекстов, русского и американского, возможно не только в формате четкого аргументированного высказывания, но и в режиме «испорченного» компьютерного перевода. Тогда разрушение норм и правил одного языка позволяет ему завязать более «интимный» контакт с установками и проблематикой другого языка. Кроме того, знакомство с тем, во что превращает текст online-переводчик, порой позволяет пишущему яснее осознать, что он сделал правильно, что следует исправить и в какую сторону дальше двигаться.

Дмитрий Голынко-Вольфсон

С НОРВЕЖСКОГО¹

Почему Дон Кихот «, в отличие от других женщин? Потому что это для нее сделать аборт – это путь, чтобы стать рыцарем и спасти мир.
Кэти Акер, «Дон Кихот»

Америка, на земле обетованной невыполненными, выходит из себя, как вулкан, самая беспокойная Misfits, самые отчаянные несносный ребенок. Жить как бы в память poherennoy американская мечта о его последнего вздоха. Эдгар По и Мелвилл, Уитмен и Гертруды Стайн, фунты и Фицджеральд, стрельба из лука и Берроуз – Беженцы и проигравшими, если самолет – либо в Париже, Танжер, алкоголизм, заболевания всех смыслах – не только нежелание к корням, метрополия, является нормой для всех ее проявлениях, но и возвращается к людям, которым они чужды всему миру свое будущее незапамятных: рассеяние. Нет корней, но «Листья травы». Пустыня вагальных происхождения, чьи хрома Ахав все бьет Левиафана, белуха. Kromsaya, искоренение и разбитые куски, которые никогда не были целом. (Задолго до Бретона, который прославился «судорожный красоты», Уитмен сказал в письме, в США из дикого судорожное «Это ничего, кроме остатков подлинное безумие, тепла, дыма и волнения этого времени». И эта страна будет мы добавим, что страны – «плавильный котел», «одеяло».)

Кэти Акер родился в этой стране, в Нью-Йорке в годы Великой Отечественной войны. В детстве она хотела только одного – стать пиратом. «Новорожденные, я был мертв. Мир моих родителей, матери-менеджер и отец слабым, мир, где я должен был носить белые перчатки и подтягиваний, хотя я была кожа да кости, брюхо брюки было мертвого мира. Ну, пираты, которые живут в мире, жизни и получать удовольствие. Как пираты жил в моих книг, мир книг, единственный живой мир, что я смог найти, и я побежал. Так как самолет будет поддерживать пиратство метафоры в творчестве Акер, более чем метафора, до последнего романа «Pussy, король пиратов», когда она говорит, чтобы проголосовать за мученика, Арто, которые считают, что голосование виселицы-де Нерваль, который сказал голос (девочки «из скандальной книги Полина Reazh). На «взрослом» языке пиратства – нарушение закона об авторском праве, преступность, проветривание на чужой волне.

В конце шестидесятых, Aker в ряде новых поэтов-Йорке, большинство сторонников школы Черной Горы (по названию школы в Северной Каролине, где с начала 1950-х rektorstvoval великий реформатор стиха, Чарльза Олсона, и где преподаватели и студенты, которые преследовали свои будущие мод в искусстве и поэзии, начиная с Роберта Криль Роберт Дункан, Джона Кейджа, Боб Раушенберга). Эти Avant—Garde, в основном мужчин, учил ее, или, вернее, пытаясь узнать, что писатель становится писателем, когда он находит свой голос (я пишу это с самого голоса Aker). «Его голос», оказалось, что она не могла. Или не хотят. Ей хотелось только одного – стать пиратом. Позднее, с глазу на феминистских теоретиков, она будет говорить об этом так: «Для меня язык не был входа. Как и в резервуаре, как в утробе матери, по словам Батлера, в меня войти, но я не мог получить в … Я молчал, и поэтому побежал на язык других лиц».

Справедливости ради следует отметить, что тот же Иероним Роттенберг, поэзия классе она посетила, или Джексона MakLou не только связывается с Черной горы, но с «Fluxus», не говоря уже о Кейдж, двигаясь параллельно пути к альтернативным мирам поэзии мейнстрим, впитывает в свою орбиту «чужого языка». Таким образом Роттенберг изобрели etnopoetiku, реконструкцию поэзии индийского (а не только индийских) и шарм и создания полифонического Палимпсест-оценки; MakLou экспериментировали с иностранными текстами, в том числе проза, perekraivaya их с помощью случайных комбинаторики. Деградация материала другим, от классического модернизма буддийские сутры, и занимался Кейджа, чьи литературные усилия, к сожалению, менее известны, чем музыкального события. Совершенно очевидно, что сопротивление в Aker объясняется не в самой радикальной практики из тех поэтов, которые просто стереть границы между «нами» и «другим» как своим доминирующим положением, учитель, патриархальных моделей поведения, которые выделялись слегка измененные мифология поэта, демиург, поэт пророк: «Все эти поэты-мужчины хотели быть первыми поэтами, как если бы они раньше не может быть диктатором в политической сфере, они могут стать диктаторами в мире».

