Максимум возможного + рационализм и меланхолия + дафтпанк

Максимум возможного

мой диджейский сет был полным провалом, еще ладно что в темном углу я не видел названий песен на круглой наклейке пластинки, а также не видел границу между отдельными песнями на диске
неприятная неприятность состояла в том, что привезенная мной музыка была сильно не в тему, ну, она канала за выебонистую странность выёбывающегося фрика. Мне было странно крутить винил Принца Фар Ая в пустой комнате с белыми стенами, саммертайм роуз мерфи слушала парочка, отплясывавшая под него типа чарльстона
и ужас был в том, что я типа заводил песни которые люблю и знаю очень давно (но сам по себе я их уже давно и не слушаю) и это редкостное блядство — заводить во первых песни, ты есть выщелучивать изюм, а во вторых — заводить то, к чему (был) не безразличен. Нашел в стопке чужих дисков димон лавер шокинг блю — и даже он пошел как то криво, а мне самого себя было откровенно жалко и противно — хуйня полная творилась, и интерьер был неправильным, и публика, и грохот баса, и музыка, и я сам
дело спас молодой парень, типа местный диджей, который мне сказал что девушки хотят дафт панк, он сам завести диск не смог (ставил иглу почему то в самый конец пластинки, секунд за 20 до ее окончания) — я бухнул иглу в самый центр, пошел трактор эраунд зэ ворлд эраунд зэ ворлд, сразу прискакало штук шесть девиц разной степени телесности, они принялись своими телами яростно отплясывать и смеяться, свет в комнатухе вырубили и возник уют полумрака,
Надо было оставаться и танцевать с ними, но сил не было, не был сил задавить свою раздраженность от себя самого и своей говноунылой музыки.

картинка нескольких женских тел, дающих газу под дафт панк, меня уже несколько дней смущает правотой своего дела (и тела)

дафтпанк это банальный артефакт, ну хорошо, Для его функционирования то есть для того чтобы он был фактом культуры, нужны женские тела, которым нужно выложиться в воскресенье вечером, потому что в понедельник — опять сидеть в офис. В телах живет автоматизм движения под именно эту музыку — в мозгу проложен ухаб именно электродискофанком. Подперто это дело представлениями о красоте, настоящести и профессионализме. И все это дело врублено на максимальную громкость, я нисколько не сомневаюсь, что вот это и есть то, что следует понимать под «культурой» (условно говоря, по Гирцу) — артефакт, аффект, ярмарка тщеславия, сумма представления о норме, максимум громкости

вот на этом максимуме громкости я двинулся умом

дело не только в том, что усилитель раздирался, а в том, что дафтпанк это максимум музвозможности, и танцующая и ржущая от счастья девчонка — это тоже максимум возможности, и надо видеть мир как более менее хаотичную свалку максимумов возможности.
Тут дело не в том, что у кого-то (у быдла) нет вкуса, и интерьер платной поликлиники оформлен с пышностью и лоском слепого покупателя, смущенного разнообразием кафеля, пластика и жести в местном строймаге. Нет, в этот интерьер вбухана масса сил, аффекта, тщеславия, представления о норме, то етсь этот интерьер только мне кажется гомерическим китчем, блеском и нищетой говнодезигна, а на самом то деле он — максимум возможного. И иномарки, прущие по улицам — тоже максимум возможного для четырехколесного передвижного средства. И девушки, одетые на неученый взгляд евроколонизатора радикально аляповато, одеты максимально возможно, секси, груви и фанки.
Куда ни глянь — везде достигнут максимум, везде профессионализм, забота, выебон, знак роскоши и полноты,

Но вот прет ли архитекторов от их смешных городулек? Прет ли хозяев мерсов от их мерсов? Прет ли хозяев клиники от железных покрытых вязью коричневых дверей, хер знает как сочетающихся с белым кафелем?
Когда-то, конечно, прет или перло, но прет не всегда, от дафтпанк прет в воскресенье вечером в кафешке после часа занудства, а потом всю неделю не прет.
А вот мне хочется чтобы меня перло всегда, я исхожу из того, что переть должно все и постоянно, и мое переживание китчевости встреченного на улице плаката или кафеля, встреченного в отделении местного банка, как раз и колет меня своей неперловостью там, где я перлово, очевидно, алкаю.

