Это текст не художественный, не эссе, не типа о путешествиях. Может, репортаж, хотя и не репортаж тоже. Могут же быть просто сами по себе тексты. Дело такое — в две недели осенних перемещений мы поехали на электричках между точками, куда попались билеты на лоукостеры. Точками оказались Мюнхен и Милан (ну, Бергамо). Маршрут: из Мюнхена в Зальцбург, оттуда в Лиенц, где начинается Pustertal/Pusteria — длинная щель в Доломитах между Лиенцем и Фортеццей. В конце — в Бергамо (Брунико-Больцано-Верона-Бреша-Бергамо — если на электричках, то есть — региональных поездах, то это 29 евро на одного). Останавливаемся в кемпингах на несколько дней (в зависимости от гор и погоды). Ходим на горки, едем дальше. К началу этого эпизода кемпинг был в Тассенбахе, возле Силлиана. Там две ночи, на вторую погода стала сильно портиться — ниже ноля ночью и дождь днем. Исходная схема перемещений предполагала, что следующей точкой будет Тоблах (там кемпинг недалеко от станции, а они редко около станций), причем — возле озера. Но шансов было мало, Тоблах выше Силлиана, чуть ли не высшая точка Пустерии как долины (1200 с чем-то метров), но главное — погоду там обещали еще хуже. Вот в Брунеке было благополучнее по прогнозам (там в десяти километрах все может быть другим — повороты ущелья и тп: в Брунеке в тот же день действительно оказалось тепло и солнечно). Но в Тоблах решили зайти по дороге — так и так день уйдет на перемещения и разглядывания. И вот, выйдя на перрон, закурили (у них можно, пепельницы повсюду), а поезд ушел и открылось следующее (а девушка не в печали, она смотрит в телефон и ждет поезда в сторону Лиенца):
То есть, обнаружилось итальянское название городка, на которое ранее внимание не обращали. Ну а голове неминуемо вспомнилось стихотворение Семена Кирсанова:
Танцуют лыжники,
танцуют странно,
танцуют
в узком холле ресторана,
сосредоточенно,
с серьезным видом
перед окном
с высокогорным видом,
танцуют,
выворачивая ноги,
как ходят вверх,
взбираясь на отроги,
и ставят грузно
лыжные ботинки
под резкую мелодию
пластинки.
Их девушки,
качаемые румбой,
прижались к свитерам
из шерсти грубой…
Тут не вполне ясно: или лыжники, или взбираться на отроги — как-то разные сезоны, но чёуж. Там еще много чего — найти текст в сети просто, а теперь — концовка, из которой будет понятно, почему оно вспомнилось:
Танцуют в городке
среди заносов.
И на простой
и пуританский танец
у стойки бара
смотрит чужестранец,
из снеговой
приехавший России.
Он с добротой взирает
на простые
движенья и объятья,
о которых
еще не знают
в северных просторах.
Танцуют лыжники,
танцуют в холле,
в Доббиако,
в Доломитовом Тироле.
То есть, именно тут. Вообще, любопытный текст — это 56-ой год и он тут чуть ли не создает формат для будущей оттепели: свитера, горы, туризм, всякое такое. Танцы. Позаимствовав формат в Альпах. И это же еще и фестиваля молодежи в Москве не было. Причем, никакого неодобрения, полная симпатия к словам «холл», «ресторан», «стойка бара», «румба». Не вполне понятно, как он ставил ударение, похоже что на последний слог в Доббиако, хотя в оригинале ничуть не хуже: произносится Доб-бьяко с ударением на «я». Так что сейчас будет некоторое описание Тоблаха (ну, мы ехали именно туда, а что он и Доббьяко — дело другое) посредством картинок. Вот, например, вокзал.
Поезда тут либо в одну сторону, либо в другую, никакой пересадки. Вполне часто ходят.
Станция чуть в стороне от города. То есть, он начинается сразу за станцией, но центр подальше. Тема ночевки разрешилась сразу: куда ж тут с палаткой, та остававшуюся нам неделю не просохла бы. Кемпинг — вон в той щели между горок.
