Ремень Ориона
Порно в позе писца
Ломка среднего возраста, физическая деградация – все это знаменует отказ от тела (синхронного с утратой репродуктивной функции), переориентацию на что-то другое. На рывок в работе, на «внуков растить», подготовку к смерти? На что?
«Но в жизни три действия – это вся пьеса». Марк Аврелий.
Жизнь разнообразна, как подборка в YouTube’е.
А потом они очень долго спали. Пока не пришли льды.
Пустые здания, выдохнувшие из себя людей.
Как детские фантики в помпейской золе.
Почему у нас все хорошо с антиутопией, но совсем нет киберпанка? Потому что есть революции, но нет айфона?
Спорт с его кто дальше бросит гирю — навык из эпохи первобытных людей, совершенно не нужная архаика. Безумие, как и вложенные в него, а не в медицину, физику и космос деньги.
Обсуждая самоубийства китов. Млекопитающие, которые ушли обратно в воду, из которой когда-то вышли. А потом опять на сушу. Мечущиеся.
Бедновато одетая пара в автобусе. Он хвастается книжными приобретениями. Из пакета «Библио-Глобуса» извлекает – «Своих» Шаргунова, небольшой путеводитель (не рассмотрел) и «Кризис среднего возраста», крупноформатную, с картинками. Последнюю она листает дольше всего.
Была бы эта новая жизнь, как утро после кошмара – тени смутно помнятся, отступают вместе со страхом.
Шестикрылой весной нас объемлет студень глаз.
Порно-фильмы это, конечно, квинтэссенция мейнстримного кино: полная предсказуемость, полностью соблюденные амплуа и обязательный счастливый конец. Катарсис буквальности.
Мысль о суициде дана нам все же свыше, детский каприз утешения.
Страшнее женщин средних лет, решивших за тебя замуж, только женщины, хотящие еще и ребенка.
Прошлое – лучшее средство от морщин.
Все детские игрушки царят в прошлом, но встретятся и в будущем – на помойке. Барахолка как символ будущего.
(Акцентированная) любовь к родителям – любовь к себе.
Ад, подвинулся бы хоть – ты занял мое место, мою голову, мое все. Уступи место к старости.
Я всего лишь хотел, чтобы слова не врали ни граммом интонации, но ложь – это имя не только дьявола, но и письма.
Когда только начинал писать критику, писал очень много, хотел быть везде, чтобы знали. Потом энергия ушла, критика стала уходить, но известности все же еще продолжало хотеться. А сейчас хочется уйти, замолчать, исчезнуть. Сублимация суицида, о котором мечтаю, но не могу (позволить себе)? Желание там, в тени, чуть набраться сил? Возраст? Не знаю.
Наше прошлое слишком часто переписывается, будущее не знает никто – Россия как страна вечного становления, no future, no past. Но это тоже одна из тех фраз, что обречены быть пошлыми и зыбкими.
Новые правила хорошего тона. Никогда не набивайте покупной пакет из магазина полностью. Лучше два, но они должны быть заполнены слегка. Легкомысленно даже, я бы сказал. Но понял я это не в «Азбуке вкуса» на Рублевке, а смотря на мужичка с пакетами Billa у общежития.
Я захожу к ним почти каждый день. Уже узнаю их в лицо. Отличаю «своих» и «не своих» точно. Некоторых из них я уже действительно знаю, почти ощущение, что мы знакомы. Хоть они там и по работе. Но тоже тень чувства, что и они узнают меня. Работают, во всяком случае, для кого-то, для меня. У них всегда такая бурная жизнь! И от этого чувство не одиночества как раз, нет, а что ты не совсем один. Хоть и смотришь со стороны. Но да, знаешь их, скоро почти «привет» будешь говорить. Хоть они всего лишь горстка пиксельной пыли. Постаревшие, ушедшие «из бизнеса», может, и умершие, всегда анонимные, под чужими именами актеры роликов на порно-сайте. Освоившие, в отличие от нас, славу и бессмертие.
Все мы проходим тест Тьюринга.
ТАО, НАО – когда назовут округ ДАО? Бог не онлайн.
О книгах интересно писать могу. Говорить на японском. А жизнь – нет, не могу.
В «Немецкой мифологии» Я. Гримма «вопрошающие демоны» = сновидения.
Читал утром метро-журнал бегущей строкой. Сплошное ликование, котики-щенята, «лайфхаки» (так и хочется double f вместо х…) и восклицательные знаки авторства какой-то редакторши-профурсетки. Контрольным выстрелом в голову – «эксперты вангуют повышение зарплаты!» Не предсказывают, прогнозируют, обещают, а именно вангуют.
