Депрессионизм как явление русской поэзии постбрежневской эпохи

Если зайти в Интернет и в поисковых системах набрать слово «депрессионизм», они вывалят множество ссылок на сайты русскоязычных самозванных псевдодепрессионистов-художников и почему-то на переводы романов Мишеля Уэльбека. Однако истинные депрессионисты возникли на культурном поле ленинградского андеграунда еще в начале 80-х, и первым тому свидетельством было появление коллективного сборника «Модитен Депо». В эту литературную группу входило всего четыре человека. Транк МК (Михаил Кондратьев), В. Ртомкер (Фил, Вячеслав Филиппов), Д.Во (Дмитрий Григорьев), и Б.Пу (Борис Пузыно). Так что по сути своей депрессионизм — явление локальное. Однако в целом, оно вполне отвечало ценностной иерархии той среды, из которой вышли члены группы.

Что это была за среда? В одних кругах ее называли «системой», в других, несколько позже «неформалами», в третьих — «околосайгоновской тусовкой» (правда депрессионисты в Сайгоне появлялись эпизодически), в четвертых «второй культурой», в пятых — «андерграундом», в шестых «волосатыми ублюдками» (правда, двое из депрессионистов иногда брили голову наголо) и так далее. Мы были отбросами советской системы, не вписывающимися в план великих строек.

В статье Б. Иванова «Литературные поколения в ленинградской неофициальной литературе» (Самиздат Ленинграда: М, НЛО, стр. 581) есть упоминание о сознательной игре ряда членов группы, игре, пародирующей и доводящей до абсурда социалистическую, да и не только социалистическую действительность. Например, на основе идеи Чучхе, журналов «Корея» и «Корея сегодня», депрессионистами был написан коллективный эпос «Правда о кровавой Ейке». Один из членов группы В. Ртомкер снимал фильмы по рассказам Даниила Хармса и на собственные сюжеты. Но это касалось лишь части образа жизни. В похожие игры в своих узких кругах играли многие из тех, кого причисляли к неофициалам. Но их основой являлась «игра всерьез». Она касалась, прежде всего, неприятия истеблишмента, и была скорее не противостоянием, а неучастием. Неучастием в военном призыве, неучастием в социалистическом строительстве, неучастием в политике. Все что делалось депрессионистами, находилось совершенно в иной плоскости. Мы шли не вместе с паровозом, не наперекор ему, а «через пути»:

* * *

Над головой грохочет поезд,
он мог меня сегодня увезти,
но мне важнее переход
через пути.
Летят вагоны облаками,
их тени тяжелей камней,
но не они — мое дыханье
раскачивает иван-чай,
и пчелы кружат над цветами.

Дм. Григорьев.

или

ПЕЙЗАЖ ПО ОБЕ СТОРОНЫ ОКНА

: небо, комната с запахом гноя.
Очень болит голень. Полно молока, моркови;
белое молоко отмели у берега моря,
черное молоко помоек у мола.

,ничего особенного: небо, опыт.
будет тебе операция, будет;
будет тебе революция, успокойся, что ты,

успокойся, будет тебе орать, будет.

Б. Пузыно

или

* * *

—«Критика Готской программы»,
мне говорит мама.
Мне говорит мама:
—«Критика готской программы» –
важная вещь.

—Ты настоящий лапоть,—
мне говорит папа.
Мне говорит папа:
—Ты — настоящий лапоть —
ничего не умеешь.

Так говорит папа.

Я не слушаю ни мамы, ни папы
потому что слушаю Фрэнка Заппу.