таким образом, максимум качества артефактов культуры (то есть всего, что меня окружает) есть след или замена или алиби ныне отсутствующего пёрлова. Максимум возможного качества это остывшее перлово, аффект, превратившийся в дорогостоящий кафель, в эксклюзивную пластмассу, то есть в норму,

Рационализм и меланхолия

вот теоретик что-то пишет про женщин
ну или я про людей
вы читаете и охуеваете от полного непопадалова в ваш случай
общее описание к вам не подходит
и вы говорите, что серая масса (людей, женщин, обстоятельств) невнятна
серый человек с улицы невнятен
просто непонятная кое как выебаная женщина, которая повела себя непоняно как, но вроде так же как и все они в таких случаях, невнятна
невнятность фантазмируемой «серой массы» проистекает от невнятности описания, от невнятности языка и мысли описателя
а невнятность мысли и языка проистекает то ли от нехватки интеллекта, то ли от меланхолии
и хочется сказать, что меланхолия связана с нехваткой интеллекта = меланхолия это переживаемая недосдача интеллекта
и хочется задуматься о связи рационализма и меланхолии

а в общем случае индустриализации 19 века можно заметить, что индустриализация весьма романтична, и все эти железные дороги, поезда и фотоаппараты, а также револьверы и все прочее — есть преодоление меланхилии, рационализм 19 века есть преодоление меланхолии, Базаров — лечилово от меланхолии Евг.Онегина
и теперь вопрос, кто ты? Онегин или Базаров? Лорд Байрон и Каспар Давид Фридрих или Эдисон и Даггер?
На картине Фридриха одинокая фигура без лица таращится в бесконечность океана. Не вопрос, говорит рационалист, океан нихуя не бесконечен: это просто соленая вода, состояние материи, материя обладает плотностью, которую могут юзать корабли и самолеты, и вообще пол микроскопом или сверху или изнутри с аквалангом океан обоссака и лот оф фан, он только сбоку противный.
Разъятие случая океана, выявление конструктивистской хуиты его устроения лишает его глубина, его меланхолической глубины, снимает фиксацию на нем, разламывает меланхолический стоп кадр ностальгического таращания (die Starre).
И вот тут внимание
Меланхолику океан похуй, меланхолик таращится в пустоту, в жуть пустоты, и рационалистическое обезвреживание океана и демонстрация того, как и почему он сделан и функционирует, эту пустоту как раз и предъявляет и делает ее более сильной и невыносимой,

Для совсем ботанов: рационализм есть ликвидация феномена уникального и неразчленимого здесь и теперь и усматривание на том же операционном столе его причины, то есть пачкание мира «причинно-следственными связями», фантастического порядка, естественно,
В более хитровыебанном случае (синхроническом то есть) причина вот такого бытия объекта (хотя выделение объекта уже есть акт рационализирующей структуризации) есть в его «внутренней структуре», в его конструкции «внутренних связей»,
ну хули угорать что баба дура, когда так понятно, почему и как она дура,

ну хули угорать что война это зло, когда так понятен механизм возникновения войн и напасть разгула солдатского вандализма

тут возникает фигура долдона — то есть каменной бабы победителя меланхолии, его появляение спихивает все «нерационалистическое» в буддизм, ньюэйдж (сами по себе буддизм и нью эйдж — дети еврорационализма, конечно), а также чувства и сантименты. Сам долдон тоже любит подолдонить о мире чувств. Но в любом случае он является придорожным столбом дороги опрозрачивания мира в духе рационализма, размагничивания мира фантазмом тупой каузальности,

куда ведет дорога прогресса, паровой машины, локомотива, айфона, вот этого всего? в будущее, это же приметы будущего мира. А нахуй туда тащиться? а потому что настоящее — унылое говно, деревенский мейнстрим и быдло, То есть прогрессисту нуютно в настоящем моменте, ну, меланхолик, как и было сказано. Это всем и так понятно, а пишу я для следующих поколений, когда вы сдохнете.

Но проект рационалистического спасения (век просвещения, вот это все) от напастей евромеланхолии загоняет евромеланхолию в угол и в тупик, то есть ставит сам себе даблбайнд — потому что рационалистически понимаемый мир еще более туп и меланхоличен чем мир 18 и 19 века, не говоря уж о том, что он выглядит совсем не так6 как виделось меланхоликам-прогрессистам предыдущих эпох.

