Мюнхен–Берлин. Ассистент художника и сестра футболиста
Третье декабря, 11:57. Сообщение с сайта попутчиков: Привет, Катарина, если еще есть возможность, я хотел бы поехать с тобой в Берлин. Счастливо, Матиас.
Я: Привет, Матиас, да, возможно. Завтра, чт, 4.12., 9:15 у станции электрички. Поедешь? К…
Матиас: Да, поеду. Увидимся тогда завтра в четверть десятого. До встречи, М.
17:31. Звонок: Это Баки. Я забронировал место, но поеду не я, а моя сестра. Ее зовут Рита. Она едет не из Мюнхена, ее надо забрать в Ингольштадте.
– Я в заявлении написала, что еду по прямой, без заездов.
– Она будет ждать тебя на АЗС у съезда с автобана Ингольштадт-Норд.
– Хм.
– Недалеко.
– Уговорил, найду.
– Есть еще одна небольшая проблема.
– ?
– Собака.
– Какая собака?
– Маленькая собачка, щенок.
– Щенок? Прости вопрос, но… щенок обучен делать свои дела на улице?
– Да! Собачка будет спать. Ее только выпустить один раз, чтобы пробежалась.
Про себя я думаю: Может, спросить, помыли ли собаку.
Четвертое декабря. Матиас в благодушном настроении.
Я, взглянув на часы, иронизирую над собой: О! Не опоздала!
Матиасу: Ты живешь в Берлине?
– Да. Но родом из Мюнхена. Родился на Майбаумштрассе пять (прим.: Родильный дом в центре города).
– Это имеет значение?
– Да!
– Твои родители живут в том районе?
– Нет, родители живут в Нойкеферло, я был у них в гостях.
– В Берлине ты давно?
– Семь лет. А до того жил в Лондоне.
Я, гадая: Чем занимаются в Лондоне? Искусством или экономикой…
– Точно! Я учился кураторству и коммуникации в сфере искусства.
– Работаешь по профессии?
– Я – ассистент художника.
– Художник держит ассистента… он коммерчески успешный?
– Да.
– Какие у него произведения?
– Он работает с германской темой.
– Его в Германии покупают?
– Он неплохо продается в Цюрихе, в двух галереях.
– Как художник добивается того, чтобы его представляла приличная галерея?
– Основа успеха закладывается уже во время учебы в художественной академии. Первый этап карьеры художника – учеба у известного профессора. Потом агенты сватают его галеристам, художник начинает зарабатывать. На аукционах повышаются цены на его произведения. Зачастую они и завышаются – сами галеристы через подставных лиц покупают картины своих художников, чтобы взвинтить цены.
– А как художник раскручивается? Необходимы материалы, а они дорогие…
– Галереи платят аванс на закупку материала и другие расходы по созданию произведения. Художники подают на международные стипендии. Некоторые художники богаты «от рождения», получили наследство. Но их всерьез не принимают.
Располагая деньгами, можно нанять помощников, за счет чего производственный процесс ускоряется, изготавливается одновременно много работ, производительность увеличивается, доход художника растет, и он может концентрироваться на генерировании идей. У Олафура Элиассона три десятка помощников. Также художнику нужен секретарь. Художник не может выполнять организационную, офисную работу, ему надо работать над произведениями.
Есть предприятия, спонсирующие художников. Художник, на которого работаю я, нередко рисует на стенах, десятками тратит карандаши. Мы обратились в компанию-производитель карандашей и попросили о финансировании. Она в целях саморекламы подарила нам несколько коробок своей продукций.
– Произведения на стенах сохраняются?
– Нет. Сегодня это вообще отдельная тема: сохранение произведений. В современном искусстве широко применяются недолговечные материалы.
– Воск, пыльца… в Берлине мы сходили на показ восковой комнаты Лайба.
– Он месяцами собирает пыльцу в лесах, на полях и лугах. Буквально уходит из мира, на телефон не отвечает, галерист дозвониться до него не может.
– Как монах.
– Такую жизнь надо любить… Произведение такого рода купить можно, но как его хранить? Кучка пыльцы запылится, а пыль с пыльцы не сдуешь.
