Off-zone-II: «Эпос», Кутик
Вторая из серии историй про художественные объекты, которые не классифицируются: сборник поэзии Ильи Кутика «Эпос». Описание этого текста сведется к тому, что его нельзя описать. Так тоже бывает, но движение к этому «нельзя» — уже тоже приключение. А заявление о том, что рецензия сведется к тому, что ее написать нельзя — не формальный прием: дескать, пойдем от противного и произведем интеллектуальное оживление за счет автора и его книги. Прямая рецензия невозможна по нескольким причинам, но и они кое-что поясняют.
Самая простая: книга очень большая. Там 8 сборников, поэм. Собственно, объем книги прямо связан с жизнью — Илья как отправился когда-то быть профессором, так это и делает – через Копенгаген, Стокгольм в Эванстон, то есть в чикагском Northwestern University. В России он появляется крайне редко, не то что сам — публикациями. А здесь же все еще и перешло в отчасти салонный вариант, когда пишущие узнаваемы прежде всего в лицо, а не по текстам. Это не есть печаль по наступившим временам, но такие обстоятельства. Текстам (Ильи) это не мешает, но — как следствие — объем книги громаден.
Что делать, когда объем велик и с текстами невозможно разбираться порознь? Можно указать на книгу, она выложена на Топосе. В книге есть комментарии к текстам, они на Топосе тоже есть, но это рецензии не поможет. Здесь же не очередная книга, которую можно сравнить с предыдущей, уловить перемены et c. Здесь предъявлен Кутик as is, а это уже совсем не та история, с которой можно разобраться в одной рецензии.
Вторая причина невозможности рецензирования: надо сойтись с контекстом и содержанием книги. А это не привычные для России контекст и содержание. Да, есть комментарии, но они не помогут, потому что элементы книги и текстов важны не сами по себе. За ними, под ними, внутри них — разветвленнейшая, крайне изощренная структура, которая требует не комментаторского отношения. По факту, это в самом деле, как неизвестная страна. Можно, разве что, указать на то, что она существует и дать примерные ориентиры, где она примерно находится. Нет, ну да, Кутик — это школа мета-мета, Еременко, Жданов, Кутик, Парщиков, но эта книга — Кутик сейчас. Собственно, школа тоже — ну, я примерно оттуда же, это чтобы уточнить и мою позицию.
Третья, главная причина — не в объеме, не в необходимости научно-исследовательской работы по введению в контекст, а в том, что из книги нельзя выйти. У автора устроено так, что при чтении оказываешься так внутри, что писать оттуда нельзя — сохранение какого-то внешнего по отношению к чтению состояния совершенно не предполагается. А с какой позиции рецензировать, когда там?
Это не насилие, связи этой страны не давят на читателя, но — предлагают ему полное обустройство жизни: все его эмоции будут пристроены, там множество новых сущностей. Нет оснований сличать это с чем-то еще и выходить оттуда, чтобы сделать какие-то заметки.