Восстание было восстание Aker Антигоны (Электра), восстал против младшего пожилые люди, женщины против мужчин, слабость против силы. Как ни парадоксально, но это ни парадоксально, только на первый взгляд, что союзники (прямые предшественники), она выбирает … Берроуз (вместо, скажем, Сильвия Плат или Маргерит Дюрас). Именно от Берроуз, честен, и гомосексуальные, наиболее трезвые nedobitkov писать о власти и господстве, которое пронизывает все произвольные «альтернативные» методы, в том числе сексуального, она приходит к выводу о трех источниках, трех различных частей того, что позже станет его собственные неправильные (My-нечетные) путь к удару: Метод «Вырезать» (Cut—Up), что метод свободных ассоциаций «и дадаистов коллажа (например, машиностроение заменила ручной труд) и позволяет Push друг с другом в их различное происхождение, характер и функции дискурса, с докладом об экономической безопасности Соединенных Штатов при интимных дневниках показаний перед школой классики, обращение к темам насилия и посягательств чувственность в откровенном – открыто политизированным, непристойные – форма и, наконец, преднамеренное использование «низким жанром»: порнография, карикатуры, Голливуд Craft Series B, Pulp Fiction. (Конечно Берроуз, и фактически Акер не заканчивается, как всегда, все зависит от сочетания компонентов, которые методом пользователь, в конечном итоге – в дозе.)

* * *

В один момент, Кастанеда утверждает, что женщины не должны смотреть в бездну (которая, согласно Ницше, которого zasmotretsya в нем, будут смотреть на вас), потому что она сама ежемесячно потоки из них. В этом «разрыв в себе, это Ах, Aker имел неортодоксальные взгляды. Называть его «женским» было бы преждевременно.

«Портрет в глаза», «Портрет глаз», «первая книга Акер, которую я держал в руках (серия 1992). В дополнение к ссылкам на «История глаза» Батая, во имя играть на омонимы «глаза» и «Я» («Я»), так что ее можно читать как «Портрет себя». Коллекция состоит из трех ранних (1973, 1974, 1975) Акер вещей, в том числе «невинные жизни, черные тарантулы, написанная Черный Tarantula» и «Взрослая жизнь Тулуз-Лотрек, художник Тулуз-Лотрека. Из-за них и так было Скандал, что два пальца голая неделимость и nesliyannost – воплощение далеко от невинного, чем простых случаях, или эпизоды – новый Латинское название, на этот раз «наемники», которые стояли по проблемам авторского права, рука об руку с Triumfmarsch кампуса, для некурящих, а также других средств массовой информации глубокие слои (гипотезы) «смерти автора», третьего в этом плане будет сакраментальное «женский» подход к сексу копий, не может быть уменьшена «другим».

Хотя Aker напечатаны в полуподполье американская издательская малыми тиражами, это удобно для всех. Но в середине 1980 (в то время она переехала в Англию, где она была принята как культовая фигура в подземном Нью-Йорк и стал поднимать всех возможных способов защиты всех видов меньшинств Voyages (другое ухо в «щит» rasslyshit удалить скрытые трюк)) То же самое твердое перепечатаны Лондон – феминистская – издательский дом. Был обвинение в плагиате. Поводом послужил секс-сцены из книги Гарольда Роббинса, автора, которого уважают и Aker четырех сторон, заимствованные, набрав в том же духе, как зло твердой сердцевины политической сатиры. Скандальные истории устанавливается в уже упоминавшейся статье «Dead Dolls смирение пикантные подробности:» Плагиат «приняло конкретного журналиста, с представлением второго работника в той же газете, она решила, что это – сенсация. Отдых – литература. Опубликован Гарольда Роббинса потребовал через адвоката, чтобы снять с продажи книги, и это было сделано, и принес публичные извинения. Опыт унижения Aker узнал, нет, не урок (кроме того, что одним из уроков, также, по крайней мере в плане солидарности между полами, когда последний на основании закона о прибавочной стоимости), но прежде всего смертоносного эффекта, связывающей унижение (унижение) со смирением (смирения) (Dead Doll). После напряженных переговоров, и призывает письма, разъяснения, угрозы, Aker был вынужден подписать письмо с извинениями. На этом ее реальные феминистского издательства, издателю точно. Acker вернулась в Америку.

(В плоскости она читала Фуко.

