Отрывок из письма Кириллу Кобрину.
Итак, Жюль Верн.
Не берусь судить о других его романах, но «Таинственный остров» удивительно высвечивает человека индустриальной эпохи. Подозреваю, в истории сложно найти другую эпоху, когда т.н. культурные, цивилизованные люди были бы так изломаны, набиты противоестественными предрассудками, настолько не в ладах с природой при такой одновременно высокомерной самоуверенности. Мало когда тараканы в голове были так раскормлены, как в эпоху царящего позитивизма. Поразительно, как ухитрился все это изобразить Жюль Верн, желая показать образец современного человека, образец деловитости, практичности (это любимое слово в описании героев), умелости, здравомыслия и проч.
Я делаю конечно же поправку на то, что он хотел написать робинзонаду, а не очередное кругосветное путешествие, и сюжетная задача местами довлела. Я оставляю за кадром жюльверновскую наукообразную чушь (они, видите ли, уцелели при взрыве вулкана, уничтожившем весь остров, т.к. в этот момент кинулись в море, ага). Оставим это, я о другом. Я о героях, образце практичности, здравомыслия, находчивости.
Позволю себе напомнить основные их деяния, полагая, что Вы, как и я, читали это в последний раз лет в 11.
Оказавшись на необитаемом острове, они прежде всего начинают искать себе убежище. Ищут пещеру. Обходят весь остров: нету. Живут пока в кое-как укрывающем прибрежном нагромождении камней. О построить хижину речи не идет, нужна непременно пещера. Внимание инженера Сайруса Смита привлекает озеро, в которое впадает речка, но ничего не вытекает. Он находит подземный сток, а раз так — наверное, может быть, там есть пещера. Он же умный, практичный и мастер на все руки, он в Америке железные дороги строил. Из подножного минерального сырья он получает пироксилин, взрывает берег озера, устраивая сток, озеро мелеет, открывается прежний подземный сток. Они туда лезут. Так и есть, там обширная пещера. Сплошной крепкий гранит. Колодец бывшего стока (из него будет их подслушивать капитан Немо, и я его понимаю: они же такие прикольные). Пещера, что, по мне, удивительно, оказывается сухой и здоровой. Они пробивают в гранитной скале окна и двери (тяжело трудились). Верхний лаз для безопасности замуровывают, цементируют, сажают сверху кусты, Сайрус Смит хочет снова поднять уровень озера, чтобы затопить и совсем надежно спрятать это место. Вход в Гранит-хаус (как же без названия) на 40-футовой высоте, доступ только по веревочной лестнице. Это при том, что у них собака (как быстро выясняется, самый умный человек в этой компании). Собаку учат карабкаться по веревочной лестнице (!она ж такая умная!), но чаще таскают на спине. Грузы тоже. До известной всем южноевропейским домохозяйкам корзины на веревке так и не додумались, но впоследствии построили лифт, с гидравлическим приводом, для чего С.Смит пустил обратно часть воды по бывшему стоку через пещеру (так ведь и вода в хозяйстве нужна).
Как Вы может быть помните, с веревочной лестницей была проблема, когда во время отсутствия всей компании (изучали остров) к ним забрались обезьяны и втянули лестницу наверх. Наши практичные американцы суетились внизу, не в состоянии попасть домой. Хотели уж размуровывать верхний лаз, но тут лестница сама упала из окна (капитан Немо, конечно, но они подумали на одну из обезьян, ту что осталась в пещере и приручилась у них).
Несмотря что остров необитаем, у них параноидальная мания безопасности. Мало что пещера с лестницей. Плато, где все это располагается, видите ли, с одной стороны защищено обрывом, с других — двумя реками и озером; но остается открытым еще один фас. Практичный С.Смит решает прорыть ров, превратив участок с пещерой в род острова на острове. Пробивать ров приходится в граните, методом подрыва. Теперь они со всех сторон защищены водными преградами, через которые строят разводные мосты. Зачем все это, коли остров необитаем? — А от диких зверей. (Дикие звери, особенно ягуары, конечно же не умеют плавать и боятся воды; правда, зимой все это замерзает, но тут уж что поделать). Кстати, если на съедобную дичь поселенцы охотятся, то ягуаров и прочих хищников ставят себе целью истребить, чтобы очистить от них остров.
Сидят во время зимних бурь в своем Гранит-хаусе и радуются: в лесу-то бурей деревья валит, кабы построили дом, его бы пожалуй снесло (эээ, а строить покрепче?), а так мы в надежном убежище.
При этой мании превентивной безопасности к проснувшемуся вулкану они поначалу относятся с поразительным легкомыслием: мол, уклон у горы такой, что лава не к нам потечет. Судьбу Помпей никто не вспоминает (прагматичные американцы, что возьмешь). Пока капитан Немо не втолковывает Сайрусу Смиту, что от проникновения в жерло океанских вод весь остров может взорваться.