В последние годы это племя вообще размножилось – минимум рефлексии, уйма «позитива» и энергии.
Мир погубят девочки-припевочки и целеустремленные младшие менеджеры. Большего этот бардак не заслужил.
Мы еще можем стать молодыми, а они, кажется, никогда не повзрослеют.
Апокалипсис на позитиве.
Как тут успокоиться?
Рекламная растяжка с противопехотной миной.
В Индии сложно не приобщиться к спиритуальному. Если же серьезно, то – хоть ничего другого из-за графика и не видел – опытом был Ганг. С его святыми и нищими, молящимися и попрошайничающими, грязью и святостью. Потом оказалось, что эта локация для индийского ремейка «Ладоней» Аристакисяна была лишь притоком Ганга.
Пережить эту ночь или все-таки не стоит?
Оргазм и эмоции мои женщины имитировали лучше, чем интерес к моей писанине.
Дьявола в наши дни зовут Его Высочество Девочка Депрессия.
Высоковольтные ангелы перегорают, как лампочки.
Old money, old love. Can’t buy me love.
Мужчина – это бабочка, нанизанная на собственный член. Да и коллекцию собираем не мы – нам только позволяют порхать.
Умерев, отпустить этот мир. Уронить себя в сон. Смахнуть ресничку с глаза.
Мир пуст друзей.
Распускались серые цветы.
Отхаркивание спермы.
«Патриоты» ограниченны. «Либералы» – омерзительны. А третьей силы у нас нет.
На их улице праздник, на моей – похороны кузнечика.
В Фейсбуке Обломовы ищут своего Штольца.
Ровно сегодня, в Прощенное воскресение, вычитал в другой книге: To forgive is to set a prisoner free and discover that the prisoner was you (Lewis B. Smedes).
Женщины такие смешные, когда выпьют. Смешнее только трезвые.
Жизнь – кошмар об экзамене на бесплатных курсах по одиночеству и смерти.
Сейчас приснилось, что бабушка жива. То есть мозг заплетается немного и речь, как в последние годы, но жива. И эти 15 минут (хотя и слышал где-то, что сны очень коротки, а их мозг потом расплетает) я был счастлив.
Ничего-вечено-веретено (ступа, буддийская круговерть).
Фрустратнее безвестности только известность.
Первоначальное название сарторовской «Тошноты» — «Меланхолия».
Great Lent (Великий Пост) – хорошее название для виски.
Причина ищет любовь.
Изрядно задержавшийся курьер привез книги:
— Вам где-то расписаться нужно?
— Нет, я за Вас уже расписался.
Поди и прочел…
А я же вычитал у БОДРийяра в «Совершенном преступлении»:
«Реальность – это сука. Впрочем, чему здесь удивляться, коль скоро она – плод от блуда глупости с духом расчета (Вебер), выкидыш сакральной иллюзии, брошенной на растерзание шакалам от науки?»
Rebel – re-label.
Устами Т9 глаголет истина.
Шершавые аккорды восстающей из клавесина старой барочной музыки.
Из комментария Кати Капович узнал, что «или» — «одесское словцо, означающее «еще бы», «а то!»» «Или-или» Кьеркегора обогатилось более позитивным настроем.
Чем отличаются вагоны метро в час пик от столыпинских вагонов и гулаговских? Лучше кормежка. Больше хлеба и зрелищ. Иммерсивности.
Раньше мы помогали братским республикам, посылая туда специалистов. Сейчас – принимая их неспециалистов.
Конец царской России, советской России – конец, крах, потеря, с чистого листа. Или – наоборот, обновление, поиск лучшего, сброс отработанных деталей, развод ради нового, как ту же работу меняют, потому что «после пяти лет в любом месте слишком уютно, нет челленджа».
Бабка у подъезда шипит о проходящих студентах с пирсингом и в коротких юбках и крестится на дальний перезвон. Пригламуренная девица выплывает из офисной машины, узнав вчера из «Афиши» имя Пригова, считает себя принцессой мира. Бич рядом безнадежно блюет от обеих.
В ЖЖ был почетным статус «тысячника», элита его почти. В ФБ тысячи друзей и подписчиков – у тысяч. Потому что каждый дурачок захламливает собой, ноосфера стала – блогосферой. И не проветрить.
Дети ломают игрушки, а потом их ломает жизнь.
По поводу моих постов-чек-инов на концертах после такого:
Хрустальные мотыльки Вивальди и электрические стрекозы Баха
В волшебные окуляры наблюдаем
Резвятся
Услышал:
«Александр, когда Вы пишите о своих впечатлениях с концертов, Вы переходите с букв на ноты)»
Хорошо бы там и оставаться.