Но раньше для преодоления меланхолии от скажем несчастной любви была поэзия, театр, охота, дуэли, новомодный фрейдизм, а сейчас в качестве лечилова твоей тоски предлагается тоска шарлатанского фрейдизма, например, а за пределами фрейдизма и типа нет ничего, вытоптанная зона — вытоптанная зона культуры.

например, секс не есть попытка присвоения тебя в собственность, не есть отношение власти, не есть спасение себя от ублюжьей доли маминькиного сынка и ботанической уёбы, в этом смысле секса вообще нет, как нет власти и нет собственности. Мир образованного долдона заполнен несуществующимостями. Об этом написал Грегори Бейтсон в диалоге со своей дочкой про «инстинкт» (понятие/представление есть лингвистическая затычка на месте черной дыры нашего незнания), если кому то интересно.
Речь не о том что долдоны это унылое говно, а о том как избегать ублюжьей доли долдонства — то есть как что то понимать и думать, но не становиться узником долдонского санатория унылого говна рационализма ММП.

Дафтпанк

Вопрос о говенности дафтпанка практически нерешаем, есть несколько подходов к разговору о говноэлектро, говномерседесах, говнокантиках говнодорожек, золотых канделябрах, аттрибутах женской красоты и женственности и тп

Первый подход (естественный): всякий разумный скажет, что это китч, китч это коррупция, коррозия и понижение уровня, злоупотребление хуитой и пиздливостью, скорее всего – перешагивание некоторой границы, как минимум, границы «хорошего вкуса». Хороший вкус невозможно как-то ухватить, зато днище дурновкусия элементарно демонстрируется. Дурновкусие свойственно «быдлу» (которое само по себе хз что такое), и разговор на этом заканчивается, тема разговора исчезает, говорить не о чем.

Дефект этого дискурса состоит в том, что это классическая расфасовка колонизатора, не втыкающего в чужую культуру, которая кажется низкой, вульгарной, примитивной. Тут нам на помощь приходит Клиффорд Гирц, заставляющий нас интересоваться смыслами, предысториями и взаимными связями составных элементов чужой культуры. В этой перспективе (это подход номер два) мы можем выяснить что-то душеполезное об истории дуэта дафт панк и вообще любви французской клубной культуры к диско, и тут упереться в стену – потому что изучить любовь донецких девушек (посетительниц кафе Изба) к именно дафтпанку мы не в состоянии, девушки нам ничего не скажут, наш антропологический проект обречен на фиксацию банальности: я ношу джинсы потому, что это красиво и удобно и модно – и джинсы носят все, что вы ко мне приебались? То же самое с кафелем в туалете и на кухне, иномаркой на улице, канделябрами на стене.

Иными словами, я не верю в возможность исследования быдлокультуры (культуры нормальных людей) и в рамках антропологии Гирца, тем более что он сам посвятил свою книгу «Афтерзэфэкт» именно тому обстоятельству, что такое исследование обречено на провал.

Третий подход можно было бы назвать когнитивистским, мы спрашиваем о сложности паттернов треков дафтпанк, об их конструктивной хитровыебанности и копаем в ту сторону, что это голимый репетативный примитив. Тут можно наворотить теорию интеллекта (то есть теорию инсайта = ухватывающего восприятия) и сказать, что у разных людей есть разные способности восприятия, короче, тупые видят меньше и не так резко, их мир более дробен и бессвязен, они близоруки умом, за деревьями они не видят леса – то есть масса деталей их мира не слипается в эмерджентные свойства и сущности. В этой перспективе можно сказать, что украшение интерьера путем увеличения количества красивых деталей (красивый светильник на стене) обречено на провал – надо создавать форму интерьера, а не помещать в бесформенность точечные носители красоты. Кроме того, точечная красота канделябра тоже весьма сомнительна и тп

Это всё возможно оправдано, но на самом деле это есть возвращение первого неоколониалистского подхода, только колонизатор теперь оказывается супердизайнером, вооруженным мудротой теории интеллекта и психологии восприятия. Проблема тут однако в том, что проект дизайна потерпел крах, гештальт-психология тоже не была и не может быть доведена до ума – иными словами, что такое хорошая форма (гештальт) интерьера, костюма, пейзажа, музыки, здания, книги, фильма и тп – хз. Это царство произвола и шарлатанства, которое в муравейнике культуры растаскивается по полочкам и умам, которые разными интерпретациями разных аспектов разных контентов лихо спекулируют. Мы опять оказываемся в лапах культуры-по-Гирцу – есть сеть интерпретаций и контекстов, в которой сам черт ногу сломит, а дизайнеры ни в коем случае не являются носителями гласа и глаза истины. Иными словами, Гирц помогает нам избавиться от иллюзий адекватности тупого рационального и авторитарного подхода, но не дает возможности описать феномен так, как он того заслуживает.