В. Ртомкер

Кто из четверых обозначил свою деятельность как «депрессионизм» неизвестно, но могу сказать с уверенностью, что все члены группы были хорошо знакомы с таким медицинским диагнозом, как маниакально-депрессивный психоз, включающий две стадии маниакальную и депрессивную. Это один из трех (два других: вялотекущая шизофрения или психопатия) наиболее частых ярлыков, которые навешивала советская психиатрия на людей, идущих против и поперек течения. При определенном старании этот диагноз можно поставить каждому человеку. Вот цитаты из медицинской интернет-энциклопедии:

«Депрессивное состояние определяется подавленным настроением, заторможенностью мыслительных и двигательных процессов. Больные жалуются на тоску, гнетущее чувство безысходности, душевную боль, щемящее чувство в области сердца, безразличие ко всему тому, что раньше доставляло удовольствие. Будущее кажется бесперспективным, жизнь — не имеющей смысла…

Маниакальное состояние выражается в повышенном, приподнятом настроении, чрезмерно активной деятельности. Больные находятся в превосходном расположении духа, ощущают необычайную бодрость, прилив сил. Они веселы, многоречивы, шутят, легко отвлекаются, принимаются за ненужные дела, находят несвойственные им занятия.

В тех случаях, если маниакальный синдром не очень выражен, говорят о гипоманиакальном состоянии. В гипомании больные бывают чрезвычайно продуктивны, т.к. нет еще повышенной отвлекаемости, расторможенности. Работоспособность хорошая, память прекрасная, настроение великолепное, никаких проблем — в таком состоянии человек готов свернуть горы. Люди творческого труда — композиторы, художники, поэты, ученые, будучи в подобном состоянии, создают шедевры в искусстве и выдающиеся труды в науке. Но, к сожалению, грань между гипоманиакальным и маниакальным состоянием очень нечеткая и переступить ее легко, а за этой гранью — уже тяжелое болезненное состояние».

Теперь о названии первого сборника депрессионистов. «Модитен Депо» — это лекарственный препарат, которым лечат психозы. Чаще всего при шизофрении. Он и до появления депрессионистов был «литературным героем». Например, у поэта Василия Филиппова, однофамильца В.Ртомкера:

«…Я не бывал на Колыме,
Зато я утопил модитен-депо в вине,
И вижу все теперь как бы во сне.
Вот Дева, узел ее платья грубый,
И две ступни на улице, на дне телесном.
Вдвоем мне тесно.
И поцелуи-изумруды
Остались на краю бокала.
Как жаль, что я сегодня выпил мало».

Практика одновременного приема веществ, действующих в противоположных направлениях: например, седативных и психостимулирующих веществ (ведро пива плюс облатка сиднокарба) впоследствии помогала одному из депрессионистов поддерживать себя в адекватном миру состоянии, но, к сожалению, разрушительным образом влияла на тело.

Эксперименты по расширению сознания, как медикаментозным, так и немедикаментозным способом большинством депрессионистов скорее приветствовались, чем отрицались.

* * *

Если принимать зеленые таблетки,
вырастают крылья,
прозрачные, как у стрекоз,
или птичьи,
а иногда — перепончатые,
словно крылья летучих мышей.

Я зеленые таблетки растолок,
накрошил под окнами на снег,
но птицы их клевать не стали:
лишние крылья создают неудобства в полете…

Таблетки размокли —
снег позеленел,
казалось, весна наступила,
И я долго смотрел на ее одинокий след.

У меня не осталось больше зеленых таблеток…

Дм. Григорьев

* * *

напился пива,
стал буянить,
хули ганить,
шпагоглататиранить,
кровьвзбиванить,
снегоплакать,
туалетобить,
в общем — быть

В. Ртомкер

Свобода от ряда условностей, внутренняя искренность, прямое действие — все это неотъемлимые черты депрессионизма. Вот цитата из письма лидера депрессионистов Транка МК: «Рисовать мысленно то, что могло бы произойти — не занятие депрессиониста. Истинный мастер делает все наяву. Депрессионист не склонен тонуть в чужих помоях, а собственное говно отправляет по назначению».