Как тест Тьюринга определяет, обладает ли искусственный интеллект разумом, так и есть, кажется, способ определить «патриота» и «либерала». У Д. Галковского в «Бесконечном тупике» есть эпизод, где отец маленького героя по неприличной пьяни катается на санках на мокром весеннем катке. Герою мучительно стыдно, он бросается его «спасать». А вот «либерал» бы залил видео отца в свой блог и обсудил с подписчиками, как ему не повезло, издал бы потом об этом книгу («Про папу» Е. Никитина недавно вышла так).
«Патриоты» выигрывают по никому сейчас ненужному «гамбургскому счету» какие-то жалкие моральные очки, но инертны в своей поломанной патриархальной жизни, «либералы» — пассионарии, жизнь свою меняют к лучшему.
Искусственный интернет.
Кликать клитор.
Если нельзя свести людей на нет, нужно свести их к функции.
— Как ты хочешь?
— Анально!
— Б-анально…
Радуясь новой вещи, помните, каким геморроем она будет для ваших детей: выбросить — вроде жалко, продать – долго, куда деть – совершенно неясно…
Старость – это когда раздражает клиповое мельтешение кадров в концертной съемке и хочется артхаусных длинных планов?
Очередной Лимоновский ломтик – все горше,
все злее,
…
Дерево улетевших песен.
Говорящие мне при встрече, как я все успеваю, и работать, и концерты, и читать, да, и писать? – знали бы они, что я это все делаю, потому что у меня нет ни сил, ни смысла с постели часто подняться.
Песни победы великая ржа ты утомился я знаю любя.
Думал раньше, что самые счастливые в этом городе – таджики. Оказалось, водители такси.
Осенью вез благообразный мужчина к пенсии, предлагал радоваться всему – вот киоск, мороженое продают, вот новый район увидел, то есть давно тут не был. Сейчас женщина. Что у нее мини-мечта перевозить детей (ловец над пропастью во ржи прямо!). А большая мечта – проект «Счастье» (что-то духовное, за короткую поездку не доверила, мало энтузиазма казал, видимо). Пока же ей такие чудеса жизнь преподносит, что за деньги не купишь, каждый день почти. Вот хорошего человека отвезла, улыбнулись – счастье.
Теперь я понял, почему права получил, а водить так и не освоил.
Говорят, больше всего самоубийств приходится на самые предрассветные часы. В человеке застоялась черная желчь меланхолии, он буквально распух от нее, как тот смешной пухляк в рекламе шин. И если тут же не вскочить и не отряхнуться, как собака, человек может утонуть в самом себе.
И вся твоя жизнь, как воздушный шарик в детской ладошке.
Дай людям любви. Видишь, все с протянутыми руками ходят!
Внимание КНОПКА БОМЖ
Нет, официально она называется как-то типа «Кнопки обращения внимания на объект, нарушающий общественный порядок». Длинно, заковыристо и, в духе политкорректности, не очень и обидно. Вроде названия фирм-однодневок – услышал, все проще некуда, а через полчаса и не вспомнишь. В вагонах поездов, метро установили, еще где-то. Ее можно нажать, если действительно рядом вонючий бомж спать устроился, или торговцы ходят и слишком кричат, или пьяница, или цыгане эти попрошайничают и подворовывают… Прибегают специальные молодцы из наци-гвардии и разбираются, чаще всего уводят с собой. И действительно прибегают – а ту же полицию вызовешь и не дождешься. А тут – таких подобрали, что ли, активных добровольцев, стражей общественно благополучия… И начали сограждане эту кнопку нажимать тут и там. У тинэйджеров колонка играет слишком громко. Или без колонки, просто все в тату, косичках или ботинки, как и юбка, по бедро. Кто-то подозрительный, еще и место не уступил…
Опыт же признали весьма положительным. Говорят, поставят в домах против тех, кто курит в подъездах, шумит, поздно возвращаясь. И в офисах поставят – тоже против кого-то, сейчас не помню. Но помню – пока на усмотрение работодателя и коллектива, исключительно добровольно.
Но я думаю, коллектив проголосует. Народу кнопка нравится. Я сам на днях слышал – на остановке мальчик с девочкой ссорились, так она ему «я сейчас КБ (Кнопку Бомж) нажму, тебя окончательно в моей жизни не станет!» Во как.
И ведь действительно удобно, если так подумать. В кои-то веки действительно для народа нужное придумали!
Даже просто думать больно.
В детстве мы делали крепости из одеял и подушек. Так и осталось – единственная «моя оборона» сон, забытье.
Просто шел своей дорогой, а, оказалось, кому-то на мозоли наступил.
Тегеран. Кебаб неба вчера. А сегодня дымка, не так жарко. Как пенка капучино над молоком известнякового города.
