Хокни: картинки с выставки

Étienne Michurins

Некоторое время назад довелось посетить огромную выставку-ретроспективу Дэвида Хокни c крайне незатейливым названием «David Hockney 25». За выставку пришлось заплатить 5 евро, поскольку в отличие от государственных музеев типа Лувра, мои беженско-артистовы права на бесплатное приобщение к фонду культурного наследия Пятой Республики здесь (речь о Fondation Louis Vuitton) не работали в полную силу. Но не пожалел и даже активно прорабатываю идею повторного посещения, благо экспозиция будет открыта всё лето вплоть до 31 августа.

На официальном сайте выставки указано, что «эта исключительная экспозиция, насчитывающая более 400 работ с 1955 по 2025 год, объединяет, помимо крупной коллекции из студии художника и его фонда, экспонаты из международных, институциональных и частных коллекций.» И, правда, исключительная: впечатления сильнейшие. Настолько сильные, что я даже впервые в жизни написал пейзаж. Не говоря уже об этом тексте…

Но вернемся к Хокни, ведь речь о нем, а не обо мне. Я видел на выставке трёх Хокни: Хокни-пейзажиста, Хокни-портретиста и Хокни-Кристалл. Начну с портретов. Они находятся далеко не в начале экспозиции, но мне хотелось бы начать именно с них.

Хокни-портретист встречает меня и множество других посетителей выставки залом славы всевозможных людей со всех этажей социальной лестницы, включая дантиста, услугами которого художник регулярно пользовался, и экономки. Охранники выставки, чья задача строго блюсти границу между зрителем и картинами, быстро просекли фишку и сообразили, что могут еще и попозировать на фоне портретов, взяв на себя дополнительную символическую нагрузку в том, чтобы вести себя на выставке перформативно, и сами стали частью музейного шоу.

Что же касается всяких формальных, и, тем более, формалистских штук и штучек вроде соотношения классического академизма, поп-арта и всевозможных импрессионизмов…а также столкновения детализации в прорисовке черт лица и фактически фотошопной заливки ярким равномерным радостным акрилом заднего плана и прочее-прочее-прочее…Ну… мне тут развиваться особо не хочется, хотя соблазн накинуть на себя мундир арт-критика всегда присутствует в поле желания, так сказать. Сообщить, что ли, об этом психоаналитику в следующий раз или просто включить в свой роман ?

Скажу просто. Хокни не только конструирует эгалитарный проект портретного зала славы, вступая в спор с живописной традицией прошлого, где портрет был частью капитала элит, но и любит людей.

А ещё он будто хозяин фотоателье, который не столько работает на заказ, сколько служит граду и миру, занимая общественную позицию и беря на себя задачу дать внимание всем людям вокруг него, независимо от их социального положения.

Ну да, от рассматривания портретов Хокни в моей когнитивной ризоме заискрил концепт фотоателье, чтобы длительная неподвижность позы, аппаратные меха, поднятая вверх вспышка и радость финального результата. Ох, как мне нравится эта метафора, это находка ?

Хотя что тут искать: на выставке в свободном доступе всевозможные дополнительные материалы, из которых очевидно, что Хокни дружит с фотографическом медиумом: работа с фотографией, ipad’ы, всякие технические приспособления, свойственные художественному произведению в эпоху его технической воспроизводимости.

Ну а что касается романов и прочих текстов, то всю дорогу по радостной выставке Хокни на этажах мрачного здания Фрэнка Гери я никак не мог отделаться от впечатления, что Уэльбековский Jed Martin (из гонкуроносной «La Carte et le territoire» 2010 года) на пике карьеры в своем живописном периоде (он прославился на портретах людей всевозможных профессий с разных социальных этажей) уж как-то очень вдохновлен Хокни-портретистом. Сходств много: живописный медиум в портретной раме, стоимость работ (Хокни один из самых дорогих художников современности) и прочий другой дьявол, притаившийся в деталях, включая то, что в 2010-х Хокни снимал видео леса вокруг своего дома.

В общем, предполагаю, что именно Хокни мог бы написать картину с названием «Билл Гейтс и Стив Джобс обсуждают будущее информатики – Беседа в Пало-Альто». Пало-Альто же в Калифорнии! И тут стоит сказать о работах Хокни калифорнийского периода, нарушив выбранную в начале трехчастную сетку описания полученного мной эстетического опыта.

Калифорнийский период Хокни, который я встретил в одном из первых залов экспозиции, охарактеризован радостью чувственности и визуального наслаждения. Переезд в Лос-Анджелес в 1964 году открыл для Хокни совершенно иной мир света и цвета, в котором каждая тень и поверхность (бассейна, воды и тела, например), изгиб и складка — становились поводом для внимательного, почти медитативного (на грани с меланхолией) созерцания. Его знаменитые картины с бассейнами, в особенности A Bigger Splash, не столько феноменология событий жидкости, сколько фиксация мгновения удовольствия — от самой возможности изобразить увиденное. Эротизм здесь не случаен: мужчина-живописец всегда путешествует по ландшафту своего либидо, которое тесно связано с перцептивным наслаждением. Это вся арт-критика знает, чо уж там.