Попутно они обзаводятся орудиями и утварью. Находят руду и устраивают кузницу.
Посуды налепили глиняной. Поскольку ее надо ведь обжечь, они начали со строительства в чистом поле печи для обжига. С трубой. Налепили сколько-то тысяч кирпичей (С.Смит точно вычислил, сколько нужно). Это чтобы изготовить потом посуды на пятерых. Очень практично. Затем печь стояла без надобности, из нее даже взяли сколько-то кирпича для последующих нужд. Поступить как все нормальные древние народы, т.е. слепить небольшой горн для обжига, поселенцы отчего-то не догадались.
Но они сумели даже выдуть стекло, Сайрус Смит все умел. А моряк Пенкроф возмечтал и о железной дороге (до любого конца острова они пешим ходом добирались за день).
Не имея ружей и возможности их сделать, приучились ловко стрелять из лука. Как только ружья появились (капитан Немо), луки забросили.
Ружье лучше стрелы, ручной труд должен быть заменен машиной невзирая на реальные трудозатраты. Вроде бы здесь просматривается некая система взглядов и поступков, отсылающая к сформулированным еще в век Просвещения различиям между цивилизацией и дикостью. Одежда/нагота, вареная пища/сырая пища, печеный хлеб/дикие коренья и проч. Одичавший Аэртон бегает нагишом, забросил хижину и прячется на деревьях, отказывается от жареного мяса и пожирает сырой свежак. Признаком его возвращения к цивилизации служит согласие есть вареное. Однако, настойчивое стремление жить в пещере рушит эту теорию. Пещера должна быть несомненным признаком дикости. Теория не работает.
Колонисты питались дичью и скучали без хлеба (семян-то нет), пока Герберт не нашел под подкладкой куртки пшеничное зернышко. Там, помните, начало колоситься в геометрической прогрессии и на второй год уже можно было думать о муке. Нужна мельница. Построили мельницу, водяную. Намолоть муки на пятерых (с Аэртоном шестерых). Очень практичное решение.
Первую зиму мерзли, ведь одежда только та, в какой были на воздушном шаре. Ну, они конечно использовали растительные волокна, но только для плетения веревок. Тканей не было и сделать не из чего. Впрочем, капитан Немо ведь подкинул им сундук с добром под видом кораблекрушения, и там были несколько дюжин рубах и чулок. (Викторианцы всегда числили белье дюжинами, и по бесконечно для меня загадочным причинам его все равно недоставало). Они конечно все время охотились, добывали на еду много зверья (род зайцев, род лис и пр.), но шкурки отчего-то в дело не шли. Жюль Верн роняет ремарку вскользь, мол у местных лис мех плохой. Так наверное лучше плохой, чем никакой? Но даже перебив полсотни этих лис (лисы напали и разорили курятник, истребить лис), их просто закапывают в лесу. Убив ягуара, говорят, что шкура послужит украшением Гранит-хауса. Мерзнут. На второй год доходят руки до водящихся на острове муфлонов. Их — нет, нет, не стреляют, — их загоняют в крааль, и они немедленно одомашниваются. К осени можно стричь. Но прясть и ткать колонисты не будут (равно как и вязать — мужики, что возьмешь), они наделают фетра. Мр. Смит строит машину для валяния фетра, с гидравлическим приводом. Чтобы изготовить фетр на пятерых.
К краалю (в 4 милях) даже проводят телеграф, электрический. Проволоку сами сделали.
Все это, несомненно, чудеса практичности и здравомыслия. Однако, казалось бы, первой из заботой должно бы быть желание выбраться с этого острова, вернуться на столь страстно любимую ими американскую родину. Координаты своего острова Мр. Смит определяет в первые же дни. И что же? — Ой, далеко, не поедем. Авось да какой корабль заплывет, заберет нас.
Моряк Пенкроф все же настоял на постройке шлюпа. Но пускаться на нем далеко в океан — нет, нет, невозможно. Вокруг острова поплаваем. Лишь после подброшенной снова капитаном Немо записки в бутылке, извещающей, что на соседнем острове есть жертва кораблекрушения, они решаются проделать туда полтораста миль и находят одичавшего Аэртона. Он вскоре одомашнивается, оказывается совершенно перевоспитавшимся и впавшим в сугубую добродетель.
