Корейцы взбунтовались

Вертолетную площадку за озером скрывал полупрозрачный перелесок из слабых сосен, едва укрепленных в приозерной мари. А уже за ней был стройдвор и пилорама. Утром что-то затарахтело как раз с той стороны. Не вертолет, потому что он улетел в четверг, а о следующем вертолете Пасхину сообщили бы – утром сообщали о вечерней посадке и, наоборот, если посадка будет утренней. C тех пор, как Пасхина назначили парторгом СМП-576, прошло два месяца, и о подобных вмешательствах в жизнь населенного пункта, где это предприятие было селообразующим, его ставили в известность.

На Пасхине была синяя ветровка с гэдээровским гербом и светло-коричневые брюки. Пиджачной пары, для соответствия должности, он еще не купил, но и так смотрелся вполне прилично – худой и длинный, как Дин Рид. А крупный нос, все же, был прямым и не входил в противоречие с видимым ковбойским образом Пасхина.

Проходили последние якутские деньки – почти дословно, это цитата из школьного сочинения Валеры Конорева, которое учительница Галина Павловна как-то показала Пасхину – она была его женой. И через него так все в поселке стали говорить о бабьем лете, а Валера имел ввиду индейское. Утро было свежим, но температура еще поднимется. Наверное, это будет последняя жаркая суббота, перед тем, как начнут осыпаться лиственницы или ранний снег поломает их не успевшие ссыпать хвою ветки.

Пасхин огибал озеро. Озеро оставалось слева от улицы, а на другой стороне еще не открылись магазины и столовая. Еще там была стройка – остов дома, где скоро расположатся почта, сберкасса, поселковый совет и партком. Пока же под его контору отводился вагончик – стоял на отшибе, где закруглялось озеро, перед тем, берегом коснувшееся дороги. Едва спрыгнув с дороги на булыжную отсыпку обочины (дальше к вагончику вела тропа) Пасхин услышал тарахтение за озером – раз это не вертолет, значит, кто-то включил пилораму. Непонятно, кому это понадобилось в субботу, но предварительный доклад ему о такой необходимости не в чьи обязанности вменен не был.

Пилорама тарахтела минуты три. Пасхин стоял на крыльце, теребил ключи на брелоке, привезенном из турпоездки, и рассеяно вглядывался в сосновое редколесье. Позвонят, если что надо. Когда машину вырубили, Пасхин кивнул головой, толкнул дверь и вошел в свой кабинет.

Зазвонил телефон уже через секунды после того, как Пасхин уселся за свой рабочий стол. Парторг еще выбросил вперед руки и потянулся за ними, пока грудью не уперся в полированную крышку, потом уронил голову на плечо. И так будет с каждым передовым бригадиром – этой мысли он не дал времени, поднял трубку.

– Алло.

Это был не первый служебный звонок в его жизни, но когда-нибудь, рассказывая о той субботе, Пасхин, может, и посчитает его первым. Ему, все равно, хотелось отнестись к звонку, как к каким-то игрушкам. – Алло, – ему так ответили. – Нет, это я говорю – алло, а вы что скажете?

Его собеседник сопел несколько секунд, а потом заорал, – Пасхин, твою мать, ты там пьяный, что ли совсем? – Нет, я не пьяный, а Вы как себя чувствуете, – понятно уже стало, райком работает без выходных. – Разболтался совсем. Это Предатько говорит, ты пьяный или нет? Слушай меня внимательно, там у вас… – Да я слушаю, Николай Палыч, слушаю. Я слушаю, а Вы мне аллокаете всю дорогу. А у меня выходной по всем календарям. Предатько опять посопел. – Ну, разболтался совсем, я тебе на бюро сделаю выходные. Слушай по делу. – Я слушаю, – Пасхин расстегнул молнию на ветровке. – Блядь, – Предатько понял, что бессмысленно сейчас воспитывать парторга и перешел к фактическому изложению:

– В Беркакит вчера ехал «магирус». Откуда ехал? От нас, откуда. Ехал а потом, , поломался. А в «магирусе» трое мужиков, как ты – остолопы. Да, , типа тебя, раздолбаи. Затормозили там корейца и заставили чинить им машину. Куда-то он держал путь на своей «исузу», и они его затормозили. Тот пока ремонтировал, умелец, , они ему всю «исузу» перерыли. Ну, двое стоят – ключи и вымбовки держат, как на подхвате, так, что кореец и головы не поднимал, а третий по кабине в «исузу» шарит. А у корейца, как нарочно, непонятно с каких щей, полная кабина самбека. У них там свадьба готовилась, совсем разболтались, тут стройку века хуячим, а у них, , люди женятся. Какого самбека? Я не знаю, , какого, может, с корнем или со змейкой. Беркакитские, только, перепились там и корейца изувечили. А машину он, правда, успел им отладить, я ж сказал – умелец, , и они поехали. Но не сразу – «исузу» сначала в откос спихнули вместе с пиздоглазым. И чего? , ни чего. Петлю от Гилюя знаешь? Они объезжают ущелье, ни разу не свалились, , непонятно как. Глядят на противоположную сторону, три минуты назад проехали где, а там «пазик» и три грузовика. И чего? Ты не понял, да? А они, , пьяные, а сообразили – весь кагал этот корейский за ними валит. Догнали их? , Пасхин, не знаю я. Эту историю геодезисты наблюдали, у них знаешь, как вездеходы летают? Если б не летали вездеходы, дал бы кореец дуба – они его привезли на лечение. Так вот он рассказал, сколько его понять смогли. А больше ничего не ясно.

Пока для разговора по телефону Пасхин барана включал, он все же прикидывал, что описанные приключения от Гилюя куда-то перемещались – вернее всего, их узел теперь где-то рядом с поселком. – А мне это зачем, чего вы Петру Иванычу не звоните? – Да его нет ни хера, парторг, участковый – нормально устроились, у вас же там суббота – выходной. – Да, на охоте он, я думаю – они с Витьком Пивоваровым на глухаря, что-то такое, собирались. Ладно, я, Николай Палыч, не знаю… Может там Вас поднакрыло под конец пятилетки за три года или подоссали Вы четко перед теквондистами на «пазике», за одно с алкашами беркакитскими… – предположения Пасхин высказывал в коротко гудящую трубку, но прервался – не интересно было распрягаться без собеседника.

– Так, – Пасхин встал из-за стола и бросил трубку на аппарат, – Провода корейцы порезали. Помедлив, снова взял трубку и поднес ее к уху, гудки были короткими. – Не, ну а что – порезали по правде.

Ну, в общем, по правде так и было.

Утро либо начинается с рассветом, либо наступает в три. Выходные всегда короче рабочих дней еще и потому, что проснуться получается позже. Сказать, что день едва начался, а такое уже запаривается – хорошая, но не подходящая для субботы успокоительная сентенция. Если бы вдруг завтра наступило прямо сейчас, было бы лучше, – подумал Пасхин. Он вышел из вагончика и запер дверь – брелок с немецко-комсомольской символикой приятно охладил вспотевшую от телефонной трубки ладонь.

Петровы шли по улице, катили коляску перед собой. Пасхин откатал свою года два назад и еще помнил, с каким детским увлечением вез пружинящую, переваливающуюся на неровностях коляску по каменистой, но гладко укатанной грузовиками дороге. Как играть в машинки в песочнице. Городскому папаше с асфальтовыми тротуарами такого не испытать.

Высохшие на солнце верхушки булыжников, вмятых в грунт, перепоясанных влажной лентой, предваряющей их заглубленную часть, искрились кварцевым крапом и глазками слюды. Пасхин махнул рукой, отвечая на приветствие Володьки Петрова. – Как дела по вашей линии? – Нормально, корейцы взбунтовались. Дальше не поговоришь – в мужском общежитии кто-то выволок в форточку динамик с «Би Джиз».

Опять верно было сказано, – подумал Пасхин. Порезали провода, взбунтовались – наверное, я выясню так все, одно за другим. Непонятно, зачем пускали пилораму.