Цитировать, к слову, тоже сложно, любая логически цельная цитата требует примерно 50 тыс. знаков. Это не потому что называется «Эпос», а потому, что — вот так, ergo — эпос. Собственно, об этом же и автор (стр. 335, «катай«)
Героиня просыпается
1
У Квентина Тарантино,
то есть в его кино-эпосе — Убей Билла —
есть такая прямая связь с великой китайской поэзией, что и более даже длинно
об этом писать бы — надо, т.к. никто — уже не заметил сего в виду отсутствия всякого тыла в образовании: ибо фильм (первый — том его; так у автора) открывается нехитрой песенкой, которая — варьянт чуть ли ни самого знаменитого стихотворенья Эзры Паунда (из его Кэтая) — «От жены — речному купцу письмо» (а Уильям Карлос Уильямс — рьян был настолько (гений-соперник!), что сделал позже свой скетч — представьте себе! — той же вазы китайской от Ли Бо — заново! Но об этом уж — совсем никто не знает, хотя и Уильямсов вариант — удивительно продуктивен!). А песенка — основана на, в общем, начале у Ли Бо-Паунда, плюс на логике текста: с ростом — в нëм — ментальности героини. Она — дитя в начале и песни, и Паунда. Дитя — и он. Паунд их называет — маленькими взрослыми. Что ли перевесть текст песенки, a? А как же с Паундом тогда? Тоже, выходит, надо перевести — хотя бы ключевые связуемые, да?…»
А вот так устроена связность внутри (это из середины текста, пытаясь выделить минимально локально самостоятельный участок, стр. 163, «сюжеты«)
Сюжет 5
1
Фет писал (в 1859): «Да, есть отвлечённый мир;
поймёт ли неграмотный — отвлечённость, поймет ли он
в чём тут дело? а между тем она не туманней, чем мысли о репе»
(Худлит, 1982, Том 2, с. 163). Тургенев как ювелир
граней Фета ждал (с. 181) от него времён,
когда последняя строфа будет просто шевелением губ. Цепи
2
слов, пишет Фет, во мне подсмотрел Чайковский… Несчастный Греч
(который — Булгарин) выдумал заумь аж в 1814 году:
вместо — «давай говорить» (обращенье брата), оно стало — «дауэги»…
А Якобсон шьёт — Тургеневу! Мол, реалист, а речь
(в припадках) — заумная!.. Отвлечённость — всегда в ряду
первом у реалистов, но — чтобы за них шаги
3
топтали другие… Греч и Булгарин — лизо-
блюды! — писали под Хармса (Захаров, 2002, с. 331).
Ну да — немец с поляком, но верноподданные дворяне…
Чуть ли не единственный текст, который возможно привести полностью (стр. 203, «мой конни-райт«)
сова
жил в швеции гений нормальный — ханс
викстен, рисовавший всегда одну
и ту же сову: голова чуть поменьше, чем слово «хаос»,
и в оба глаза светящая в глубину
несдвигающегося полёта, а от нее — шли
два, как старый пропеллер, и даже не перья, а — женско-пальчиковые крыла,
причём — прозрачные, как у бабочки… шлиман, тот сколько земли
срыл, чтоб найти гомера?! — а сова гомера нашла
и не трогаясь с места, даже ссаженная с плеча
афины — на воздух, который — эпос
уже сам по себе… ибо эпос и есть бог — безо всех начал
и концов… а, значит, куда-то спешить — нелепо-с».
Так, все же, как именно к этому относиться?
Есть простой вариант. У нас с Ильей было интервью и некоторые ориентиры можно взять оттуда. Но и тут не прямо: нельзя сказать, что здесь будут извлечены случайные фразы, но — они все же подобраны именно так, чтобы не созвать иллюзию полного понимания.
Скажем, «… Язык в поэзии – это средство передвижения от слова к слову, влюбленность слов друг в друга, а, значит, некая физиология надувания языкового паруса на наших, если мы читатели или слушатели, глазах, а если мы авторы – то это поступательный процесс (и результат) силы, как в любой любви.
… В нашу эру интернета и Скайпа говорить о расстояниях как причине необщения или неделания чего-то вообще смешно, а, стало быть, если мы говорим о дистанции, то мы говорим о жесте. Уже давно я ценю в жизни, как, между прочим, и в стихах, центробежность, а не центростремительность».
Вот как эта центробежность соотносится с тем, что в книгу уходишь без возможности выйти наружу, пока читаешь? Да, можно решить, что это читательская позиция, а автор может быть центростремительным и это разные истории. Но можно иначе: автор действует центробежно, поэтому пространство текста все время расширяется, а читатель, собственно, не может даже понять откуда тут выходить вообще, поскольку пространство все время расширяется и никакого его края никогда не видно.