Ну а так городок как городок. Пустынно, но это начало октября, межсезонье — летние люди иссякли, а зимние еще не прибыли. В такое время ездить удобно, проблем с размещением нет — ну, не считая случаев, когда кемпинг окажется просто закрытым. Притом, что в Пустерии не так их и много. Город, все подряд, вперемешку.
Это у них (выше) остановка автобуса — потому что тут вообще весьма холодная и продуваемая местность.
Не следует думать, что вокруг — виллы для чисто отдыха. Тут это типично: кажется, что во-о-он тот домик — ровно горная дача, вот только здание рядом (или часть этого же) окажется хлевом. Кемпинг вместе с курами и осликами — совершенно обычное дело. Да и гостиницы тоже. Вот как-то так:
Но есть и аэродромчик.
Само собой, доломиты.
То, что выше — немного и по поводу двуязычия. Во всей Пустерии и до Больцано всё на двух этих языках. Про Больцано не знаю (его уже на электричке проехали), а в Пустерии основной разговорный — немецкий в австрийском варианте. С утра со всех сторон будут «грюсс готт» или нейтральное «хелло», иногда «морген» и только один раз с утра «бон джорно». Никто не переживает, разумеется. Да, граница между Австрией и Италией и была где-то перед Тоблахом, не заметили. То есть, тут формально уже Италия. А вот что до цен на недвижимость:
Городок не очень большой, просто маленький. С боков, разумеется, горы, а вдоль Пустерии сельско-равнинный ландшафт.
Что до Кирсанова, то он тут точно был. Ну, я здесь не о нем пишу, так что хватит и Википедии: «В начале 1956 года Кирсанов поехал в Лондон, затем — в Италию. Под впечатлением этой поездки он написал цикл «Стихи о загранице». 12 стихотворений вышли в пятом номере журнала «Октябрь» под заголовком «Альпы — Венеция», 8 — в шестом номере «Дружбы народов» под заголовком «Из дорожной тетради»; полностью цикл из 26 стихотворений был опубликован через два года в сборнике «Этот мир»».
Как уж он там оказался — выяснять не охота. Но в Доббиако он был конкретно, а не повелся на услышанное красивое название. У него есть еще текст «В Альпах» («Tre Cime de Lavaredo — Три Зуба Скалистой Глыбы стоят над верхами елей…»). А это местная фишка, «The Tre Cime di Lavaredo (Italian for «three peaks of Lavaredo»), also called the Drei Zinnen (German, literally «three merlons»), are three distinctive battlement-like peaks, in the Sexten Dolomites of northeastern Italy. They are probably one of the best-known mountain groups in the Alps». Это рядом, от железнодорожной станции Тоблаха (ну, мне так привычнее) туда автобус ходит.
В цикле у него еще одно, совсем унылое стихотворение (вообще, в нем вовсе не лучшие стихотворения), «Вечер в Доббиако»:
Холодный, зимний воздух
в звездах,
с вечерними горами
в раме,
с проложенного ближней
лыжней,
с негромким отдаленным
звоном.
Пусть будет этот вечер
вечен.
Не тронь его раскатом,
Атом.
Любопытно, что лыжники у него те, что вдоль по долине, а не с гор — хотя и Альпы. Разумеется, такой вариант там тоже присутствует. Но вот с какой радости вдруг атом? Впрочем, в соседнем Брунеке-Брунико есть улица Энрико Ферми — но он там и не работал, и не жил. К атомной бомбе имел самое прямое отношение, на улице его имени университет, но — лингвистический. Теперь вот что: что Кирсанов тут не отразил? Например, совершенно не раскрыта тема императора Максимильяна:
А он тут был, два раза.
Понятно, чего это вдруг упоминать чужих императоров, но вот еще один не упомянутый человек, Малер.
Собственно, места тут пустынные, но вовсе не дикие. В соседнем Силлиане, например, постоянно бывал Рихард Штраус. Но в детстве, на летних каникулах. Поэтому там только мемориальная доска, а тут — хороший памятник.
Малер тут жил в свои последние годы, здесь написаны Das Lied von der Erde, 9-ая симфония и начата 10-ая. Всюду происходит что-то, а другой морали и не будет.