Будто никакого телефонного разговора не было, как не входил в вагончик. Услышал скрежет циркулярки и думаешь – надо разобраться. Ключ оборачивается на цепочке, вывернутым зонтиком вращения, вершиной вбуравливается в слипшуюся щель между большим и указательным пальцами. Будто не разговаривал с Предатько. Все разговоры не запомнишь, а это был не первый.

Оторвав взгляд от ключа, поднял голову и проследил за воображаемой линией – по ней протарахтел стригун. Сначала услышал, а потом сопроводил взглядом тарахтящего, с едва уловимыми выделением шипящих, жука. Черно-серый стригун приземлился на крыльцо под ноги парторгу. Упал не как обычно – не вышла мягкая посадка, прилетевший жук ползет и, с каждым шагом запитывает перепончатые лопасти – щелчок в доску и аккуратно спрятанные под надкрыльники крылья.

Стригун свалился с крыльца и пополз к пустым бутылкам от «гъмзы» и «радгоста», кто-то тут вчера припивал. – Совсем разболтались, – вырвалось у Пасхина, и, – я совсем парторгом сделался. Это он уже только про себя подумал.

Непонятно, то они серые, то черные. Пасхин, вдруг как-то раздосадовался оттого, что жук не вполне черный, а главное оттого, что Предатько успел дозвониться раньше, чем прервалась связь. То есть, от заторможенной внимательности к насекомому и от требующей внимания тревожной новости. – Интерпретируем потихоньку, – ответил Пасхин на воображаемый вопрос Предатько: – Бдядь, чем ты там занимаешься? Плюнув и уже не увидев, что не промахнулся по жуку, Пасхин спрыгнул с крыльца и пошел в сторону пилорамы.

Тогда Петровы успели пройти несколько сот шагов в противоположную сторону. Дожидался, чтоб они свалили, когда теребил цепочку, подумал про свои последние действия Пасхин. – А то бы еще пошли расспросы. Зачем-то брякнул им про корейцев.

Делая последние шаги по перелеску с убывающей к опушке частотой деревьев, теперь позволявшей видеть строения пилорамы и штабеля бруса, досок и подготовленных к распиловке стволов, а там, где они не загораживали пространство, и вертолетную площадку с будкой и цистернами ГСМ, Пасхин отметил, что ослабляет внимание, как перестает всматриваться – тем больше, чем меньше становится препятствий для зрения. Тогда он посмотрел пристальней и, одновременно, остановился. Кто-то там что-то копошился, несколько человеческих фигур перемещались по стройдвору. Конечно, там кто-то чем-то занят, зря, что ли, запускали мотор?

Пасхин прошел еще немного, и то ли разглядел, то ли так сообразил, что перед ним дети. Не потому, что закончился полупрозрачный сосняк или он приблизился на несколько шагов к разглядываемым. А просто понятно – один мальчик карабкался на сложенные доски, а еще двое других катили четвертого на вагонетке. Ускорялись, приближаясь к раскрытой акульей пасти распилочного станка. На журнальной фотографии из зоологического музея в такой пасти помещалось пять или шесть человек – Пасхин сделал непроизвольный прыжок и пробежал немного. Потом остановился – перед ножовочным блоком должна была быть еще одна вагонетка – наглухо застопоренная. В столкновении с ней тоже можно убиться, но это не ужасная смерть наткнувшегося на пилу или хищные челюсти. Чем спасать от маловероятной гибели, лучше поймать детишек и отругать и тем, может быть, предотвратить будущие опасности. Нельзя было подкрадываться, пригнувшись – если заметят раньше, чем он выпрямится, будет глупо выглядеть. – Макаренко, – сказал про себя Пасхин, расправил плечи и спокойно пересек пустырь.

Дети его заметили. Трое занимавшихся с вагонеткой смылись, а тот, который был на штабеле и теперь слез, не стал убегать, а стоял и смотрел на приближающегося взрослого.

***

Из книги «Хани, БАМ». Всю книгу можно читать/скачать здесь.

***

Фото Сергея Лебедева (2014): А.Дьячков перед снимком прибытия Первого поезда на станцию Могот 5 августа 1976 года. Среди прочих, на снимке прототип (Пасхин) и отец другого прототипа (Новик) персонажей «Хани, БАМ».