Вроде, так и есть: «Стихотворение – это тоже сгусток энергии, а не эстетики. Если, конечно, автор (поэт) вложил туда именно энергию, а не только время, потраченное на сочинительство. (Хотя время – тоже энергия.). Энергичность – это эстетическая категория… Как известно (по Хармсу), если запустить стихотворением в окно, стекло разлетится. Ибо стихи – материализация энергии, уже материализация, то есть – неважно, напечатаны они или рукописны, или изустны.
… Это – как Хари в «Солярисе»: идея – творит материю. При этом, все Хари и штучны, то есть уникальны, и «штучны», то есть подобны, поскольку творящая их – и конкретная – первичная идея есть образ. Если стереть «идею», исчезнет и Хари. Если стереть идею «дома», исчезнут все дома. Коней, как говорил Платон, много, потому что конь – один. Чтобы сделать, скажем, стул, надо его вообразить. Ученик Аристотель считал иначе: чтобы сделать идеальный стул, надо выбрать лучший из уже имеющихся; что, конечно, гораздо ближе к трафаретам и современному рынку».
ОК, что именно производит Кутик и каким именно первообразом?
«Я уже упоминал «бритву Оккама». Преуменьшение сущностей такой же бред, как и их преумножение. Все дело – в выявлении сущностей, каковых уже невероятно много, но мы о них или не догадываемся (пока), или просто не знаем (не видим). В Никейском символе веры, в частности, сказано: «верим в Творца всех видимых и невидимых». Поэзия, близкая мне, и занимается как раз выявлением вот этих «невидимых сущностей»
… Надо просто понять (или постараться сделать такое усилие), что «данная реальность» и есть часть онтологической, со всеми ее видимыми и невидимыми сущностями; что никакого «дуализма», то есть «здесь» и «там», нет, и что реальность – все-таки одна, несмотря на то, что у каждого – она своя и разная. Надо просто помнить, что «объективная реальность» это не вид из окна, а вид из той третьей точки, куда спутники никогда не поднимутся».
Еще один полный текст (стр. 210, «мой конни-райт«)
+++
чехов, чахотка, зонтик — понятно… а я с зонтиком — почему?
выстукиваю по ночной уже мостовой один
и тот же стук… назло уму
говоря: была таки та самая одна лампа, и алладин
потёр ей однажды — пальчиками, и — что? —
а вот именно! — потёр некую точечку незаметнейшую, ну и —
куда дул там его ветер, вектор его — всё в том самом лото
вдруг да сменил: облачные бочоночки, где фиги сплошь да нули,
вдруг да перевернулись все — везучестью, и какой!
да и не нужно уж столького! алладининого добра
тем более! нужно лишь — что? — вернуть в точку «а»
мне из точки уж совершенно немыслимой тебя и какой-никакой покой.
потому-то я и выстукиваю мостовую — авось,
вдруг, между прочим, задену эту самую точечку — как раз
как тот алладин в лампе, и вздрогнет моя теперь уже ось:
и — перевернётся на ней всё, что там — наоборот, чем сейчас.
Возможно, тут некоторое расхождение теории с практикой: инструментальное, но некоторые вопросы все же есть. Скажем, всё то же центростремительное разбегание автора, — а что тогда его контекст в постоянно расширяющемся пространстве? То, что производит себя, субъективно делая связи между локальными реальностями, чем и выстраивая единственную реальность контекста? А что такое сейчас субъектность художественного текста, которая является частью объективной реальности? Собственно, об этом надо бы сделать вторую часть интервью и просто спросить у Ильи. В конце концов, если он так долго был вне здешнего поля, то пора бы уж в него вернуться.
Эпос / Илья Кутик. — М.: Наука, 2010. — 416 с. — (Русский Гулливер). Оформление Владимира Сулягина, использована фотография Алексея Парщикова.
***
Опубликовано было в Полит.ру, «Off-zone-II: «Эпос», Кутик»
В той же серии «Off-zone»:
Off-zone-I: «Текстообработка», Кобрин