Из серии «Зазеркалье»
*
ангел спички упавшей
предпочитает вычитывать
отвесные лестницы в сумерках
авторитет камней надорван отказом
паузы увязать
застывшие словно сфера в парадном бури
оптические детали сочиняют калейдоскоп
с ловушками, провалами
автографами двумерных гостей
*
плавится в случайных контейнерах
всё что осталось на долю июля:
долгая история зрелости
сомнительное удобство наскока-и-отказа
если секс – сплошное недоразумение то что же тогда
стеклянный арахис не способный
даже куцую молнию в шортах затегать?
простуженное солнце вращающее
детали велосипеда?
царство земное закрыто на капитальный ремонт
матросы стоят шелохнувшись
сантехники привинчивают к фаллосам
керамических ласточек
ладонь тыквы или наездник
правящей династии – кто будет
отцом и защитником бородатых людей?
король-ретушёр фонтанирует свечами
тезис поглощает длиннохвостый антитезис
все хотят чтобы королева-фантазия
нас поимела проблема лишь в том
что никто не хочет раздеться первым
санитарка приносит люстру грязи
спорит об опустошении летних платьев
и ороговевших пиджаков
ты и так огромна но я забываю
что внутри стадион где танцуют польку электрики
осаживая респектабельную
невесту по имени «всё остальное»
растущую – день в день, рука в руку
*
разлом
в лице упавшем с гранитного обрыва
днём подброродок
развлекает нас выбеленной пьесой
долгие-долгие дети без примерки
мир – словно куст земли
портал для обнищавших птиц
идеальны рваные линии
на искусственном острове:
их временно отключили
а вот и синева-синева
в немного трезвом глазу
раскачивающейся оттепели
огнежуйство
колокольчиков подвопросных –
с этакими застрянешь
расплодившиеся как сычи в новоязе
абьюзивные терции
покалывают
освободительниц росы
измололи отверстия в басне
вот-вот прольются в наивность
всеми косточками перин
растяжки цвета логичны
что хвост тирольской собаки
мухи белые, работящие
выносят их садовую плотность
охлахомой киношной вызревает слово,
густой робостью
*
под солнцем синеет солдат-бабочка
испуганный стыдом древовидным
говорливые ткани бездымны как вестники
спасатели беременны и просторны
по приказанию короля Лесопилки
(владыки гендерно окрашенных лип)
линии ускользания пересекаются у форта «мороженое»
факел жирных волос наследует
прииски дождевые
случится ли нечто новое
с гроссмейстером белого шума
или шелуха островная пройдёт сквозь пальцы?
*
что двоится в нас – конечное, долгое:
остров? балет автобуса?
потребность в сожжении ведьм
абрикосовой падали и шалфея?
прилагательное должно быть единственным
мир недолгим
(как шулер зажатый пристройкой)
чтобы выманивать вино из мышеловок
шероховатой устрице побега завидовать
не часто себя просил а сейчас
прошу: не надо гаваней
где холод течёт по маслу но в рот не попадается
*
мёд – это провал в существо дела
где опасность смыкается с отключённой улиткой
инспЕктора преследует во сне молочай
открывают двери из быстрого хлеба в медленный
косцы трав – доподлинные стервятники
(сейчас вынырнет поезд с их главарями)
а нам нужно немногое: точки над всеми буквами
чтоб сохраниться в дубовой коре
с ничейными стригунцами, с шапками звука
*
а.
хватаешься за новый предмет – а он чист как слюна
соломенный робот зовёт всех нападающих иванами
по небу ездит блюдо из нержавеющей стали
затмевая разобщённые города
светлые боги проводят лекцию стоя на обеих ногах
затенённые встречают закат истерически обнимаясь
гиря кружится в асфальтовых тропиках, как целительное бревно
если слава чего-нибудь стоит, купи велосипедную шину
б.
в затенённом автомобиле одни слова
ничего человеческого, кроме морщин,
обречённых движений, ламп –
может, совершена очередная
притворная старость?
вслед за ранним глазом появляется второй
уже учтённый сопротивляющимся материалом
уже подвешенный на жилах газет
возле неразменного берега
письменного шкафа
знаешь, соломенный робот, и я найду
твою ржавую спираль, чеканного болвана
*
стригущая расценки пыль
отстраивает человека от
одной из девятнадцати пружин –
из тени в тень
где циркуль хранит невинность
и шурупы сияют в пушинках
безработных фонарях
воображённых богом купюрах
мантий косцы неуловимы
вся надежда на ветер
стерегущий одёжный склад
двери разрежены работа невидима
расписание бездыханно
*
ребёнок остаётся верен словам
отбрасывая бастион за бастионом
когда «всё» обрушивается в щавелевую оговорку
твЕрди ловец трунит над мелькающим основанием
но ведь кроме него – есть маркировка, копоть
расх
одные офицеры, вОроны в сёдлах
– иногда говорят «к великому сожалению» –
снят скафандр запаха но не звука
без оглядки на осушённых акробатов
*
темы свёртываются в клубок меланхолии
все разговоры оказываются плагиатом
из нас самих, влюблённых в водонапорные башни
наследницей бильярдиста назначается литровая банка
она хочет видеть огонь, но не слышать
его раскалённых, матёрых детей
двери вшагиваются в искусственный слом
в размагниченное танго
трогающее макушку безветрия
желание – это город в котором льстит
себе каждый барометр
а честность прореживает поселян прибоя
элементы маячной конструкции
под видом стульев
собираются пересечь пролив
найден обратный ракурс опустошения
все собравшиеся за столом уже пригублены
застрявший в графине месяц никому не должен
рос он, рос, чечёточников расталкивал
обшивал красные обручи, нашёл наконец
цветоложе для маринистики
*
шаг ко склону
ворует ли минуты у нечистот?