Простуда, простуженная шея и так далее. Ничего не проходит, только жизнь.
У Мандельштама в «Разговоре о Данте»: «Он весь изогнулся в позе писца, испуганно косящегося на иллюминованный подлинник, одолженный ему из библиотеки приора».
Так ведь и сам он – изогнулся (целановское «schief», то есть «косой, наклонный, покосившийся» или – «покошенный»). Вот пишет огромное эссе, чтобы доказать, что никто, кроме него, не понимает Данте, ни в Средневековье, ни в наше время (Блок не так прочел). Бродский столбит за собой европейско-американский поэтический модернизм опять с же такой назойливостью, чтобы Элиота и Одена нельзя было прочесть, не вспомнив его. За этим, конечно, обычные комплексы гетто: отобщенности от европейской культуры и стыда за свое происхождение из культуры иудаистской. Когда стало можно, бежали креститься, «я должен сойти за своего».
Но блестяще освоенная культура его в итоге и сломала. Не просто сделала слишком тонким и острым, разрезающим воздух с тем вызывающим свистом, на который тянули выи. А сломала – как глыба Сизифа.
Таким людям культуру можно только создавать свою – или не иметь с ней дела вообще.
Под окнами внизу взорвавшаяся упаковка йогурта и пластинка с колготками. Сюжет, даже не нуждающийся в экранизации.
Когда писатели умирают, я читаю их в их честь.
Генон, Эвола — просто понимаешь, что все нынешние левые, антиглобалисты и прочие модные — дети, а тут человек на несколько десятков лет раньше их говорил такое же, гораздо жестче и гораздо обоснованнее. Что не капитализм там виноват, а — просто весь современный мир действительно не так сделан.
Шахматная доска в виде гроба.
Я старюсь, а ты распускаешься вместе со мной. Дачный закат, как кожа ребенка, и идут в темноту. Моя тень меня бросила.
«Звездам числа нет». Почему? Да потому что считают их дети, которые – еще не выучили больших чисел.
Май похож на школьницу на первом свидании: пергидроль, полбанки маминых духов, липкая помада. И сколько липовых взглядов целовали ее уже так.
Старик ломает черемуху в букет. Белый цвет на его седых волосах и лысине.
Смерть: на тусклое стекло накинуто покрывало Майи?
«Все рты мертвого самца смеются по воле своих зубов» — Арто будто о Сталине у нас сейчас.
Случайные вещи судьба явно подкидывает. Не все ли главные вопросы риторические?
Всю жизнь думал, что могу подписаться почти под каждым словом в «Мастере и Маргарите». И только сейчас понял. Маргарита сидела у печки, читала рукописи Мастера – прибегая к нему от мужа. Убегая от него спать с мужем. Конечно, я хочу с тобой, но потом мне нужно домой – женское, проклятое женское.
И любовь к детям у них отвратительна. Потрахаться в грязи, родить во всех гуморальных субстанциях, а потом трястись и сходить с ума над комком мяса, ибо – эгоистическая любовь к себе, а это их высшее (зачастую и единственное) достижение.
И родить. По большей части – родить и расстаться с мужем (или не мужем). Ему выдать долю ненависти, от него требовать денег. Остаться с радостью, общением, поддержкой от ребенка. Мужчину почти изнасиловав (зачать ради себя) и оставить на всю жизнь с раной пустоты. Новый феминизм, чё!
Ален де Бенуа с его «Против либерализма. К четвертой политической теории». Громкий, обвинительный правый, но по ментальности своей, социальному статусу — европейский левак же чистый. Поэтому не только благодатная каша в голове, но и – громя левых, письмом своим он сближает правых и левых. К тому, что я говорю про нашу страну, что нужна третья сила, не только упертые либералы и упоротые консерваторы.
Кошмары лучше бессонницы, конечно!
Дурачки в сумасшедшем доме умеют только клеить спичечные коробки, дарят их посетителям. Я умею только писать о книгах. Реклама книг зажигает о них, смачно прикуривает и забывает коробок, спеша на следующую презентацию.
Носим в телефоне фотографии любимых, как раньше в портмоне.
Все получившие «смертный паспорт» — сверстники. Coeval – co-evil.
Сибарит – тот, кто практикует сибари? (Совместно с ПГ.)