– А что служит критерием для определения, что является «искусством», что – нет?
– То, что нравится, то и называют искусством.
Произведения не обязательно реально стоят тех денег, за которые их продают. Миллионерам, миллиардерам все равно – хочу приобрести и все, они не торгуются. Все решает имя художника, которое делает ему галерея.
– Галерея – главное?
– Да, но и самому художнику приходится шейк хэндс, завязывать контакты, связи.
– Русское искусство еще покупают?
– Русских художников у нас покупали двадцать-двадцать пять лет назад. Последние годы русские, наоборот, стали покупать искусство, а наряду с ними – арабы с китайцами. Они вкладывают деньги и в европейское, и в «интернациональное» искусство.
– Немало художников своими произведениями рассказывают о себе, их произведения автобиографичны. Публике такая сосредоточенность на личных переживаниях не надоедает?
– Люди жаждут историй! Независимо от того, в искусстве ли, в кино, в литературе. Ребенком, в восьмидесятые, я проглатывал сериал о гамбургском семейном клане «Ди Гульденбургс». Его транслировали годами, пятью-шестью этапами по восемь серий. Родители не интересовались, но я обожал.
– Не слышала даже…
– Это сага о династии пивоваров. Три поколения. Заклятая вражда, запретная любовь, деньги, секреты, пожар… все, что только можно вообразить! Все истории одинаковы, ингредиенты одни те же…
Ѻ
09:54. СМС: «Привет, я та, которая с тобой едет в Берлин…. наша машина не заводится, и я хочу спросить, можешь ли ты подъехать ко мне, это пять минут… извини за беспокойство! Э*штрассе, 24, у магазина. Милые приветы, Рита».
Далее – звонок на мобильный телефон.
Негодую: Какая наглость! В моем заявлении недвусмысленно обозначено, что я никуда ни за кем не заеду. А ее брату я прямым текстом сказала, что ни СМС писать, ни трубку брать за рулем не буду. Пускай доедет до АЗС на такси. Я буду, как и договорились, к четверти одиннадцатого. Если ее там не окажется, я позвоню ей: Ты где?.. Терпеть не могу такую тактику – ту талк инту самсинг называется, да?
Матиас, улыбаясь: Тактика салями – раз ты согласилась на что-то первое, то согласишься и на второе, и на третье…
10:09. СМС: Я приеду на такси, буду через пять минут.
Снова звонок. Я пропускаю и его.
10:15. Очередная СМС: Я на месте :)
На АЗС ждет высокая, худая девушка с длинными светлыми волосами. С крепкой тупомордой собакой средних размеров.
Матиас: Ох, какая собачонка!
Я: Надо было выяснить, что подразумевается под «щенком», какой породы собака. Мог бы быть и Ньюфаундленд. – Рите: А эта – не бойцовая?
– Нет. Бульдог английский.
Матиас играет с собакой, Рита в багажник запихивает белую сумку, пакет с собачьими мисками. Стелет подстилку на пол за сиденьем Матиаса: Чтобы не оставлять шерсть.
Собака в радостном возбуждении запрыгивает на заднее сиденье, хочет продолжить игру. Рита сгоняет ее вниз, сует ей в зубы зеленый пищащий мячик. Мы трогаемся. Собака возится по кругу, мячик пищит. Рита удерживает собаку, зажимая ее ногами.
Матиас: Как собаку зовут?
Рита: Гаучо.
Я, тихо: Гаучо на каучо – тотальное кнаучо (прим.: Couch – софа, knautschen – мять).
Матиас: Классная кличка.
Рита: Я везу собаку брату, он ее хозяин. Интересно, узнают ли они друг друга. Они не виделись три недели, она прожила у нас с родителями в Ингольштадте, подросла и потолстела, весит пятнадцать килограмм теперь.
– Сколько ей?
– Шесть месяцев. Когда вырастет, вес будет под тридцать. Подвид при этом еще не самый кабанистый. Брат выложил большие деньги, чтобы бульдожка была не обычная, а потоньше. У обычных слишком широкая грудная клетка по сравнению с узким задом, из-за чего им тяжело управлять собственным телом и они ходят бочком. Брат выбрал черно-белого щенка, другие в основном коричневые, черно-белый окрас реже. Прислал фотографии на телефон, попросил помочь в выборе.
