Светит солнце, на деревьях появилась первая зелень. Кое-где уже расцвели цветочки, розовые, белые.

Я – Адриано: Вы – итальянец?
— Нет – серб.
— В Мюнхене живете?
— Да. Учусь в мерседесовской мастерской.
— На автомеханика?
— Мехатроника. Но семья живет в Берлине.
На этом разговор окончен.
Адриано, сев на заднее сиденье, выковыривает из кармана вставные наушники, втыкает штеккер в смартфон. Ему, видимо, не терпится послушать музыку.

Индра, в лосинах, на переднем сиденье скрещивает ноги.
— Тебе так удобно?
— Да. Я часами могу так просидеть.
Но минут через пять она ноги расцепляет: Вчера полтора часа занималась йогой.
— Не думала, что от йоги что-то может болеть. Она разве служит не расслаблению?
— Я занимаюсь хатха-йогой – быстрая смена поз, поддержка – все болит. Но я гибкая. Мой бойфренд – полуиндиец. Он пытался выполнить упражнения, тело у него как бревно.
— Индра – имя индийское?
— Да, мое второе, родители дали.
— Но ты – немка?
— Немка. В Индии провела три года, когда младшая сестра была маленькой. У нас разница в возрасте – шестнадцать лет.
— В Индию ездишь?
— Езжу относительно часто – Индия мне как вторая родина.
— Ваше пребывание было связано с работой родителей?
— Да. Мать – этнограф, отец – художник, оформляет интерьеры церквей – алтари, скамьи, стулья и прочее.
— Оба работали? А кто с вами, детьми, сидел?
— Мать с отцом делили задачи – тот, кто работал, был неприкосновенен, другой смотрел за детьми. Отец, как многие художники, – трудоголик, работает, не покладая рук.

— Индия играет какую-нибудь роль для твоей профессии?
— В университете училась религиоведению, я – специалист по индуизму и буддизму.
— Чем различаются эти учения?
— В индуизме человек жертвует богам, а боги воздают человеку. В буддизме человек стремится к равнодушию, отстраненности от всего, невовлеченности в земное существование с конечной целью небытия, выхода из круговорота рождения и смерти.
— Это не форма нигилизма?
— Буддисты боятся перерождение в животное.
— В жука? Может, Кафка был буддистом?

Индра, оборачиваясь к Адриано: Хочешь, дам тебе свои наушники?
Адриано, вынимая наушники из оттопыреных ушей: А?
— Наушники дам. Хорошие. – Индра копается в своей сумке, выуживает из нее накладные наушники.
— Зачем?
— Мимо вставных звук идет, мешает.
— А. Давай.
Адриано надевает Индрины наушники. Наушники тугие, но уши не придавливают, уши продолжают торчать.
Индра: Я плохо слышу, но когда рядом со мной в наушниках слушают музыку, меня это изводит.

У Индры звонит телефон.
— Что? Риелтор? Что? Завтра утром? После обеда? В каждую мою поездку к тебе ты ставишь меня в известность, когда у тебя нет времени!
Индра в возмущении выключает телефон. Телефон снова звонит.
— Что? Нет, я поела.
Индра выключает телефон. Злится, молчит. Потом:
— И такой человек работает семейным психологом!
— Психологом?
— Да. Он работает на организацию, присылающую ему клиентов – подростков, детей. Сам держит практику, консультирует, в частности, семейные пары.
— Ты чем-то расстроена?
— Да! Я проезжаю шестьсот километров, а он не находит ничего лучшего, чем договориться о каких-то встречах и взять работу. Мы давно не виделись, вообще непросто поддерживать отношения на таком расстоянии. Я неоднократно ему объясняла, а он не понимает – я ведь рада видеть его, а он эмоционально безграмотен, не чувствует, что своими сообщениями, произносимыми деловым тоном, лишает меня радости. Он все хочет сделать правильно, поэтому уведомляет меня обо всех своих планах. Я бы и вовсе не раздражалась, если бы он свои месседжи формулировал иначе – рад, мол, что приезжаешь, хочу побыть с тобой, мне визит клиента очень некстати, но, к сожалению, его придется принять.
— Любопытно, почему психолог, лечащий пары, не отслеживает свои собственные промахи?
— Да он и не догадывается, что не прав – он и может работать психологом потому, что абстрагируется от этой работы. Он неэмоциональный до черствости, ни в чьи проблемы не вовлекается. К сожалению, ему самому и в голову не приходит, что в его поведении что-то не так.
Его бывшие девушки якобы не жаловались, но мне этого недостаточно. Я эмоциональна, мне нужно, чтобы меня ценили – и говорили мне об этом, чтобы мне показывали свою любовь. С другой стороны, он искренне старается, упражняется… – Индра улыбается. – Но я знаю и себя – общение начнется с выражения недовольства, час уйдет на обсуждение положения и только к вечеру настанет момент, когда можно будет констатировать, что мы оба более-менее успокоились. Не исключено, что завтра утром я отправлюсь на йогу. Одна…
Он пугающе рационален. Меня это выводит из себя, но и помогает – с ним я немного пришла в себя, лучше стала организовывать свою работу: Я уже не постоянно на связи для начальства и коллег. Как-то мы гуляли в лесу, а я отстала. Он: «Что ты делаешь?» – «Пишу имейл». – «В лесу? Кому?» – «По работе. Мы получили разрешение на съемки». – «Ты что – гуляешь в лесу и пишешь имейлы?! Тебя работа съест, разрушит, это надо прекратить».
Мне моя работа важна, они занимает одну из первых строк в списке моих приоритетов. Может случиться что угодно, но если работа позовет, я брошу все и пойду ее выполнять. Я могу работать по пятнадцать часов в сутки. У него же работа кончается вечером, и после этого он не хочет о ней ни думать, ни рассказывать. Ему и нельзя, он обязан молчать, как врач.
В тот день, в лесу, он страшно обиделся, а я ему эту обиду припоминаю, когда он отодвигает меня на задний план.
— Ты сказала «разрешение на съемки»?
— Да. Я – телевизионный редактор.