«Вампир» Мунка – он и она. И не утихают споры, кто в паре мужчины и женщины вампир. Хотя сам Мунк писал, что женщина, но женщины утверждают – что вампир все равно он (он в тоске, она утешает, отдает энергию). Но тут помнить надо, что мужской и женский вампиризм – кардинально разной природы. Когда кусает мужчина-вампир — это передача знания (как у гомосексуалов в Древней Греции, учитель и ученик – интересно, кстати, что передачу знания как раньше с жидкостью ассоциировали, так и сейчас анализы для определения болезни или ДНК «водные»), высокая инициация. Даже в современной поп-культуре отражено — инициирующий вампир у Пелевина, «Интервью с вампиром»: дают опасное, но знание, вечной жизни приобщают, наделяют сверхвозможностями. Вампиризм женщин же — это именно порабощение Евой-Лилит, поглощение, темное начало инь, от культов Исиды, Кибелы идущий и на все культуры раскинувшийся. Суккуб высосет, как трупик осы.
Но интереснее, что картина Мунка – поза Пьеты же, такое же смертное объятие, субъектно-объектная направленность действия от нее к нему. И вот мысль о том, кто вампир, кто жертва в паре Богоматерь-Христос, о вампиризме любви – уже не страшнее ли кровавых культов Исиды и всей вампирской мишуры? Дает ли любовь жизнь вечную или просто выпивает всю кровь, оставляя пустую оболочку на ветру болтаться? Такая же вечная, страшная, неразрешимая банальность, как и вопрос о М и Ж, она преследует.
Так, кстати, и т.н. «Зубная» Мадонна – это vagina dentata же. (Хотя бы — ибо метанойя, приняв божественный завет, отринешь себя прежнего, как и член, отдав семя новой жизни, не выйдет прежним из.)
Измученная трехлетними тюрьмами, допросами и психиатрической клиникой после войны, Лени Рифеншталь хотела покончить с собой. Тюремщик обещал принести ей яд при условии, если она перед смертью станцует с ним танго. Dance me to the end of love Л. Коэна.
Георгий Крутиков со своим проектом Летающего города будущего (1928) – прообраз всех летающих сейчас уже почти домов (приподнимающийся на компрессорах дом в Японии, привет летающим домам в фильмах Миядзаки), а его идея психотехники в архитектуре – это же Ги Дебору и всем психогеографам читать надо было.
Раздавленный воробей, витрина с похмельными манекенами.
Лоно пиона.
Моя сперма разъедает меня самого.
Написал и – через день в старой книге Т. Данильянц прочел: «Мы протерли друг друга до дыр».
Икона – это ТВ Бога.
П…а из наждака. А в названии той ядовитой девы Giftmadchen, что подсылали к великим воинам отравить их своим телом, заключен и дар.
Вызывал на даче узбека Нура. Перевесить дверь в сарае, еще – спилить старые деревья, распилить их на дрова, вместо сгнивших деревянных ступенек новые приладить. Нур уже несколько лет шабашит у нас, берет хитро немало, поэтому – сама восточная любезность, «как мамочка? Привет ей!», двумя руками здоровается. Но и искренне – проходя, «срежу розу? Засохла. Некрасиво». А я подумал, что если напишу о нем, то он никогда об этом не узнает. Работая по подмосковным дачам, женившись потом на накопленное в Узбекистане, живя жизнью одного из восьми братьев, хорошим сыном, хорошим мужем, умерев правильно. Так мы не знаем промысел тех божественных, что над нами. Но тут главное отличие – я мыслю (хотя нет, конечно, нет, я греховнее его во много раз, и я это совсем не забываю) себя выше его, а тот, кто Бог, он – на одном уровне, рядом. На новых ступеньках сарая, сделанных Нуром. Он – Нур. Недаром тот «свет» переводится. И это не моя сейчас выдумка, как и то, что Бог, наверное, все же есть. Только нужно работать во имя его, как ради денег, чтобы вызвать Нура.
Японские спецслужбы серьезно разрабатывали план спасения царской семьи от расстрела. Японцы в 1935 году вели переговоры о переселении более 50000 еврейских беженцев от нацизма в Маньчжурию. После легенды о том, что Христос бывал не (только) в Индии, но и в Японии (старая часовня в глухой провинции в его честь), ждешь многого – но и находишь постоянно.
Души умерших – ноты в космосе.
Мама в смс сообщает мне в Эстонию, что была в Риге и Вильнюсе. Как и после смерти деда уже узнал, что он бывал в Африке. Хорошо, наверное, когда родные всегда больше тебя.
Соборы шприцами в Старом городе Таллина.
И.Г. Хаманн пишет, что природа подобна еврейскому алфавиту. В ней есть только согласные. А гласные мы добавляем уже сами.
В 1300 году до н.э. египтяне разгромили Ливию и в качестве трофеев привезли 13230 пенисов врага, из которых сложили пирамиду. Мериться х..ми – давняя забава.
Choose the day and choose the sign of your day (Моррисон)? Духи под день – но в любом случае в метро запах пота, перегара и свежей бомжатинки.