* * *

как живешь ты в своей притертой обертке обложке кожи брат мой
в окружении длинных линий — вполне прилично говоришь ты?
не сносились кроссовки кровь не порчена спиртом краской
целы кости милы красотки дождь по крыше — и он не лишний

…ты не лишний ты цвета хаки брат мой голубоглазый быдло
бравый парень в бою кровавый воздух режущий диким свистом
обернись я тебя не вижу не могу вспомнить как было
я тебя не знаю видение пролетело как тень быстро

Транк МК

* * *

возникает желание переместиться в сторону — эти лица
слишком навязчивы глаза их подобны сторожу пристальны взгляды
вряд ли они способны проникнуть в мысли мои но кристалл
подозрения слой за слоем приобретает размер тревоги
вода презрения моего растворяет кристалл — сталь безразличия делает
торной линию этих лиц — я ухожу в сторону

ливня обжигающего как лава.

Транк МК

Истинного депрессиониста не волнует общественный долг, только личный.

Я не должен дождю за лужи,
я не должен жиду за кошку,
я не должен ножу за кожу,
я не должен жене за ложе;

у:, я должен дождю — по будущие посевы;
: я должен жиду за прошлое, за погромы;
должен ножу за нержавеющее железо;
я должен жене, по тысячелетние роды.

Я должен : — по дождь. Я должен, жид.
Да, и за нож. Жена, : я должник.
Я — должен дождь:
/ долго, давно, — всегда./
— я должен, дождь,
Должен, да.

Б. Пузыно

Отношение к смерти как к некоей данности очень частая тема произведений депрессионистов. Тема смерти пропитывала воздух, и звучала в то время не только в текстах участников группы. «Друзья, давайте все умрем, к чему нам жизни трепетанье… …ведь жизнь и смерть одно и то же» — эта нежная песенка Бориса Гребенщикова на стихи Джорджа Гуницкого вполне отвечала духу депрессионизма.

Суицид

Это делается просто: довыл, берешь лезвие /это как праздник
детства, при условии, что ты был напрасно/, далее —
в состоянии легкости необыкновенной
запираешься в ванной и сводишь вены,
открывая себе весну,
успокаиваясь, прощая прошлое, и время,
и всё что ещё и что так же верно
как то что тебя спасут.

Или так /ещё проще/: пятьдесят обёрток феназепама,
помноженные на то, чтобы тебя не стало и
совесть была чиста, как вода и воздух,
оставляющие тебе твой возраст,
при условии, что «скорая помощь» —
весьма, весьма надежный твой сторож.

Или еще /самый верный способ/:
петля и всё и никаких «после».
Самый древний и честный из видов бегства.
:Самое противное, правдивое средство.

В случае же, если ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО-СОВСЕМ-НИЧЕМУ-НЕ-НУЖЕН,
всё это лишнее; пройдешь сквозь толпу, мимо рынка, по всей траве,
впитывая в себя как смерть
свою судьбу, сядешь как пропадешь:
и в тебе протекает дружба,
автодвижение, падёж скота, свет,
продолжение прошлого твоих дум; как обычно и было-будет;
и ты уже — идет дождь.

Б. Пузыно

* * *

рукой за лезвие бери ее как камень
как подорожник к пальцу как слюну
на рану обесцветившийся парень
бредущий по двору под вечер и ко дну

за смертью вновь бредущий на поклон
освистанный последними у трона
скользящий по извилинам закона…
все смотрят — где оставит он
свои рисунки бьющие в висок
свой взгляд свои шаги и свой листок

Транк МК

«Волевой износ», «Локальная смерть» — это названия машинописных сборников Б. Пузыно. Локальная смерть подразумевает продолжение. И это можно проиллюстрировать следующим текстом:

ВОЗРАСТ

Мне под восемьдесят, у меня за плечами
моя осень со всеми ее печалями —
время года, покрывшее прошлое, словно праздник и как усталость;
и идя из дома как в дом — можно спешить, а можно и не спешить:
свобода. И многое уже не важно, сейчас —
когда жить уже — так нестрашно; давно уже так не страшно жить.