…Мы условились встречаться регулярнее, каждые две недели, надеюсь, тогда напряжение уйдет.
— В Мюнхен он не переедет?
— Берлин уродлив, но доступнее. Он в Берлине десять лет, устроился, снимает прекрасную квартиру под крышей в восточной части города, около Осткройц. Город грустный, люди угрюмые, вид у них озабоченный, больной, будто плохо питаются. В Берлине дух беспросветности, безнадеги. Я этот город не люблю. Он безмерен, за каждым углом пустыри, необустроенность, контрасты чрезмерные. Вместе с тем в Берлине больше терпимости к странностям в поведении, одежде, стилю жизни. В берлинском кафе я, уставшая, однажды положила ноги на стол. Никто мне и замечания не делал! В Мюнхене это вызвало бы негодование.

Часа через два дзынькает телефон Индры. Индра, светясь, зачитывает вслух СМС от друга: Очень рад твоему приезду!
— Ты выразилась так определенно, что он услышал тебя.

…Ты изучала буддизм, но работаешь на телевидении?
— Да. У меня программа о религии. Буддизм и индуизм никого особо не интересуют. Если бы я изучала Ислам, я могла бы прославиться. Я могу снять толковый фильм об Исламе, но это потребует интенсивных поисков материала, проверки каждой крупицы информации...
— Сожаления всегда запаздывают.
— Да. Из каждой ситуации следует извлечь максимум пользы. Работаю в редакции программы «Религия и мир». Тесный контакт с начальником, главным редактором, почти ежедневная совместная работа позволяют подсовывать ему и свои сюжеты. Другие журналисты, работающие фрилансерами, неделями обивают его порог и то нет гарантии, что добьются аудиенции и одобрения темы. Таких авторов десятки.
— То есть, у тебя зарплата, ты не живешь за счет гонораров?
— Зарплата складывается из оплаты редакторского труда и гонораров за фильмы.
— Тебе на жизнь хватает?
— Хватает, но деньги копить не могу. Я годами работала над достижением своей цели – проходила стажировки, жила на грани истощения. Теряла вкус к жизни, смысл ее. Добилась приличной позиции, являюсь фактически замглавредактора.
У меня есть врагиня – она тоже метила на этот пост. Я опередила ее, она перестала здороваться со мной.
Мой начальник вполне светский, он допускает и сюжеты по вопросам этики. Но вышестоящий, тертый журналист, ужасно религиозен. Как-то мы в Риме вместе с ним работали над фильмом. Я попросила устроить мне экскурсию по церквям. Я церкви везде смотрю. А он в каждой церкви молился!
…С тех пор, как я отвоевала эту ставку, я спокойнее. Но и сейчас, конечно же, возникают стрессовые состояния. Стерлась, например, работа за целый день – съемки с детьми. А такого ведь не повторить… Я из камеры вынула заполнившуюся карточку, чтобы заменить ее пустой, но перепутала их и на компьютере стерла записанное. Когда я осознала, что произошло, в бессильной ярости легла на пол и заревела.
— Какие ты проходила стажировки?
— В редакциях – новостей, тележурнала. Новости научили меня работать оперативно и мгновенно принимать решения. Но в редакции тележурнала мне сразу понравилось, и мне с ходу захотелось остаться.
— Какие сюжеты ты снимаешь?
— Обо всем, вплоть до еды – о ловле рыбы, о разведении животных… друг у меня, кстати говоря, любит природу. Он может и встать в семь утра, чтобы побегать. Мой бывший муж тоже вставал утром в семь. Плавал.
— Ты была замужем?
— Была. За боливийцем.
— О?!