Я: Почему брат отдал вам горячо любимую собаку?
– Собака была у нас, пока брат находился в тренировочном лагере. Он – футболист, играет во второй лиге, в Берлине. С собакой, наверное, поздоровается радостнее, чем со мной. Я – всего лишь его сестра.
Матиас: А ты попрыгай вокруг него на задних лапках, покрикивая «Я та-а-ак счастлива видеть тебя! Я та-а-ак счастлива видеть тебя!»
Я: А еще лизните ему лицо. Вдоль и поперек.
Рита смеется.
Матиас — Рите: Брат старше тебя?
– Да, я одна из трех младших сестер. Ему двадцать шесть, старшей из сестер двадцать пять, средней двадцать три, мне двадцать.
Я: Вы родились в Германии?
– Да. В Эберсберге, под Мюнхеном. Как-то я спросила у матери: «Зачем вы сделали столько детей?», но мать не ответила. Тогда я спросила: «Если бы вам было известно, что я буду девочкой, вы бы сделали еще одного ребенка?» Мать и на этот вопрос промолчала. Подозреваю, что они надеялись на мальчика.
– Семья по-прежнему живет в Эберсберге?
– Нет. Мы не раз переезжали. Жили в Графинге, где я пошла в школу, в Кирхзеоне и прочих городках на востоке к Мюнхену. После десятилетки поступила в профессиональную школу, недавно окончила ее.
– По какой специальности?
– По туризму. Сейчас работаю на «Ауди». Весь Ингольштадт работает на «Ауди» и на смежных фирмах-поставщиках. «Ауди» ради экономии ряд функций передала другим фирмам. Но они своим работникам и меньше платят. На самой «Ауди» зарплата выше. Если, например, работать в ночную смену, то это четыре тысячи чистыми. Но я – в турагентстве «Ауди».
– Это что – новый профиль предприятия?
– Концерн предлагает туристические поездки своим сотрудникам. Обращаться к нам могут и со стороны, но клиентов «с улицы» у нас мало.
– Почему?
– Люди не в курсе о нашем существовании.
– Какова стоимость поездок?
– Поездки бронируют начиная с восьми тысяч евро. На последующую поездку предоставляем скидку в размере десяти процентов.
– А на выпускных экзаменах вам задали практические задания?
– Да, на экзамене задали запланировать поездки – частную, командировку, круговое путешествие. Географию наизусть уже не надо заучивать, требуется составить подходящую программу. Когда речь о Германии или о других евроейских странах, то это легко – по любому городу можно указать «исторический центр, собор», ведь в каждом городе есть собор, это пункт совершенно беспроигрышный.
Ѻ
Матиас, Рите: Собака на брата похожа?
– Внешне – нет. Но характером! Он ест так же быстро, как она.
– Он успевает с ней гулять?
– Днем он дважды ходит на тренировки, с собакой гуляет утром и вечером. У него была уборщица, но он отказался от нее. Пригрозил, что мне придется заняться уборкой. Я люблю чистоту, дома у себя ежедневно пылесосом прохожусь по комнате.
– Собака уважала твою любовь к чистоте?
– Собака у нас написала. Я на это никак не отреагировала, вытерла. Когда собака написала второй раз, я позвонила брату: «Как быть?». Брат: «Возьми за шкирку, потряси, наори». Я взяла собаку за шкирку, но мне ее было жаль, и я не наорала на нее, а только пожурила ее. Когда собака написала третий раз, я уже и прикрикнула на нее. Подействовало.
– Вы вместе с собакой прошли процесс обучения.
Ѻ
Я – Матиасу: В каком районе живешь?
– В Кройцберге, около площади Морицплац. За семь лет шесть раз переехал. Отец был в гостях у меня в Берлине. Мы сходили в пивной сад в Пренцлауэр-Берге, выпили берлинского пива под каштанами. В пивном саде отец примирился с моим пребыванием в этом городе: «Что ж, и в Берлине ничего».