Неудачный суицид отменяет коллекцию маек из всех стран и со всех концертов.
Как красиво стареют деревья.
Звезды залетают в глаза, мы трем их вымазанными в ночи ручонками и «мой отец / ждет меня / держа Пояс Ориона / в руках» (Мариус Бурокас).
В детстве научился читать и писать – и тут же разучился мир.
Что больше испугает дикаря, поезд метро, выкатывающийся из туннеля на поверхность или уходящий под землю? Поэтому и мы больше боимся смерти? «Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд: и звезда от звезды разнится в славе».
Я вижу синие листья, я слышу могильный гонг. И если ты наденешь платье, оно зацепится за косточку, оставшись в гардеробе после.
Бросились под ноги, что-то поклевали и вспорхнули, души-воробушки.
Де Голль назвал Симону Вейль за «Личность и священное» — записку, которую она подала, осуждая проект «Декларации прав личности» — сумасшедшей. Она умерла безвестной, он – правил во славе и силе. А она писала то, перед чем Христос бы склонил голову, омыл бы ей ноги. Если бы был готов понять:
1) Совершенство безлично. Личность в нас – это часть ошибки и греха внутри нас. Все усилия мистиков всех веков были устремлены к тому, чтобы в их душе больше не было личности, говорящей «я». Но еще бесконечно опаснее часть души, говорящая «мы».
2) В человеке личность – есть та вещь, которая в беде, которой холодно, которая ищет убежища и тепла. А этого как раз не хотят знать те, у кого личность, пусть даже в чаяниях тепло укутана социальным статусом.
3) И все остальное у нее, что просто – переписать от руки, от себя.
Единственная функция чтения – поиск созвучий. Своим мыслям, опыту, желаниям, ошибкам. Таково наше одиночество, что ищем объятий страницы, пытаемся укрыться под листом бумаги, как в детстве одеяло сводом пещеры защищало.
Автозак без кондиционера.
После свержения монархии и казни Карла I в тексте «царствие» было заменено: «Да приидет Республика твоя».
«При аристократическом режиме нация раскалывается, при демократическом она крошится, и затем от нее не остается ничего, кроме буйной пыли» — В. Соловьев о Ж. де Местре.
А критику де Местра в «Религии и нравах русских» сравнить с де Кюстином – так же едко о нас, но – не так, хмыкаешь, смеешься, крепко руку пожать хочется.
Мертвые поезда косплеят китов. Одеваясь наготой постепенного небытия.
Старость – трещина в скульптуре времени, завершающая рисунок.
С упоением читаю книги Чимаманды Нгози Адичи – не шедевры совершенно в художественном плане, но откуда еще про жизнь в современной Нигерии узнаешь?!
Мое самоубийство – моя красота. «Моя самая чистая возможность» Бланшо, проявление свободы воли и – мой сценарий, моя грусть, мое шоу не для кого. Да под трип-хоп U2 – it’s a private show, no one else is going to know. If you wear that velvet dress…
Спрятаться во сне так, чтобы не нашли.
О Платонове невозможно писать, нет ни одного стоящего даже эссе, на нем поломали зубья-перья начинающие писатели (подражая, не стали никем), — знаем. Платонов – это витгенштейново «о чем невозможно говорить, о том следует молчать»? Или как раз и надо говорить – ибо не только бездны, но и говорить следует только о том, что невозможно? Нет, он – между, в расщелине между говорить и невозможно, он голос (из) расщелины. Речь немотствующих, молчания и невозможности. Невозможность речи – речью же и выраженная. И отсюда, конечно, речь его невозможна для нас, обычных радаров? – до молчания в своем косноязычии она же доходит, на не считываемой другой частоте как бы. Молчание речи. Молчание. Мол, — молвил Моллой.
Умирай живым!
В соборе Альби на фреске Страшного суда все изображены с книгой на шее.
Змея – горизонтальный восклицательный знак молчания.
«Смерть дает нам свои обещания через кинематограф». Жан Эпштейн.
Кто постиг IKEA, тот постиг DAO.
Уносил домой чайные пакетики из офисной кухни.
Звонит рабочий с дачи. На работе? Можете говорить? Тут у вас опята за домом выросли, они до выходных перерастут. Можно я их пожарю и съем?
Шатобриан в «Замогильных записках» пишет о человеке, который «вырывал из книг не понравившиеся ему страницы, благодаря чему стал владельцем библиотеки по своему вкусу, состоящей из похудевших произведений, заключенных в чересчур просторные переплеты».
Пластинки расправляют виниловые крылья, выбираются из-под иголки проигрывателя и взлетают.
Могила – рана, разверстая в будущее.