И потому я делаю ход конём, только заход с неожиданной стороны может дать возможность говорить о частном случае не проясняемой «проблематики быдла» (сам Гирц как раз любил неожиданные неакадемические метафоры).

Четвёртый подход.

Сам разговор о быдле – то есть о принципиальном несовершенстве подавляющего количества людей – есть симптом меланхолии. Меланхолику не нравится говноконтепорари говноаркитекча, втыкание в пафосно минималистическую хуиту и показуху омерзительно именно меланхолику. А что именно ему омерзительно? Не только то, что вот конкретный вид конкретной городульки ужасен, а то, что эта херня распространяется как чума, она в головах ВСЕХ архитекторов и дезигнеров, ей нет альтернатив. Фобия быдла есть фобия царства количества, которое застилает собой горизонт и не дает выхода из коридора меланхолии. То есть проблема дафтпанк в том, что его слишком почему-то дохуя везде, и либо тебя кормят дафтпанком, либо ты тупо садишься на карантин и жёсткую диету.

Но дело не только в этом. Меланхолику в дафтпанке не хватает меланхолии, зримой отравленности меланхолией (в том что участники французского дуэта дафтпанк – отъявленные меланхолики, как раз сомнений нет), но дизайнеры мерседесов и бмв, а также всяких светильников и стульев разной степени дезигнированности скорее всего нормальные двуногие.

Меланхолику в музыке нужна мммм ну, скажем скорбь о говенности мира в целом и музыки в частности, меланхолик не выносит музыку, которая сделана с понтом своей ого-го-шности, типа я пиздатое музло, вау. Создание музыки – процесс травматичный и ничем не обеспеченный, тот же, кто достигает победоносного результата – либо слепой, либо шарлатан.

И тут мы вспоминаем Делеза, я правда читал у него всего три страницы, зато хорошо их запомнил, в предисловии к книге Фуко о вещах и чём то там еще (которую Делёз хвалит, но я был не способен прочитать её за 20 лет ни разу), Делёз пишет о кустаре и инженере. Кустарь мастерит из подручных материалов, и имеющаяся железяка или кусок изогнутой пластмассовой поверхности влияет на процесс создания объекта, функция которого может измениться просто от наличия того исходного материала, а не этого, кустарь принципиально работает методом тыка, лёрнинг бай дуинг (мне кажется, тут Делёз слегка ошибается, но ладно) – говоря поэтически, кустарь имеет дело с несовершенным коллажем материалов, функций и собственных весьма ограниченных возможностей.

Инженер же вычисляет форму предмета, у инженера есть в распоряжении вся имеющаяся у современной цивилизации палитра средств и инструментов – если несущая труба слишком слаба (что можно рассчитать – кустарь же ничего не рассчитывает, он приделывает имеющуюся у него трубу и смотрит, сломается она или нет), то инженер выберет другой, более прочный материал или увеличит радиус трубы, или придумает внутри или снаружи трубы рёбра жёсткости. Или откажется от трубы вообще и решит проблему фиксации крыши как-то по другому. Инженер имеет дело с каталогом всего, что есть в природе – каталогом материалов, каталогом технологий, каталогом удачных инженерных решений.

И тут хочется сказать, что дафтпанк, мерседес и светильник на стене – примеры инженерных решений, не кустарных. И ехидно ухмыльнутся (а меланхолики умеют усмехаться) – нихера ваши инженеры не знают, они катастрофически промахиваются со своими каталогами всего, рисунок, сделанный на экране суперпуперкомпа остаётся хуевым рисунком по сравнению с рисунком, сделанным от руки – по огромному количеству современных зданий видно что это (самолёт щас тряхнуло и я подумал, что не допишу, вот умора будет) просто увеличенный до огромных размеров маленький компьютерный макетик, который никто не видел построенным в натуральную величину – инженер-архитектор исходит из того, что любую форму можно слепить какого угодно размера и она будет столь же пиздата, как и на экране его компа, а это не так, Матисс очень переживал, что его рисунок невозможно увеличить даже в два раза – рисунок разваливается, в нём образуются зияния, пустоты, линии становятся вялыми, неубедительными.