Она гласила:

Дискурс в нашей культуре (и, вероятно, многие другие), которые первоначально не был продуктом, вещью, недвижимостью, он был прежде всего акт – акт, который был помещен в биполярном области священное и мирское, законные и незаконные, благоговейного и кощунственно. Исторически, прежде чем стать имущества, входящего в имущество цикла, когда они были изданы строгие законы об авторском праве, отношения между автором и издателем права перепечатки и т. п., то это конец XVIII – начало XIX века – это в настоящее время Возможность prestupaniya (нарушение, она читала), которые ранее входили в состав акта письма все чаще принимают форму убедительным присущего в литературе. Что касается автора, когда он был помещен в системе собственности, который компенсируется характерной чертой нашего общества, и тем самым приобрел статус восстановления старого биполярного области дискурса, систематически практикующие prestupanie, восстановление риска письма, с другой стороны, были гарантированы выгоды связанных с собственностью.

Она прилетела в экономическом классе.

Она читала Фуко.)

* * *

Acker вернулась в Америку. Она будет иметь один – как пират. Основными темами остаются неизменными: чувственность, язык, насилие, принуждение, силу. Письмо, безумие, власть, насилие, телесные. Чувственность, язык тела, власть, безумие. Глаз, votknuvshimsya в первом томе «Капитализм и шизофрения. Анти-Эдип – мать командира. Она любила его. Экспроприации экспроприаторов, живых и мертвых, по-прежнему обвиняют в плагиате. Aker злоумышленника из литературы, утверждает: я не участвует в плагиате, я назначу. Это, использовать и другие материалы и хотели бы другим просто наслаждаться своей собственной. Это может показаться политически корректным, но я люблю мужчин. Siksus – seksistka. Кристева позицию, утверждая, что это не была в половые различия как такового, а примером для подражания, ближе ко мне. Я ищу причины, что сексуальность в современном обществе не подавляется, а наоборот – постоянное загрязнение окружающей среды. Кроме того, там должно быть какое-то единичные случаи секса будет приводить к вторичным путь вдоль всей поверхности соприкосновения с властью многие эффекты сексуальности. Напротив, секс является наиболее абстрактной, наиболее совершенным и самым внутренним элементом диспозитив сексуальности, которая организована властями в точках захвата своих органов, их силы, свою энергию, свои эмоции, свои радости. ирония этого диспозитив: он дает нам основания полагать, что именно здесь для нашей «освобождение».

Во время своего pastish ножниц становится признание, пытки. Она шила вещи. Якшаться с байкерами, занимающихся бодибилдингом, тело покрыто тату, пирсинг делает. С горячим феминисток, более взрослые Символически означает толкнуть ее под носом у главного папы Карло, она бежит к мазохизма. Литературные персонажи, литературности трещины по швам. Кто тянет за веревочки? Кто? Кто пишет? Фуко? Батай? Батай покойной жены? Черный Tarantula? «Дон Кихот»? Баба с яйцами? Авторам с киска? Для примера, играющие самоубийство матери (сценарий снова и снова, играть в игру, из романа в романе)? Что такое пол «кто»? Интимные конфессиями? Но в обществе, что делает вымогает признания: в совершении преступлений, грехов, мыслях, желаниях, мечтах, болезней. И Aker, он вернулся к ней, это большой друг, это абсолютно необходимые в сопряженные формы. Она как будто говорят: вы пост? Они были там со мной. Я совершенно люблю ебать.

Это «терроризм» (izblevat все, что вы стека) в моде, это правда. Верно также и то, что она умерла долго и страшно. Друзей отвез ее в альтернативную клинику в городе Тихуана, местная ведьма, после того как она работает в обоих груди и метастазы продолжали расти, заключенные печень, селезенку, кости, и вообще все, что они могли бы получить, она отказалась химиотерапии, она уже не верил в знании западной науке, в постановляющей сексуальности. Она едва могла дышать. Она боролась с болью и в последнюю минуту отказались морфина. Принял только немного Valium, чтобы успокоиться. Два часа спустя, врачи povynimali катетеры и устройство выключится. Бездна закрыты, изъятых в себе навсегда.

Плагиат – это просто другой способ, чтобы совершить инцест.

Я просто в восторге.

Afterthought Проснувшись, она поблагодарила их за боль и за что они сделали для нее. Они чувствовали, что было довольно мягким, и они никогда не делали аборт женщине, как это. Но теперь посвященной рыцарства, думать и действовать, как она хотела бы, и решить, ибо только таким способом, и мы должны действовать, чтобы сохранить мир, она не замечает и не понимает, что все вокруг нее сумасшедшая идея.

Александр образование

Способствует лучшему Oversettelse

* * *

Опубликовано в: Русская проза. 2012. Выпуск Б. С. 109–117.