, некого пестовать, ни к чему считать, кому что досталось,
ибо доставшееся — просто места, недоставшееся — пространство,
а оставшееся мне — малость: познание той, что проста-проста —
как все таинства,
как «утрачиваться — это произрастать» и как «старость — это
такая радость».

Мне за сорок, у меня за плечами —
безработица, торговля подержанными вещами,
среднего размаха задолжность, две или три семьи,
похороны матери и отца заодно со всеми мечтами,
хлопоты со своими и не своими детьми;
долгие уже ночи , долгие еще дни.

Мне за двадцать, у меня за плечами —
разбитый ящик с колотыми ключами,
разными ключами:
от женщин и злоключений всех, от пещер
психиатрических лечебниц, от добрых ночей,
от чертова творчества, роющего как червь
и от простых вещей, просто простых вещей. И еще у меня за
плечами —
то, что под восемьдесят мне, как и теперь.

Мне — неделя от роду, год от конца-начала
истории, местной. Мне — час. Мой вес — полкило.
У меня за плечами
: только крыло, крыло.

Б. Пузыно

Распад литературной группы произошел естественным образом в начале девяностых. Настоящим и до конца последовательным депрессионистом оставался лишь Транк МК. Он умер в 2008 году. И если поэта МК знали немногие, то переводчик Михаил Кондратьев хорошо известен читающей публике. Его блистательные переводы Харлана Эллисона, Филиппа Дика, Хантера Томпсона и др. современных писателей продолжают издаваться и переиздаваться различными издательствами.

Вячеслав Филиппов погиб за три года до смерти Михаила Кондратьева. Борис Пузыно в настоящее время жив, но пребывает в собственном недоступном для нас мире. Я тоже жив и даже в состоянии что-то сказать. Не слишком широкое присутствие стихотворений В. Ртомкера, Бориса Пузыно и Транка МК в официальных изданиях во многом объясняется их собственным нежеланием. К тому же неучастие в массовых коллективных играх и ограниченное участие в поэтической тусовке было одним из негласных принципов депрессионизма. Я «сломался» первым и уже в конце восьмидесятых появились официальные публикации моих стихотворений и рассказов. Пузыно же уничтожил полностью сверстанный макет книги, которая должна была выйти в издательстве «Северо-Запад» в начале 90-х. МК просто хватало небольшого круга друзей и ценителей. Депрессионизм стал историей после его физической смерти.

Но я до сих пор вижу их в том вязком как жидкое стекло времени восьмидесятых — вот МК, с молоточком красного цвета пригодным как для разбивания стекол Икаруса в случае аварии так и для коленных чашечек предполагаемых врагов, идет по белой полосе, возвышаясь над встречными потоками машин, вот Пузыно, в бесконечном лабиринте, где за волевым износом следует локальная смерть, и снова жизнь, которая словно пиво у пивного ларька, а вместо кружки у него сверкающий на весеннем солнце саксофон, рядом — Д.Во, «сумеречная», наиболее вписанная фигура, оклеенная со всех сторон листовками-дацзыбао на самые различные темы, и, наконец, Ртомкер, запертый в ванной наедине с подругой и машиной, заправленной пятью кубами водки и нацеленной острием в вену, потому что все остальное уже кончилось…

И все же, как писал Пузыно:

* * *

Все будет хорошо, в этой истории и в Истории:
это только меня — колет, а там — хорошие, хорошие боли,
хорошие похороны, хороший Сезанн в Салоне –
к пороше, холодам. Это только меня ломит
как обозную лошадь-падаль, мертвую от вдоха до вдоха.
Хорошо, когда только со мной плохо.

…А в тайге все тот же, счет один-ноль;

и эта история кончится хорошо, Сара, —
вечеринка уснет, кто дожрет все, а кто устанет:
…пьяный Моцарт выйдет блевать к окну
и увидит там
мать;
тишину.
Повсюду еще темно.