Но невизуальность архитектуры (неаудиовальность электродиско) это еще полбеды. Изделие инженера окончательно, он исходит из того, что проблема им решена, и улучшать и доделывать больше ничего не надо – сел и поехал (доделывает и переделывает, и притом бесконечно, именно кустарь).

Вот главная претензия – (мнимая) окончательность контента, дафтпанк, мерседес, канделябр и современное здание окончательны, они типа верх перфекционизма, они – максимум возможного. Если они не максимум возможного сами, то они идолы максимума возможного, они вопиют о том, где этот максимум живёт.

И именно их окончательность невыносима, выносима только транзитивность, то есть состояние перехода и подвешенности – каждый предмет должен обещать выход из узилища себя самого и своей говнофункции, обещать переход на некст левел, открывать перспективу. Не в том прикол белого пустого интерьера, что это охренительный дизайн, а в том, что немногие предметы можно перемещать в пустоте, интерьер неокончателен, он подлежит вмешательству. Как только белые пустые стены стали клиникой и айсбергом, не допускающим вмешательства, они пошли нахуй. Не тем пара песенок Секс Пистолз замечательна, что это охренительная музыка сама по себе, как раз нет, а тем, что эти песенки показывают, как замечательно и охренительно можно послать нахуй всю остальную музыку, Секс Пистолз демистифицируют коллективный Пинк Флойд и Ричи Блекмор он зэ гитар, царство количества, весь этот пантеон сдувается нахуй. А мерседес, дафт панк и золотой канделябр наращивают пантеон.

Фигуры и артефакты пантеона дико самоуверенны, их просто распирает от перфекционизма окончательно поставленной точки, а когда я завожу случайно выбранную музычку или вот пишу текст, ни фига не самоуверен, я знаю, что будет провал, в лучшем случе – эскиз чего-то, что могло бы быть, если бы ххххх, случайный хлам моих старых предпочтений не может быть победоносным, я и не хочу победоносить, я хочу вякнуть, чему-то слегка поспособствовать, сделать времянку, пробурить дырку, но ни в коем случае не городить золотую колонну победы, не только потому, что я не уверен в своих силах (я не прусь по фантазму «своих сил» и какой-то «уверенности» в них), но главным образом потому, что окончательность поставленной точки делает ситуацию безнадёжной и безысходной, меланхогенной. Дафтпанк, мерседес, золотой канделябр и контемпорари аркитекча оказываются меланхогенами, своей окончательностью, завершенностью, додавленностью до полированной поверхности, отменой возможности продолжения работы над контентом они втаптывают тебя в асфальт меланхолии.

Если это всё ещё непонятно – все эти хери, которые я заебался перечислять, вопиюще неперфектны, и одновременно они давят тебя окончательностью своего перфекционизма, а ты не имеешь возможности протестовать, потому что не можешь построить своего дома и не можешь улучшить уже построенный многоэтажный шедевр современной архитектуры: этот шедевр взывает к твоему чувству перфекционизма и одновременно давит тебя именно настолько, насколько это чувство в тебе развито. И не оставляет тебе выхода. Это даблбайнд в его классическом виде.

Конечно, тут тоже может покопаться Гирц – всяк скажет, что чувство прекрасного и совершенного воспитывается, и студенты-архитекторы прутся по совр.архитектуре, то есть их чувство перфекционизма не насилуется шедеврами архитектуры, а вознаграждается. На это я скажу, что хотя архитектура строится для узкой секты архитекторов, но лезет-то она в глаза и всем прочим, мне! Есть и примеры того, что из архитектурных академий выгоняют людей, которых корёжит от кубов и прямых углов, от бетонного минимализма. Иными словами, фейсконтроль в секту архитекторов очень жёсткий, в секту журналистов тоже, я не говорю о секте дизайнеров и уж тем более техно-электро-продюсеров или сонграйтеров. Без специфического склада психики, без легко промываемых мозгов, без подогнанной шкалы претензий и пропуска на ярмарку тщеславия, а главное – без триггеров твоей гипомании продюсер из тебя не получится. Так что их апологетику их контента можно с чистой совестью игнорировать, это то же самое, что ебанувшиеся на герболайфе и сайентолоджи,

P.S. Андрей Корова: могу закачать фильм о потсдамер плац — как пример того что я ненавижу в архитектуре