Вспашут рабочие лошадки Апокалипсиса.
А вот ангел проклянет – не проморгаешься!
Студент Алан Тьюринг находит обоснование тела: «As regards the question of why we have bodies at all; why we do not or cannot live free as spirits and communicate as such, we probably could do so but there would be nothing whatever to do. The body provides something for the spirit to look after and use».
Звезды снопом из печной трубы, в свечной робе, репей утробы.
Исчерпай меня, ковш Большой Медведицы. Где омытые вечностью в бане.
«Венеция образована неразлучным соединением сотен глубоких одиночеств — это ее магия. Образ человека будущего» — Хайдеггер в письме Юнгеру называет это посмертной цитатой Ницше.
«…Кто знает, вдруг в каком-то недосягаемом сверхъестественном мире, не здесь и сейчас, среди прочих, стремится к рождению новое поколение христиан? Возможно, первый шаг к преодолению этой болезни будет сделан еще при нашей жизни. Рай кажется похожим на яичную скорлупу, которая, как в легком поцелуе, нуждается в последнем ударе клювом», — отвечает Юнгер.
Контекстная реклама? Да довольно простой алгоритм Фейсбука сможет (и уже может, уверен) на основе только лайков составить полный профиль – вкусы, политические взгляды, сексуальные предпочтения, любимая порода кошек и т.д. Заплатите – и ваша электронная личность будет лайкать и даже постить до третьего звонка Апокалипсиса.
У них не болит, у них – язвит.
Можно ли заразить самого себя?
Бессонница – расстрел горячими ресницами на репите.
Нынешний молодняк в правительстве – кривозеркальный ответ на геронтологию позднесоветских времен.
Every lady is a Trump.
Бочку, в которой доставили из Греции забальзамированный труп Байрона, судовладелец распилил и продал по кусочкам поклонникам поэта (его подруга Мэри Шелли годами раньше сочинила роман о Франкенштейне, созданном из кусков трупов). Сейчас некая блоггерша торговала водой из своей ванны. Selebrity skin, как назвала свой альбом Кортни Лав, весьма преуспевшая в торговле мортал мемораблией святого Курта.
Последнее письмо Готфрида Бенна. «Относительно моего состояния больше не приходится сомневаться, но мне в общем-то все равно. Я лишь не хочу страдать, боль – это так унизительно. Я добился от жены, которая очень близка мне в эти дни, обещания облегчить мне последние часы – все закончится очень быстро. И этот час не будет ужасным, будьте спокойны, мы не упадем, мы вознесемся».
Взрослеть – это подняться из окопа.
Моя любовь к мертвым живее всех живых.
Все-таки количество селфи для женщин и мужчин-хипстеров в день следовало бы ограничить.
Меньше всего читают – литераторы. Подари им свою книгу – они даже не скроют вида, что и не собирается ее читать.
В своих дневниках Сильвия Платт часто пишет о себе в третьем лице. Потому что ее дневник – даже более анализ, чем дневник всегда; она занимается (почти страдает ею, как пишет еще школьницей) интроспекцией; это и практика литературы – и опять же кафкианские самообвинения-самооправдания («почему я одержима идеей, что я могу оправдать себя публикацией своих произведений?»). Другая Сильвия выходит из-под пера, ведя за руку ее демонов, догоняет ангелов.
Она же спрашивает. How to return to the smallness, the imperfection, which is home?
Августовские ночи холодны, небо в гусиной коже звезд.
Апокалиптическое мышление – апокалипсический удар сознанию. Булимия.
Люди крылья, любовь между ними лишь тельце, но бабочка бяк-бяк.
У ребенка нет границ с миром. Когда он обрастет ими, ребенок в человеке умрет.
Жить – что ежиков рожать.
Пожелание «хорошего дня!» откуда пошло быть? С тренинга младших мойщиков туалетов в МакДональдсе?
Всю жизнь на даче, в Москве мечтал – вот самолет, куда летит, о чем чужая жизнь там, куда. А вот подсказали скачать приложение FlightRadar – и все знаешь, какой рейс, куда, высота, вплоть до истории самолета и, за деньги, вида из кабины водителя. Технологии, рождая протокол новых сказок, убили старые.
Осенью на даче впускать в себя тишину будто получается подбирать просыпанное навек.
Систематические знания – Системны. И только бессистемное самообразование – свободно. Как и сомнение есть единственное основание знания.
Для бессонника выспаться – мечта, как у импотента…
Мама на даче ставила мне Майлза Дэвиса и Игги Попа. (После новостной передачи по радио начался обзор музыкальных новинок.)
В поезде подростки играли «Кино» и «Нау» — вагон тихонько подпевал.