— Это была большая любовь. Его выслали из страны, я полгода добивалась его возвращения. Утомившись от борьбы с Отделом по делам иммиграции, я вышла замуж за него. Прожив два года со скандалами, мы расстались. Поняли, что любим друг друга, но жить вместе не можем. Стали жить порознь, но я продолжала помогать ему, как и обещала, с документами. Три года мы не разводились – было лень взяться за бракоразводную процедуру, да и необходимости не было. Только во время последней стажировки я решиша развестись, а то пойдут заработки, и неизвестно, чем все обернется для меня – финансовой поддержкой безработного мужа? Мы провернули процесс «под покровом нищеты». – Индра смеется. …Периодически мы случайно пересекаемся.
— В Мюнхене?
— Да, на улице. Я живу в центре и часто вижу знакомых. Но с ним бывает, я думаю о нем… и сталкиваюсь с ним: «Ты появился, потому что я подумала о тебе, или я подумала о тебе, предчувствуя, что ты появишься?» – «И я задаюсь этим вопросом…» Я по-прежнему люблю его, и он меня. Мы чуть ли не воссоединились, но вовремя остановились, вспомнив о том, как не уживались.
— Какая дисциплина!
— Иметь отношения – тяжкий труд над собой, над другим, над самими отношениями. Надо беречь другого, взаимоотношения и… самого себя. Отношения много дают, но и забирают.
Мы развелись на второй день той моей последней стажировки. Мой тогдашний начальник спросил: «Тебя пожалеть или открыть бутылку шампанского?» – «Скорее бутылку открыть…»
— Это была светская редакция?
— Нет, и в той редакции делали телепрограммы на религиозные темы. В тот же день, после того, как мы выпили шампанское, я получила имейл от своего предыдущего приятеля. Восемь или девять лет я ждала возобновления контакта с ним, какого-нибудь объяснения. Он, моя первая большая любовь, бесследно исчез. Его мать по телефону сказала мне, что ушел в кришнаиты. Я нашла его в Интернете, в социальной сети, причем вместо своей фотографии он выложил козу. Написала ему лапидарную фразу: «Коза и в прошлом была твоим любимым животным. Твои вкусы не изменились». И вот в день развода с боливийцем он мне ответил длинным письмом. Попросил прощения. Таким образом, в один день закончились две самые большие любви моей жизни.

…Я уверена, что мыслями можно управлять своей жизнью, ходом событий. Мысли материализуются – как положительные, так и отрицательные.
На неудачи я стараюсь не отвлекаться, не задумываться над тем, как должно было бы быть, и не расстраиваться. Наоборот, ищу возможность переосмысления неудач, оценки их как удачу…
— Как ты представляешь жизнь после смерти?
— Что будет после смерти? Да все может быть – я стремление буддистов к небытию не разделяю, для этого жизнь слишком разнообразна, увлекательа. Я предпочитаю побыть здесь… извини, мне нужно позвонить… Здравствуйте, я хотела бы узнать вчерашнее количество зрителей, сколько у нас там?.. Ага. Ну, не густо, но и не плохо – вчера ведь шел футбол?!
Прощается и снова набирает: Привет, мышонок, как дела? Ты была на консультации по профориентации?.. Пришлют?.. Cпециалист по розничной торговле?.. Ивент-менеджмент?.. И что теперь? Какие именно документы?.. На менеджера? Да оно и лучше, интереснее. Поздравляю, ты не пугайся, если сперва в них ничего не поймешь. Рада за тебя, мышка моя!
…Отключив телефон: Может, я с тобой вернусь в Мюнхен. Если друг согласится на обед прийти с работы – дождусь его, пообедаю с ним и уеду.
Адриано, наслушавшись музыки, насмотревшись видиков, протягивает Индре наушники: Спасибо.

Ѻ

У заднего входа на главный вокзал расположилась оборванная парочка с двумя собаками, вповалку лежат на асфальте. Люди такие же грязные и дикие, что псы.

.

.