падаль отменяет вероятность ответа
спокойному ресурсу – скудному как мякоть
говори мне «я» даже если веришь
в неоновые ловушки
залитые тёплыми гвоздями
обучение шероховатости –
ночь? зрение? невозможно доверить ratio
защищает саму себя разделённая дата
жирные пересечения снов
попадания в слащавую единицу
и возвращение: две ложки «искусства»
(не задача для болевого беспилотника)
намечается падение троянских коней
в искусственные озёра
и охуительный секс
с циллиндрическими телами
пришедшими на праздник в размокших пиджаках
*
обживаемся
в тонких садах мракобесия
в счастье удержанного письма
всё выносимое лучше вынести
всё несгораемое обогреть
неусыпно выветриваясь из ключей
хочется слов о неглавном
о гарпуне посреди осаждённой лужи
и обрушении тореадоров
о румянце дробного дома
о чернилах осушённых жуков
где как щепка пропадает указательный палец
твоё и моё смешныя величества
подскакивают
на каждой ноге по четыре раза
освобождаясь от обязательств
перед непомерным
«может быть»
с прорезями для дыхания
день под облаком исключений –
не слишком интересный, буквой «Ч» –
в тупике справедливом и точном
дверного массива
но увидим озеро, создадим
весовую функцию, станем
прозаиками – то есть отчасти приличными людьми
для оттенков, для вышколенных перекрёстков
«они» постоянно «они» – влюблены, разлиты
а «мы» иногда «мы» а
иногда белый флаг со щукой
или фраза «вот именно, не повезло голосам
когда женщины срывают отцветшие локомобили»
*
в машинах утра новый сбор
времён и рассечений,
костры в черновых одеждах,
перекушенная флейта,
изливающая верность мёртвых
дверь тянется сквозь
нежнейшую развоплощённость
отцеживает самодовольство
весточек деревянных
при высокой кучности стрельбы
открывается глядящая волком косточка
и множество похожих на пешеходную зебру веток
изменить: способ утилизации
слишком чёткий дикторский голос
верить: в существование фермеров
нарисованных на руке
с лучистым солдатом и шутки плохи
без приказа или хотя бы тени приказа
устроит его лишь алмазный свет
распадающийся на ладони
*
слёт судей иголь-
чатых
на парковой дорожке
миниатюрного бога:
распугают, распутают целостность
раздарят масштаб
что будет со стихами
которых ещё/уже нет
как и летнего воздуха?
ждём выбора
во дворах перезревших
синовиальная жидкость
лакает горстку пыльцы
совсем не обязательно
собирать мыльные пузыри
в крестовый поход –
не осталось и спички бегущей
резкость
зрения
оправдает себя в подстановках
но сможешь ли ты
отдать неразменное стёклышко
тому кто им не соврёт?
не сидится, не светится
опознанному механизму
разбросать бы его
как мальчик
бёдра памяти ржавой
Из серии «Сквозь тусклое стекло»
*
спускались в гавань по лестнице
где праздновали слепые пятна
со стремительностью ландшафтной мели
спорили с предательской деталью слишком
определённой чтобы разменять её
на полное собрание погрешностей
незаметно падали духом
и поднимались и заново падали
со щекочущим удовольствием
*
на следующей улице мы нашли философию
искажающую речитатив пропорций
раскрытую для себя самой как дождевая капля
что-то повторялось в холмах перемещённых:
тараканы привязанные к наконечникам снега?
смерти строчащие рапорт копьеносцу желудка?
могла ли считаться билетом
любовь к электропоездам и громоздким фактам
заполнившим туман станционный?
*
удерживать время в провале
между недостроенными «я»
воруя ветер у нотных деревьев
утаивать свет дневной – от самого себя
/дыхание исходит из дыхания
медлительной иглой патефонной/
расплачиваться деньгами тумана
треснувшего словно в зеркальце юном
невеста замершей лужи
*
ты проносишь внутрь ограждённой метели
сияющую утварь, моторы
если внезапное движение обедняет холод
можно быть наполовину спокойным
такой — свитой из ловчего грохота — модели
доверить вывеску и дуршлаг?
рукав с азбукой
слишком давно разбросанной ветром?
*
всё время барахлит
проворачивается вхолостую
бесшумная дверь
отделяющая цвет от белизны
все планы улетают к чёрту словно скелет
нарисованный на твоей груди
фиолетовым газовщиком
тем временем с нами созваниваются
юные перевозчики магния
вот где завидное постоянство
сочетается с незавидным везением –
в песке
ничего кроме цифр не исцеляющем
*
«мы» – белизна усмирившая текст
но что делать со стаей
самодвижущихся камней?
напустить на них – болезненный
парус, косоугольное время?
касаешься: шиной, зрением
солнечного масла –
чувствительного к стилю хохота
к опустелому магниту
«мы» ошиблись в оценке:
не из каждого уравнения хочется сбежать
*
так и ходить по хрустящим объятиям
по вызревшим виноградным сценам
стихи – сад изгнания, изгнанный сад
где гулливеры нежны в обидах
таков и архив –
не слишком весомый
не слишком израненный или недужный
похожий на гул
в барабане стиральной машины
время свёрнуто в рогожку
и временно недоступно
на станциях мёртвого света
*
тоска по простейшим вещам
по всему что может выпить и съесть
лишённый памяти полдень
могу сосчитать
почтовые волоски в твоих карманах
окна, стебли сухие
(ослепшие
как духовые инструменты) –
будем вести себя так
будто магниты ещё магнитят
и власть проступает
чёрными пятнами на плиссированных юбках
жизнь после жизни
залистывает список мертвецов
словно ржавую ванну