– Родители – коренные баварцы?
– Оба – судетские немцы. Отец из Штеттина. В сорок шестом, когда ему был один год, его увезли оттуда. Его мать, моя бабушка, через Лёррах уехала в Мюнхен. Он жил в семье своего дяди по матери в Мальхове, на озерах. Мать забрала его позже.
– До строительства стены?
– Да.
– А ее брат?
– Брат бабушки был директором гэдээровского цирка. Он остался, как и другие члены семьи. Этот дядя умер до падения стены.
– Ты помнишь то время?
– Сам не помню, мне было восемь лет, но я весьма эмоционально воспринимаю фотографии той поры. После падения стены двоюродные сестры и дяди родителей приехали в Мюнхен. Они боялись, что будет – не закроют ли снова границу, страну.
– Где познакомились твои родители? На востоке?
– В Мюнхене. Причем не через судетскую диаспору, а случайно, на карнавале, конкретно, на «Балу рыцарей-дураков» (прим.: Мюнхенское карнавальное празднество, на которое гостям по традиции полагается явиться в пародийных костюмах рыцарей и дам). Отец на балу был с родителями, а с родителями – родители девушки, на которой отец собирался жениться. Мать пришла без родителей, с подругами. Не хотела идти, была простужена, болела, но составила им компанию. Поскольку платья дамы рыцаря у нее не было, она нарядилась индианкой. Отец познакомился с ней, влюбился в нее и расстался с суженой.
– Братья и сестры у тебя есть?
– Приемная сестра, она старше меня, родом из Чили, но она – самая баварская из всех нас. Достанет из холодильника холодную клецку и съест ее, не разогревая.
Ѻ
Звонит мой мобильный.
Я, Матиасу: Подойдешь? Спроси, кто и что нужно.
– Матиас у аппарата Риты.
– Катарины! Рита (показывая назад) вот!
– А-а-а… Катарины… Твоя коллега.
– Я перезвоню.
Матиас, положив мой мобильный, смартфоном фотографирует сопящую собаку. Рите: Милая мордашка, смешная, увел бы у тебя…
Просунув руку между креслами, гладит ее. Собака на это лезет вперед, лапой пытается зацепить желтую тряпку для стекол. Матиас тряпку убирает, собака встает, дышит на нас. Матиас треплет морду собаки, восторгаясь ее видом, собака благодарно фыркает, разбрызгивая слюни Матиасу в лицо, на панель приборов, в сторону лобового стекла.
Я: Может, не надо? Меня отвлекает.
Ѻ
На стоянке Матиас резвится с собакой, пока я подкручиваю болты на колесах. Выезжаем на автобан. По салону машины распространяется запах. Я открываю окно.
Рита: Извините. Это собака.
Когда запах более-менее выветрился, я окно закрываю. Но вскоре запах появляется вновь. И в третий риз. Рита опускает заднее окно. Собака сопит.
Рита: Заснула, расслабилась.
Я, полушутя: Лишь бы не упасть в обморок за рулем.
– У друзей родителей – лабрадор. Черный, пожилой. Так он пукает будь здоров, на весь дом! Перед телевизором когда сидят, укоряют его: «Франц Йозеф!»
Матиас: У нас дома всегда были собаки, кошки. Свою последнюю собаку я привез с каникул в Хорватии, она увязалась за мной на пляже, приходила в дом. После недели, проведенной с ней, мы уже не могли оставить ее. Я прихватил ее с собой в Германию на машине. На границе нас, слава богу, не проверяли. На собаку у нас не было документов.
Рита: Собака маленькая была?
– Да, маленькая. Черная, лохматая. Молодая, но почти выросшая. Ей был примерно год. В нашей семье прожила пятнадцать лет.
Рита: Повезло ей.
– Да, жизнь у нее была хорошая. Кормили мы ее качественно, свежим мясом. Мать говорила: «Это будет твоя собака, и ты будешь заниматься ей». Я ей и занимался. До той осени, когда уехал учиться в Лондон. В Лондон я ее взять не мог.
– Как звали ее?
