Филадельфийский Проволочник

«Huffington Post» (не так, чтобы арт-издание, но и неважно) опубликовал статью «Artist Who Left 1,200 Sculptures In An Abandoned Alley Will Forever Remain A Mystery», «Художник, оставивший 1 200 работ в заброшенном переулке, останется тайной». Подзаголовок нагнетает интригу: «What we know and what we don’t know about the Philadelphia Wireman, one of the many artists whose stories risk going untold»: «Что мы знаем и что не знаем о Филадельфийском Проволочнике, одном из многих художников, чьи истории останутся не рассказанными».

Ну, его-то история в статье и сообщается. Однажды (еще в конце 70-х) некто Robert Leitch слонялся по южному району Филадельфии и в каком-то захудалом переулке увидел кучу чего-то металлического. Подойдя, обнаружил «an inexplicable army of bundled wire sculptures, compact torpedoes of trash that emitted a spellbinding force», «необъяснимую армию скульптур, скрепленных проволокой; плотные торпеды хлама, излучавшие очарование». Таких объектов там было штук 1200, примерно — Leitch сосчитал, когда переместил их к себе на чердак. Там же еще такая интрига: «It was trash night», была как раз «мусорная ночь» и, если бы Leitch оказался в переулке немногим позже, то мусорщики уже бы сделали свое дело и об этих штуках никто бы не узнал. Да, я уточнил про trash night у коллеги М.Просмушкина (он живет в Филадельфии): «Треш найт, это один раз в неделю по кварталу проезжает мусорная машина и собирает мусор со всех жилых домов… Мусор выставляется после семи вечера и живописно стоит перед домами на всем блоке всю ночь, пока утром с 8 до 11, как правило, его машины не заберут». Еще одно уточнение: фотографии в этом блоге взяты не только из статьи Huffington Post, их в сети довольно много. Так что Проволочника знают.

Далее. У коллекционера и дилера John’а Ollman’а была галерея. В 1984-ом ее сотрудники свели его с Лейтчем, а тот и повел его смотреть работы: «Ollman was moved by the inscrutable power of the gnarled objects, small enough to fit in your hand» — галерист попал под очарование этих штук. Степень очарованности не верфицируешь, зато понятен размер — умещаются в ладони. Оллмэн срезу же купил 650 из них, а затем и остальные. Разумеется, стал их пристраивать через галерею. Когда впервые выставил их в 1980-х, то не был уверен в интересе публики, «тогда было еще далеко до того, чтобы искусство самоучек стало популярным – как это обстоит сейчас». Оллмэн выставил 50 работ Проволочника, к его удивлению были куплены все. Цены от 75$ до 100$ — не то, что теперь. Но, тем не менее. Сейчас Оллмэн продолжает ими торговать, вот тут. Заодно можно точно установить размеры работ, произвольная типичная — 18.4 × 7 × 6.4 cm.

Все это еще и выставляется. Статья в Huffington Post и появилась в связи со стендом Fleisher/Ollman Gallery‘s на ярмарке Outsider Art Fair, в Metropolitan Pavilion in New York, в январе этого года. Да, вот еще: все эти штуки торчат на каких-то штырях. Так их проще экспонировать, но нет оснований считать, что автор их и мыслил в такой позе. В заголовке я штырь отрезал и работу развернул — куда ж в заголовок вертикалка.

То, что этот человек так и остался Филадельфийским Проволочником, не удивляет. Скорее всего, тогда он просто умер, после его смерти все это и выкинули на улицу, например. Оллмэн какие-то попытки выяснить авторство делал, но продвинулся не слишком. У него такие соображения: объекты были обнаружены в исторически «черном» районе города, к тому же они отчасти похожи на африканские «объекты силы». Вывод: скорее всего, автор был черным. Второе соображение: проволока в работах толстая, для ее сгибания требуется изрядная физическая сила. Вывод: скорее всего, автор был мужчиной. Ну, логично. Но и только.

Вообще-то. такое количество работ в одном месте (этих, кем-то выброшенных), означает, что все они и оставались в единственном месте, никуда из него не расходясь. Так что внешний мир автору был вполне безразличен. Делать работы ему было интереснее, чем их пристраивать, ранее работы не всплывали. Авторство пытались установить и другие люди, не только Оллмэн, не вышло. Разве что в 1999-м некто увидел работы в галерее Оллмэна и вспомнил, что когда-то видел человека, который на крыльце мастерил нечто похожее. Вроде, он подтвердил, что это был черный человек, но и все. К тому же увидел он его случайно, несколько десятилетний назад: его видел, не его?

