Приют бессонного: воспоминание о посещении Богучарова

Когда-то здесь с размахом и с затеями жили богатые помещики, а сейчас – упадок, разрушение, печаль. Впрочем, и то, и то очень русское, ведущее происхождение не от большевиков, конечно, и даже не от XIX века, который мы знаем, скорее, по (действительно) великой литературе, а из века Тредьяковского, Ломоносова, Державина — и, особенно, из века издателя Новикова, масона Кутузова, всех этих энтузиастов Русского Просвещения. Ну или, если хотите, данную печаль можно вычитать из истории Николая Еремеевича Струйского, рузаевского помещика, поэта-дилетанта, издателя-аматера, садиста, крепостника, покровителя искусств и наук, деда другого литератора-любителя, Дмитрия Струйского (Трилунного), гуляки, сумасшедшего, автора сочинений «Аннибал на развалинах Карфагена» и «Атаман Косолап». Да, это заповедная дворянская Центральная Россия, постпетровская, местами патриархальная, бородатая, местами ультрапросвещенная, начитавшаяся иностранных сочинений, преимущественно философских, исторических, богословских, насмотревшаяся — кто на репродукциях и гравюрах, кто и лично, если дозволяли средства, — на «священные камни Европы». «Европу» новую, несвященную они замечали мало, разве что их интересовали ее удобные и полезные изобретения, а так все, что было «на Западе» после 1789 года, подобных людей пугало. Затейники по складу характера, они предпочитали сидеть в своих усадьбах – если дохода с рабов хватало – и изобретать велосипед. Либо философский велосипед, либо технический, либо научный; главное, изобретать уже изобретенную вещь, как свою. Ну и украшать свой быт всякими изящными штуками, свидетельствующими о чудесном Западе. В Богучарове, хомяковском поместье, стоит уменьшенная копия колокольни венецианского Святого Марка. Рядом – православная церковь в классицистическом духе. Тут сошлось все – наивная любовь к «священным камням», недоступным русским в силу их собственной истории с географией (о чем говорил нервный Чаадаев), казенное православие и обстоятельный дух домашности, которым только и жили те люди. Колокольню поставил в 1890-е сын Алексея Хомякова, Дмитрий, славянофил уже окончательно консервирующий, архаизаторский, стилизаторский. Автор труда ««Самодержавие. Опыт схематического построения этого понятия».

Сейчас Богучарово — одни воспоминания и скрытые цитаты из русской классики и позднесоветского кино. Полу-руины усадебного дома; центральная часть приютила музей самой себя, пустые комнаты, которые не заставишь скудными экспонатами. Плюс нужен ремонт, но страшно – вдруг действительно придут и начнут ремонтировать, как принято сейчас в России? Получится культурный луна-парк для туристов, не отличающих Хомякова от Хераскова, и, конечно же, летняя резиденция начальства среднего ранга. Пусть лучше будет пустота и облезлые стены – весьма кинематографичные, словно из «Сталкера». Тарковский, кстати, присутствует и в усадебном парке; я был там в январе этого года, снега той зимой выпало совсем мало, но был-таки; по белому среди голых черных деревьев передвигалась черная же фигурка, охотник, наверное. Впереди него бежала рыжая собака. Брейгель, «Охотники на снегу». А где Брейгель, там «Зеркало», с его ностальгией по уже советскому усадебному (дачному) быту. Ну а где полуразвалившаяся усадьба – там Сергей Соловьев, «Сто дней после детства». В крыльях же хомяковской усадьбы, как и раньше, 20 или 40 лет назад, живут люди, там сарайки, куры и все такое. Будто на съемках фильма «Мой друг Иван Лапшин» оказался. В общем, почти невидимая, потайная, в каком-то смысле реальная история России тут.

Вопрос реальности очень важен, когда думаешь о Богучарове и о самом Алексее Хомякове. Здесь можно наслаждаться всеми приятностями русского дворянского просвещения, сочинять стихи, заниматься историософией и богословием, лечить мужиков, то есть, сооружать свою реальность, если угодно, реальность деятельного духа дилетанта – но только зная, что, по умолчанию, за всем этим стоит чужой труд и чужая свобода. Что ты, христианский мыслитель, уже родился таковым – владельцем других христиан, реципиентом плодов их эксплуатации. Так уж повелось – и порядок сей под вопрос не поставишь. Сомневаются в незыблемости такового порядка вещей другие, вроде Герцена, но они не помещичьего склада, часто сомнительного происхождения, да и живут где-то там, заграницей. У тех «священные камни Европы» вызывают слезы не умиления, а революционной ярости. Мы же будем ткать свою реальность – домашней философии, аматерской науки, лубяного богословия, посконной фармакопеи – пока та реальность, что за пределами господского парка, не вторгнется. Сначала природными напастями, а потом и социальными. Первые истребили самого Алексея Хомякова, придумавшего собственное снадобье от холеры, но от холеры же и помершего. Вторые истребили и владение рабами, и господ бывших рабов. Впрочем, вместе с помещичьим строем захирело и поместье. Дело не в небрежении колхозников, нет, просто непонятно, зачем оно тут нужно. В усадьбе размещали то советскую почту, то советскую милицию, но, опять-таки, это все кино, а не реальность. Реальность же, сделав свое разрушительное дело, удалилось из этих мест. Осталась меланхолия руин странной жизни, здесь когда-то происходившей. И, конечно, несколько стихов Хомякова:

«Жаль мне вас, людей бессонных!
Целый мир кругом храпит, 
А от дум неугомонных
Ваш тревожный ум не спит: 
Бродит, ищет, речь заводит
С тем, с другим, — все прока нет!
Тот глазами чуть поводит, 
Тот сквозь сон кивнет в ответ.
Вот, оставив братьев спящих, 
Вы ведете в тьме ночной, 
Не смыкая вежд горящих, 
Думу долгую с собой.
И надумались, и снова
Мысли бурные кипят: 
Будите того другого, —
Все кивают и молчат!
Вы волнуетесь, горите, 
В сердце горечь, в слухе звон, —
А кругом-то поглядите, 
Как отраден мирный сон!
Жаль мне вас, людей бессонных: 
Уж не лучше ли заснуть
И от дум неугомонных, 
Хоть на время отдохнуть?»

Сочинено Хомяковым, кстати, проездом в Туле.

P.S. Ну а вот само Богучарово в том виде, в котором я застал его в январе 2020-го, накануне прихода в Россию Короны. Обратите внимание на величину парка. Богатые были люди.