– Пец. Была сладость с таким названием, ей мы угостили собаку при первой встрече.
– В Хорватии регулярно отдыхали?
– Нет. Родители в семидесятые годы купили рядовой домик, площадью метров пятьдесят, в поселке для отдыхающих в Италии. Туда мы на каникулы и сваливали.
– Где это было?
– На озере Гарда. Там тусовались полчища немцев, но итальянцы с ними свыклись, подхватили основной набор немецких слов, обращались к немцам по-немецки. Я, в свою очередь, учил итальянский. Из соседей полюбопытнее были репатрианты из Англии. То есть, итальянцы, уехавшие жить-работать в Лондон и вернувшиеся.
– Ты каждое лето проводил на озере?
– До двенадцати лет. После этого родители возобновили поездки в дальние страны, теперь уже с нами, детьми. Были практически во всех странах мира, по крайней мере на всех континентах.
– Где ты не был?
– На Мальдивах. Могу и не успеть их увидеть, Мальдивы тонут: поднимается уровень моря. Но мне неинтересно лететь целый день, чтобы купаться в бассейне.
– Какая страна произвела на тебя самое яркое впечатление? Какую из них посетил бы повторно?
– Нет такой страны. Страны меняются, надо бы бывать во всех странах в один и тот же момент…
…Попуткой еду всего второй раз в жизни. Первый раз я сел на попутку в восемнадцать лет, с школьной приятельницей Джиллиан. «Попутка», забронированная ей, оказалась машиной «Фольксваген Пассат», которую надо было перегнать из Мюнхена в Берлин – бесплатно. В багажнике лежали запасные колеса, неподъемные, сдвинуть их было невозможно, у машины аж просел зад, она еле тащилась. Были сломаны и спидометр и индикатор уровня топлива в баке, и мы все заправлялись впрок. В Берлине сдали машину в Веддинге (прим.: район города, наполовину населенный мигрантами). Приняли ее сомнительные личности, и мы заподозрили, что доставили им наркотики, спрятанные в покрышках, а нас, следовательно, подрядили как наркокурьеров.
Джиллиан, наивная, неоднократно попадала в подобные ситуации, но непременно выкручивалась из них и никогда ничего плохого с ней не случилось. Она подолгу путешествовала по Индии. Поселилась в Нойкёльне, знакома с местными группировками, знает всю подноготнюю их разборок. Но ее никто не трогает, она как будто неприкосновенная.
– В этот раз ты почему на попутке?
– Купил билет на самолет и поздно заметил, что купил не в тот конец – не Берлин–Мюнхен–Берлин, а Мюнхен–Берлин–Мюнхен. Позвонил в «Люфтганзу», но они ничем не могли помочь. До Мюнхена добрался поездом за двадцать девять евро, достал дешевый билет. Обратно нашел попутку, тебя. А то цена обратного билета на поезде.г – сто двадцать-сто пятьдесят евро.
…Ты без родителей, ездишь в дальние страны?
– Да, но я отдыхаю и недалеко от дома. Летом мы с подругой между Гамбургом и Берлином сняли домик в захолустной деревне. Транспорт ходит раз в сутки. Это самый малонаселенный район Германии. Можно часами в полном одиночестве на велосипеде кататься по полям.
В тот отдых мы провели добровольный эксперимент: три месяца без смартфона. Я, признаться, пользовался электронной почтой. Без телефона я выдержал, подруга – нет. Сочувствующие жители деревни одолжили ей старый кнопочный мобильный «Нокиа».
– Неужели так тяжело без телефона?
– Выяснилось, что да. Телефон – удобное средство коммуникации. Мы с друзьями обмениваемся сообщениями через мессенджер. Нас восьмерых-девятерых, все состоят в одной группе, но кроме нее мы создали параллельные группы, в которые не входит по одному человеку из общей группы. В этих подгруппах мы обсуждаем друг друга, сплетничаем, как девчонки…
Рита: У меня смартфон с блоком питания всюду с собой. Зарядки хватает часов на восемь. На работе я в Интернете навожу все необходимые справки, переписываюсь. Вечером могу уже смотреть телевизор.
Я: Что смотришь?