Найти можно было бы, вероятно. Район известен, можно было взять эти штуковины и ходить, опрашивая жителей. Делали это, нет – не говорится. Но, в принципе, неизвестный автор лучше конкретного. Мало ли он кто, может — нехороший какой-то. Да и в любом случае, если найдется человек – возникнут его окружение и обстоятельства, а это установит какую-то рамку. А так, когда неизвестный, все открыто для интерпретаций. Никакой зацепки, которая ограничила бы домыслы относительно его мотиваций и т.п. В итоге красиво: возникло нечто такое, что как бы совершенно само по себе. Стилистически единое, будто такое и предполагалось. Как-то само собой.

В статье надувается и такая мораль (издание, все же, не об искусстве, а общественно-политически-массового типа, статья была в разделе «Искусств и культура»): это ж сколько людей делает что-то такое, что остается незамеченным и оказывается в мусорниках, хотя было вполне интересным. Впрочем, там все же не о том, как несправедлив мир и сколько всего пропадает бесследно, но о том, как людей реально прет – безо всякого желания публичности, известности и проч. Возможно, кто-нибудь из них бы хотел этого, но не сложилось, однако сам факт того, что их перло, никуда не денется. Но для институций автор остался невидимкой, его вполне замечательные работы ими не зафиксированы — ну и исчезнут без следа.

Понятно, тут есть вопрос: в самом ли деле они производят нечто стоящее (не в финансовом смысле)? Это теоретический вопрос, в случае Проволочника все хорошо. Его работы даже и красивы, по своему, не как ми-ми-ми. Мало того, они и в самом деле выглядят художественным актом, произведенным в глубоком вакууме (автор — непонятно кто такой). Но существенно даже не это, они хороши сами по себе. И существуют сами по себе. Даже без автора, не говоря уже о художественных институциях. Впрочем, последние его все-таки зафиксировали, иначе бы и этой истории не было.

Оллмэн упирает на сгустки энергии, которые работы не просто представляют, а и создают. А что поделать, когда объект настолько изолирован (все объекты в сумме), что непонятно с какой стороны начать анализ. Кто автор — неведомо, откуда взялся, что имел в виду, кто на него влиял – неизвестно. Не выводить же его из Cy Twombly (на холстах Twombly полно такой проволоки, а его объекты вполне близки трешевостью исходных материалов (см. тут). Или Швиттерс с merz-артом (о нем немного здесь), но какой еще Швиттерс на раёне южной части Фили?

Словом, подход такой: объекты, которые держатся сами по себе и производят впечатление сгустков энергии. Для организации выставки и такого объяснения хватит. «Сгустки» Оллмэн развивает в шаманскую версию: «These types of objects habitually served as means of protection — talismans — often made by a shaman». Талисманы делал, короче, причем – активно работающие. По Оллэмну, человек идет к шаману и говорит, что ему надо порешать тут одну проблему. Шаман, чисто как фармацевт, делает ему штуку, в которую складывает определенные типы энергии, полезные по данному поводу. Оллмэн видит смысл ровно в этом, «by combining these energies you make a more powerful energy», отдельные энергии соединяются в объекте (конкретно — проволокой) и на выходе уже куда более мощная энергия, чем даже суммарная. Активный талисман. Снова логично, но это так себе объяснение: тогда бы эти штуки расползались по Филадельфии, и автор не остался бы настолько неизвестным. Да и 1200 экземпляров — зачем ему одному столько шаманских предметов для себя?

Но он их для себя делал. Например, он мог, как Сведенборг, общаться с разными духами, фиксируя их потом из того, что попалось под руку. А если без мистики-магии, то мог делать слепки своих состояний, даже в простейшем варианте: а сейчас мне хочется сделать вот это. Это фиктивное объяснение, потому что тавтология – он и делал именно это, что же еще?

Так что все как-то совершенно естественно: это есть, потому что оно существует. Как бы его не существовало, когда оно явно должно быть на свете? А тогда кто-то должен был это сделать, но если неизвестно, кто именно сделал – так еще круче: необходимость существования этих штук реализуется по факту сама собой. То есть, они существуют объективно.

Ну и города — в этой связи. Вот, Филадельфия, в ней был человек, который делал это. В городах бывают люди, которые делают что-то этакое и даже невесть что. Отдельное и не институциональное, по разным причинам неинституциональное, прежде всего – по их желанию. Зееталер в Вене, например. Некий необходимый городской элемент. Кто это сейчас у нас? Он, кто-то неизвестный, должен быть, даже если никто этого даже и не предполагает. Вы его не видите, а он есть.

***

Исходная публикация в Артерритории, в апреле 2016-го.