Но у Хокни интересно: вода эротична и сексуальна, а вот тела — особенно мужские — изображены с вниманием и нежностью, с какими пишут не столько объекты вожделения, сколько очерчивают контуры памяти — как в образах своего партнёра Питера Шлезингера.

Радость в работах Хокни не безмятежна: стоит Янусу обернуться, и мы оказываемся под взглядом вечности. Ну или смерти: тут кому как удобнее. Да и когда, как не в 15 часов пополудни какого-нибудь жаркого воскресного дня, ощутить на себе меланхоличное дыхание небытия ? Вот и человеческие фигуры, изображаемые Хокни, часто одиноки, а лица их — задумчиво отрешенны. Композиции излучают гулкую тишину. Хокни эстетизирует повседневность, превращая сцены чувственности в ощущения хрупкости момента.

В памятники обретенному (всего лишь на одно мгновение) времени.

Хокни-пейзажист. Как я сказал выше, именно пейзажи Хокни провели во мне аффективно-перцептивную работу и сподвигли тело к акту созданию живописного пейзажа посредством акрила на обратной стороне картона коробки из-под сухих завтраков Lion, которые я ем почти каждое утро вместе с молоком на протяжении последних полгода.

Видали ? У меня даже с текстом что-то происходит, когда я об этом пишу… Вот это Хокни !

А что пейзажи ? Хокни пишет, используя простые базовые элементы: почти примитивные и, не побоюсь этого слова, абстрактные мазки. И да, обожаю, когда художник, словно пребывая на седьмом небе творческой обсессии, заполняет полотно холста маленькими точками и тут же переходит к широким почти схематичным, наивным мазкам и равномерной заливке фона.

На выставке я, конечно, читал экспликации и кураторские тексты и познакомился с тем фактом, что Хокни писал портреты нормандских пейзажей, где он жил несколько лет с 2019, — фиксируя повседневные изменения природы под девизом Spring Cannot be Cancelled. Во время пандемии Хокни рассылал нарисованные на Ipad’e в графическом редакторе пейзажи своим друзьям, чтобы поднять их моральный дух. Как говорит одна знакомая француженка, с который я часто имею возможность перекинуться парой фраз о том, о сем, практикуя новый для себя язык: il leur a fait garder le moral. Кажется, и мой le moral был gardé, благодаря выставке.

Могли бы мы с ним стать друзьями ? Реальна ли граница между мной, беженцем из государства-террориста, живущим на пособии во Франции, и художником, чьи работы продаются за сотни тысяч евро и выставляются в самых больших музеях мира ?

Помыслить это имагинитивное вопрошание мне помог Хокни-Кристалл. Он же дает надежду и на ответ.

Оказалось, что Дэвид Хокни, как никто другой, знает толк в кристаллах и оптических ситуациях, выращивая кристалл прямо на границе живописного и реального пространств. 

И здесь просто фантастическая структура: сделать не столько картину в картине, сколько зеркало в картине, которое еще и таким образом повернуто к зрителю первого ряда, что он в замешательстве: «так отражаюсь я или нет» ? — что достигается, благодаря особой траектории взгляда, искривляющейся в связи с диалектикой иерархии и глубины.

И далее: зритель, стоящий сзади (за первым рядом), наблюдая на фоне картины спины тех, кто cтоит перед ним, впадает в иллюзию, что имеет возможность увидеть всю ситуацию целиком, но нет: кто-то всегда будет дышать ему в спину, даже если за спиной никого нет. Особенно — если за спиной никого нет. Что это: ситуация бесконечно умноженного отражения ?

Ему кажется, будто он раскусил кристалл и видит его со стороны, но разве не в этот самый момент он сам уже стал частью кристалла ? Влип, так сказать, в оптическую ситуацию.

Ему кажется, будто бы он может перехитрить искусство всего по цене 16 евро (это полная стоимость билета — против моих пяти), забраться на облако метапозиции и с его высоты наблюдать за схваткой, не понимая, что он уже влип в схватку другого уровня. В перцептивную потасовку.

Лучше зрителя это понимают охранники-смотрители эскпозиции. Накаченные парни не против поэстетизировать собственную маскулинность в кадре смартфона зрителя, что как бы намекает на давнюю традиции художников подрабатывать смотрителями в музее.

В общем, я бы назвал кристалл оптической ловушкой, поставленной перед нами словно открытый клетчатый чемодан, который захлопнется, стоит в него только залезть за обещанным искусством чудом («Остановись мгновение ты прекрасно»), и отправится в бесконечное путешествие воображения, потому что искусства никогда не бывает достаточно.