– Сериалы. Передачу «Обмен женами». Она еще ничего, но сериалы, которые транслируют после обеда, – поразительно глупые. С чем это связано?
Матиас: Возможно, в этом есть расчет. Глупость привлекает внимание – чем глупее, тем невероятнее, и тем гипнотичнее. Люди смотрят, потому что не могут поверить.
Я: А в дискотеку? Бары? Кафе?
Рита: Я редко куда-нибудь хожу, все дома сижу. Друзья справляются, куда делась.
Матиас: Где ты хочешь работать в будущем? Останешься в Ингольштадте?
– Мне Мюнхен симпатичен, Берлин – нет. К Ингольштадту я привыкла. Поскольку я никуда особо не хожу, то мне и там нормально. Город идеален для семей с маленькими детьми. Минус в том, что все знакомы между собой, и все друг с другом уже и переспали. Если не ты, то твоя подруга.
Рита смеется.
Матиас: Ты родилась в Эберсберге, говоришь. А баварскую еду ешь?
– Ем! За исключением свинины. На днях с коллегами была в трактире, они ели белые сосиски, я – нет.
– В них нет свинины. Они из телятины. Белые сосиски можно и нужно есть!
– О! Тогда я обязательно попробую.
– В прошлом белые сосиски надо было съедать до полудня. Их готовили свежими тем же утром, а хранить их не могли без холодильников. Сегодня их едят и после обеда, даже вечером.
Рита: Что-то я проголодалась. Хотите шоколад? Нам раздали его в подарок на работе.
Я: Запах знакомый… пахнет, как молочный из рождественских календарей для детей.
Матиас: М-м-м! Да-а-а, спасибо! Шоколад – моя слабость, в частности такой. Сам я шоколад не покупаю, контролировать себя не умею, съедаю весь сразу.
Рита: Я иногда тоже…
Собаке, попрошайничащей: Собакам шоколад нельзя! Брат утверждает, что собаки от шоколада слепнут.
Собака на пол пускает слюню.
Матиас: Сахар вреден.
– В столовой вчера был гусь с клецками и красной капустой (прим.: традиционное немецкое рождественское блюдо).
– А я дома переел. Мать готовила, вкусно! На Рождество снова поеду. Мне, правда, никогда не нравился гусь на двадцать пятое декабря. Вы Рождество отмечаете?
– В семье не отмечаем, но ребенком я из года в год настаивала, чтобы у нас была елка. У всех одноклассников была, и я хотела. Отец не спорил, ежегодно устанавливал елку… ради меня!
– С елочными игрушками?
– С игрушками. Отцу было важно, чтобы мы в детстве были счастливыми. Он не возражал, хотя мы мусульмане. Сейчас елки уже нет, я взрослая.
– У тебя родители, то есть, не строгие?
– Нет, они либеральны. Я ни разу в мечети не была.
– Пост соблюдаешь?
– Нет. Кроме свинины ем все. Мне кажется, быть мусульманином – страшно напряжно. А католиков я вовсе не понимаю. Убил человека, сходил на исповедь, свободен от греха.
– У мусульман зато есть хадж.
– Да. Но хадж по-любому полагается совершить. Раз в жизни надо посетить Каабу.
– Я хотел бы съездить, почувствовать эту атмосферу.
– Пожалуйста, не в сезон! В сезон это опасно!
Рита – мне: У меня смартфон садится. Можно, я позвоню брату с твоего мобильного?
– Можно.
Рита звонит, через какое-то время брат ей перезванивает, затем опять она – ему.
Я: Следи за аккумулятором, он мгновенно садится, а мне в Берлине звякнуть приятелю.
Ѻ
Около станции метро из машины выходят сияющая от радости ввиду предстоящей встречи с братом Рита и довольный второй в жизни поездкой на попутке Матиас. Заднее сиденье и пол машины облеплены короткой жесткой собачьей шерстью.
– Ты кого в этот раз везла? – спрашивает приятель, – лысеющего деда?
– Ма-а-аленькую собачоночку, – передразниваю я Баки, – молo-о-оденького щеночечка!
– Ага?
– Бульдога.
.