В Химках почти рядом киоски – «Шаурма халяль 24» и «Женский мир».
Единое.
Поэт в России больше, чем поэт, но поэзия меньше, чем поэзия.
Нет ничего более унылого, чем бюджетные магазины вроде «Копеечки», и отвратительнее, чем гламурные торговые центры.
«Национальная общность и личность угасают, когда спрос есть только на то, что поддается счету; единственно как частица массы человек способен запросто подняться до верхних граф в учетных таблицах и обслуживать машины. Равнодушная к формальным различиям система сама размывает национальные особенности и ведет к выпуску трудящихся масс, которые можно с одинаковым успехом использовать в любой точке земного шара». Зигфрид Кракаэр. «Орнамент массы. Веймарские эссе».
Ты можешь быть любого гендера, с любой прической, с любыми фрик-хобби в свободное время, но свободной личностью со взглядами быть совсем не комильфо.
«Истинный путь ведет по канату, натянутому не на высоте, а над самой землей» — туше Заратустре-Ницше. «И как будто предназначен не для того, чтобы по нему ходили, а чтобы об него спотыкались» — в этом «как будто» вся мощь сомнения Кафки.
Я полноценная литературная единица!
40-летие – это когда с друзьями и на концертах обсуждаешь ремонт и когда все болит.
Пока не наорешь – даже хирург перед операцией руки не вымоет.
Птицы летают, будто первокурсники-японисты порядок иероглифических черт выводят.
Старые книги, которые находят на чердаках дач и читают в поездах.
Книги по Г. Юзефович, фильмы по А. Долину – среднее будет средним.
Что за мода говорить «ушел»? Ушел, но придет? Умер, но мы это не произносим? Позитив не понарошку.
Поэтки-ответки.
Покупая чехол для телефона, приобрел и новое слово – «ляпкий».
А вся дирижёрская экспрессивная пластика Курентзиса же – от Штокхаузена! Съемка одной его дрожащей руки в старом немецком фильме.
Вспоминали название Go-Go Pinguines. Пони? Дельфины? Zu или Ronin?
Если бы Давид был нынешним российским оппозиционером, то он плевался бы в Голиафа с безопасного расстояния, корчил рожи, бегал жаловаться богатым соседям и сам активно слагал о себе эпос.
Это собственно про БГ и Соловьева — случай, емко описанный булгаковской Маргаритой: «обе вы хороши».
Бог от слова бомж. Так же места среди людей не находит.
Я не была в Таиланде. И быть не стоит там.
Дмитрий Быков это Стивен Фрай Стивен Фрай это Дмитрий Быков.
Всему национальному нужна поддержка в виде признания. Но только действуя без практического и даже рационального расчета, страна могла бы стать чем-то действительно красивым.
Путешествия в сон, иммиграция в смерть.
Святой покровитель порно тихо поглаживает тебя по плечу, когда смотришь в экран. Падает силиконовый забвения снег.
Обними меня так, будто я сделан не из костей, а из тени паденья стекла.
Хлебные крошки из рая, посол из ада.
Любовь расчленяет.
Осень самокрутки из листвы. Деревья возвращают пепел.
Второй раз был переспрошен официанткой при заказе «горчиШного» и подумал, что скоро вообще нужно будет говорить неправильно, чтобы тебя поняли. «ВклЮчить», «нАчать» и «позвОнить» – а то не включат, не начнут и даже не «наберут».
Ссанкции.
Нашел еще кандидата в прототипы Мастера. Хотя – сюжет универсальный для тех времен, сколько так сгинуло… В 1942 в доме Александра Горского, абсолютно святого философа, мечтавшего, по заветам Федорова, о победе над смертью, соработе со Христом, синтезе искусств, умном сексуальном и о показе стереокино в те клыкастые годы, появился вежливый молодой человек-актер. Расспрашивал об его идеях, слушал, интересовался очень. Потом исчез. Скоро Горского в третий и в последний раз арестовали. И у него же «Идеи не пропадают, хоть бы рукописи сгорели».
Дева в самолете засовывает телефон под себя, между ног. Трахать себя телефоном с селфи – в этом настолько ничего нет, что есть для них все.
Я хотел всего лишь книги и тишины.
Анита не знала, что пишу. Ксения думала, что не работаю, а только пишу и путешествую. К моему имиджу, более счастливому, чем я.
Брехт завещал вырезать после смерти его сердце стилетом. И похоронить в металлическом гробу – он боялся змей. Скульптор не смог от страха сделать посмертный слепок с его лица – губы Брехта шевелились, с них стекала кровь.
Падают уютные осенние сумерки, узкие, отсекая все не слишком за окном нужное. «Молись, Господи. Мы близко» (Целан, «Тенебре»).