Узнав историю Аэртона, наши колонисты начинают надеяться, что вдруг лорд Гленарван на «Дункане» вернется за ним. Так надо на том острове записку оставить с координатами своего острова, это единственный шанс на спасение. Впрочем, сплавать снова на тот остров чтобы оставить записку они собираются более года, все им что-нибудь мешает: урожай собирать, мельницу строить, то-се, погода плохая. Они так и не собрались, но пока шла канитель с пиратами, капитан Немо тайком взял их шлюп и сам отправился. В результате чего в финале наших поселенцев, сидящих на оставшейся от взорвавшегося острова скале, таки забрал «Дункан». Второй свой корабль, посолидней, они начинают строить на третий год, оттого что шлюп пропал (пираты взяли поплавать и разбили), их подстегивает капитан Немо, во время единственной и последней встречи предупредивший Смита о ненадежности острова с проснувшимся вулканом, но закончить корабль они так и не успели. Что любопытно, они обсуждают исключительно свои шансы доплыть до побережья Америки или Австралии, мысль же добраться до той части океана, где есть судоходство и их может подобрать какое-то судно, им совсем не приходит на ум.
Итак, ключевую задачу спастись с необитаемого острова наши герои провалили полностью. То есть они за нее даже не взялись. Абсолютная беспомощность, чтобы не сказать трусость.
Да, я помню, Жюль Верн хотел написать робинзонаду, а не кругосветку. А ведь мог бы, допустим, дать им таки достроить свой корабль и успеть уйти на нем в море до взрыва вулкана, чтобы потом их, не очень уверенно судоходных, спас бы «Дункан». Но нет, чутье художника создает образ законченной беспомощности. Добродетельные позитивисты не в состоянии спастись без посторонней помощи.
А как превозносится исключительная храбрость каждого из них, проявленная на американской войне. Равно как и при прочих случаях. Безупречно смелые, хладнокровные, решительные люди.
Мало того, ведь и задачу обороны от пиратов они провалили столь же безнадежно и бескомпромиссно. И в этом тоже их кругом спас капитан Немо.
Допустим, когда явился бриг с каторжниками-пиратами числом в полсотни, с пушками и большим запасом боеприпасов, нашим колонистам впрямь и в любом случае пришлось бы туго. Да, они пытались доблестно отстреливаться. Но проблему решил капитан Немо, подбивший бриг торпедой. Пираты вдруг потонули к глубочайшему изумлению колонистов. Через несколько дней они нашли оболочку торпеды и изумились еще более. Но шестеро пиратов высадились на острове. Казалось бы, тут шансы уравнялись. И даже с перевесом: колонисты уже знают местность, и очевидно что у них больше боеприпасов, чем у плывшего в лодке разведывательного десанта. Но они сначала упускают этих каторжников, ибо заняты снятием всего полезного с затонувшего брига; сняли даже пушки, которые впоследствии не пригодились. Потом предаются моральным сомнениям: убивать ли пиратов, или вдруг они раскаются и перевоспитаются. Затем уже каторжники развязывают против них партизанскую войну (что самое смешное — перерезают телеграфные провода, как без этого; была бы впрямь железная дорога, так ее бы взрывали), и наши колонисты ведут себя как овцы. Они не знают что предпринять, после исчезновения Аэртона, ушедшего в одиночку в крааль, идут вчетвером за ним, что приводит к ранению Герберта — и все четверо полтора месяца прячутся в домике в краале возле раненого. Ибо решили ни в коем случае не разделяться, чтоб не перебили поодиночке. Так и ходят кучей и еще с повозкой. Прячутся от каторжников, грустят, что перестали быть хозяевами своего острова. Пока не выясняется, что пираты все убиты неизвестным способом (у капитана Немо же электрические пули).
Замечательно, что и Аэртон, узнавший в пиратах собственных бывших подельников, ими узнанный и попавший к ним в плен, оказывается столь же беспомощен. Он отказался участвовать в их мерзких замыслах против его благодетелей, его связали и держат в лесной пещере, где у них лежка, он вне себя горюет, что сейчас они убьют его друзей-благодетелей — и только. Где хоть какая хитрость, где былая смекалка, былое коварство, наконец? Обретенная честность и добродетельность не позволяют ему предпринять ничего.
Большая для них удача, что капитан Немо не морочится всякой высокоморальной фигней. Это ведь Сайрус Смит и Ко являют собой образец практичного героя эпохи позитивизма, тогда как капитан Немо — уцелевший одинокий обломок романтической эпохи, у него и руки развязаны.
Вот в чем самый неожиданный вывод. Герой романтизма мог чудить как угодно, но он мог и действовать. Добропорядочный, практичный, здравомыслящий Сайрус Смит может только взрывать гранит в хлопотах о безопасности, строить мельницу и валенковаляльную машину с гидравлическим приводом на шестерых едоков, но по сути НИЧЕГО, СОВСЕМ НИЧЕГО предпринять не может.
Вот что поразительно у Жюля Верна.