Берлин–Мюнхен. Религиовед

— Привет! – У Индры вид счастливый.
— Привет. Как ты провела выходные?
— Сногсшибательно! Друг сделал мне подарок.
— Какой?
— Отказался от выгодного предложения – ради меня.
— От какого предложения?
— Он выступает по телевидению, разные каналы наперебой запрашивают его. Один из частных каналов планировал четыре выходные подряд снимать серию передач с его участием. Он отказался, а то бы не мог встречаться со мной. Другие бы ухватились за такое предложение обеими руками, а ему все равно. Ему звонят из-за его фотографии на сайте. Он молод и красив, умеет говорить. Мог бы сделать карьеру ведущего, но он не любит публичности.

…У него есть черепаха с мужскую ладонь, земляная, она живет в террариуме. Утром она рано просыпается, шаркает лапами, бросается в стенку террариума, стучит панцирем – показывает, что хочет выйти прогуляться. Друг вынимают ее из террариума, опускает на пол, она бодро ползает по всей квартире, выползает на балкон. Чтобы попасть обратно в террариум, она подползает к нему, панцирем стучит в стекло.
Когда друг сидит за столом, она ложится ему на ноги. Как-то он дразнил ее большим пальцем ноги, и она его укусила. Она укусила и меня, когда я, желая пойти на контакт с ней, подсунула ей указательный палец: «Ой, тю-тю…»
Зимой, перед моим первым приездом, друг предупредил меня: «Одевайся теплее». – «?» – «Я не отапливаю квартиру». – «Почему?» – «Черепаха спит, ее нельзя будить. Если повысится температура, она проснется и умрет».
Принимая душ, я заглядываю под шкаф в ванной, спит ли черепаха – боюсь, что теплая влага может негативно сказаться на ее здоровье.
— А как она спит?
— Растянув лапы во все четыре стороны.
— Череппаха – не пушистый зверек…
— Друг с черепахой – два зверя с панцирем. Сегодня утром он дал черепахе поплавать в мойке на кухне. Мне противно было: «Мы посуду тут будем мыть, а от черепахи воняет!» Друг уверял, что ей нужна вода: «Пусть поплавает». После, спустив воду, обрызнул мойку дезинфицирующим средством: «Вот! И вот! Ты довольна?!»
— У тебя когда-нибудь были домашние животные?
— В моем детстве у нас дома жили две мыши – Муфти и Эфенди. Муфти любил заскакивать на вертушку проигрывателя и крутиться, когда играла музыка. Он своими лапками исцарапал тучу пластинок…

…Друг сразу занял много места в моем жизненном пространстве: в коридоре и прихожей навалил груду спортивного снаряжения, рюкзак… Купил за восемьсот евро горный велосипед, оставил его у меня. Я подумала, что, наверное, отношения у нас серьезные, раз он в моем городе покупает такую дорогую вещь. Боливиец, когда увидел велик, понял, что это – нечто большое, равноценное отношениям с ним. Агим же никаких вещей у меня не оставлял …кроме банных шлепанцев.
— Как в гостинице.
— Да! Но он жил недалеко, за углом.
— А кто такой Агим?
— С Агимом я познакомилась на танцах сальса.
— Ты ходишь на танцы?
— Да. Я танцую десять лет. Начала в свое время ради мужа, хотя он был против, ревновал. Скоро я танцевала лучше него, а после разрыва с ним продолжала ходить. По четвергам хожу на танцы в зале при ресторане около Терезиенхёэ (прим.: место проведения народных гуляний «Октоберфест»).
…Агима пригласила сама. Он хоть и возгордился, оглянул с головы до ног, с выражением: «Ты не так дурна собой, чтобы самой пригласить мужчину». Вынужденно станцевал, заметил, что неплохо подошли друг другу. Я об этом догадывалась, поэтому и пригласила.
Мы танцевали исключительно вместе. У нас завелся роман…. на повышенных тонах. Мы задирали друг друга. У нас все – кто кого. Я его, красавца, не считала способным на искренние чувства. Относилась к нему легко, не углубляясь. Не звонила ему, не интересовалась. Он, в обиде на меня, через три месяца разорвал отношения. Оказалось, он был влюблен в меня, а я этого не поняла. Я пыталась спасти отношения, восстановить их, но было поздно. Агим ушел. Мне было худо. Я ходила на танцы, но никто со мной танцевать не хотел. Все знали меня как «женщину Агима», никто не смел и дотронуться до меня, все боялись его. Агим – албанец.
По истечении года мы снова сошлись. В этот раз я настраивалась, была готова строить отношения, но у нас не вышло. В нем глубоко сидела мнительность, оскорбленность. Через шесть месяцев мы расстались навсегда.
Иногда хожу на танцы с подругой, Моникой, она намерена открыть свою школу и учится водить как мужчина. Нас воспринимают как пару, полагая, что после Агима я сменила сексуальную ориентацию. Какой-то мужчина, приглашая меня, спросил, не расстроится ли моя подруга. Я, не просвещая его, просто ответила «Да нет» и станцевала с ним.
— Сальса – сложный танец?
— Есть три версии сальсы. По кубинской мужчина – более активный партнер, он водит женщину по кругу. По Эл эй, Лос-Анджелес, партнеры танцуют по линии, меняясь местами, выделывая фигуры. Ударение тут на «один»: одИн-два-три, четыре-пять-шесть. По Эн уай, Нью-Йорк, ударение падает на «два»: двА-три-четыре, шесть-семь-восемь.
— Ты всему уже научилась?
— Нет. Всегда есть чему поучиться. Посещая танцы, я выбираю как образец более продвинутого танцора, сравниваю себя с ним, сверяю, догоняю. Как правило, мне удается их обогнать.
С Агимом мы по танцам были чудесной парой. С ним все получалось органично, буквально на ходу. На прогулке он мог провести меня пару шагов, и я экспромптом вытанцовывала пируеты.
— Ты любишь музыку?
— Я музыку не слушаю, больше мне нравится тишина. Могу непосредственно перед походом в клуб дома включить сальсу, поупражняться – потанцевать перед зеркалом.
— Какую из версии ты предпочитаешь?
— Кубинская версия мне скучна, она медленна, но в клубе «Буэна-виста» я исполняю и ее. Там тесно, особо не развернешься. В клубе мы в основном болтаем, танцуем для разминки.

…К Агиму Оскар не ревновал – ощущал, что это – не-понастоящему. Насчет моего теперешнего насторожен. Смекнул, что тот может отобрать у него главное место в моей жизни.
— Вы с Агимом еще общаетесь?
— Нет. Агим переехал в Швейцарию. Как-то он объявился, и мы вполне мило посидели в кафе. Но и все.
— Интересно, как это к тебе сразу прилипло неверное представление о твоей ориентации.
— Да. Мне забавно наблюдать, как люди спотыкаются о собственные клише – думают, что я превратилась в лесбианку лишь потому, что танцую с девушкой.
…А у нас и в семье – сплошной девичник, пятеро девушек: Патрисии тридцать семь, мне – тридцать пять, Юдит – тридцать два, Валли – девятнадцать, Жосефине – тринадцать.
— Ого. У твоих родителей столько детей?
— Нет. Патрисия – индийка. Мы удочерили ее, когда мне было около двенадцати. Потом отец стал жить с другой женщиной, в Берлине. У матери с новым мужем родилась Валли, у отца с новой женой – Жозефине. С ней у меня хорошие отношения, но мы редко видимся, я не в ладах с ее матерью. С ней отец уже и разошелся, но он остался в Берлине. Жозефине очень живая. Она была смешным ребенком, невыносимой непоседой, егозой.
С Валли у меня контакт близкий с ее шестнадцати лет. Я ей как мама, называю ее «ребенком». Могу, даже когда у меня работа кипит и время поджимает, бросить все, замереть в дверях, час просидеть в прихожей, разговаривая с ней по телефону. Она для меня важнее всех на свете.
Меньше всего я гармонирую с родной сестрой. Юдит разительно отличается от меня. Она, весьма социальная, умудрялась всю жизнь работать на износ за копейки – окончив школу, поступила в овечье хозяйство, прошла обучение на пастуха. Сейчас преподает в спортивной школе – подтянутая, кости да мускулы, ни грамма жира, коротко стриженные волосы, окрашенные в белый. Она все делает всем наперекор. На семейных праздниках нарочно говорит гадости – жуешь говядину, а она объясняет, как бедной корове вырвали рога… Я порой удаляюсь в туалет, чтобы прореветь полчаса.
Друг, впрочем, тоже любит все самое полезное и здоровое, био-продукты. Воротит нос, когда я покупаю себе пиццу: «Пицца вредна!» Но он может и встать среди ночи и сожрать полбатона салями из холодильника, утверждая, что это «нормально». Как одно сочетается с другим, не пойму.
…После того, как Юдит вышла замуж, она немного усмирилась. Ее муж работает на компании «Мерседес». Молчаливый, сидит рядом с ней, пока она вещает. Что они нашли друг в друге, никто так и не докумекал. Но всех устраивает этот брак.
— А Патрисия?
— Патрисия живет в Париже. Замужем за индийцем. Двое детей, домашнее хозяйство. Традиционная жизнь взаперти. Журит меня: «Как это у тебя нет детей?! Ты умрешь в одиночестве».

<< Попутчики < Попутчики | Попутчики >