Process-art, кое-где он уже здесь
Четыре случая искусства в Вене с 13 по 16 декабря в сумме дали вот что: все они оказались одной породы, хотя они разные. То ли это и в самом деле так (вне зависимости от внешнего несходства), то ли желание обнаружить именно одну-единственную породу было в самом рецензенте. Третий вариант: а какая разница, раз уж сошлось? То есть, вот сейчас тут и сойдется.
Технически статья начинала писаться как блог для arterritory.com (вот он) – там только о визуалке, две выставки. Но к этому подцепились уже не визуальные истории, текст разросся — какой уж тут блог. Но в итоге хронологически все четыре случая сложились попарно-наоборот: сначала были не выставки. Ну и получилось, что последующее притянуло к себе предыдущее. Что ли нечто, понятое по поводу визуалок, объяснило и то, что произошло раньше. Это не придумано, так оно и получилось; тут не смухлюешь.
1. Kunsthalle
As is — это место без постоянной экспозиции, площадка используются как точка/место сборки арт-ярмарок – кураторами и художниками. Не так, чтобы массово-торговых ярмарок, но в целевом присутствии хаоса и неупорядоченности, причем – веселой. Может, и не специально, но в их сборках всегда есть что-то легкое, часто необязательное и расхристанное. Там неплохо сводят вместе самые разные акты искусства и на разные темы. «Wolken. Welt des Flüchtigen», выставка Барроуза, (восстанавливая его, как такового), «The Porn Identity» (совершенно бесчеловечная, то есть — уже чисто духовная выставка), «Fahrstuhl zum Schafott» («Лифт на эшафот» — некие соц.ужасы, американские), еще что-то. «Космос», да — с муляжом кабинета Ю.Гагарина (должен же у него был быть кабинет? с глобусом, да — там был и глобус).
Собирается некий комплект на тему (да, это очень поверхностное описание), в котором и тема, и экспозиция напрочь убирает авторов (не помню, чтобы хоть раз посмотрел на табличку возле работы). Это, конечно, не главный point, а так — уж заодно. Даже если автор опознается за 15 метров – типа Баския – то же самое: он там элемент. Вот и теперь я не посмотрел, кто сделал следующее.
Теперь уже чуть менее поверхностно. На свете есть такая штука: стиль как отсутствие стиля. Она хитрая, поскольку извлекает и вытаскивает нечто за периметр формы. Ну, целеполагание там чуть дальше, чем общепринято: чем то, что считывается автоматически. Да, это утверждение тоже если и не поверхностное, то приблизительное, но приблизительность всему этому-то и отвечает. Здесь (в Kunsthalle, особенно – на декабрьской-2013-го выставке) эта штука работает прямо. Еще раз: когда задается тема, то стилевые различия всегда стушевываются в пользу работы на что-то еще (в плохом варианте – на сценарий куратора, в очень плохом – на идеологическую запрограммированность его сценария). Но потенциал таких историй круче, чем можно предположить, думая лишь о анонсированном высказывании, то есть — о названии выставки и кураторском пояснении.
По правде, предыдущие (упомянутые выше) выставки тоже нельзя было списать на ровно кураторско-программное искусство. Но тут же всегда так, что вот, какая-то стрелка немного отклонится усилием воли смотрящего/оценивающего и, вроде, проект можно считать кураторско-программным. Или же отклонишь ее в другую сторону и считать так уже не выйдет. Вообще, у них там всегда все на месте, как положено: ассоциативные ряды, контекст, структуры, соотношения, прямые воздействия на безусловные рефлексы и т.п. Просто чуть иначе, иначе себя проявляют. Как иначе? Скажем, любой набор работ всегда создаст локальный контекст. Но тогда можно ведь уже строить артефакт из контекста? Конечно, это будет чистой прагматикой в случае, когда контексты общепонятны – ну, порнография или космос. Разумеется, это они будут фиктивно общепонятны – с тем же Wolken, тучками-облачками подстава ощущается сразу же. Собственно, нюанс уже и в том, в каком состоянии находится предъявляемый контекст: он статичен или нет?
Сейчас (декабрь 2013-го) все, вроде, как обычно, но — явно ушло несколько дальше. «Salon der Angst» (ахтунг — по ссылке пдф-ка с буклетом). Кураторы Nicolaus Schafhausen и Cathérine Hug.
Разница очевидна: Ангст, это ж не Тучки, не Космос («Der Weg in den Kosmos»), не Барроуз и даже не Порно: он ни в коей мере не снаружи. Тематически откурировать такую штуку никак – Angst же производится внутри, он есть нечеткая определенная неопределенность, которая может принимать разные формы в любых форматах. Вообще, выставку можно воспринимать даже как просто перевод слова «Angst». Собственно, в буклете сразу именно об этом:
«Angst is a specific German term for which there is no direct equivalent in other languages able to express the diverse meanings that come together in this word. Together with fear, anxiety and disquiet it is an existential and thoroughly human feeling. Everyone knows what it is but finds it difficult to put into words. The exhibition Salon der Angst engages with those diffuse feelings of insecurity and threat, but also shows that the individual and collective angst-inducing experiences and events are culturally determined… Salon der Angst examines the angst of our times and opens up the emotional and socio-political spectra involved»
«В других языках нет точных эквивалентов Angst, способных выразить все те разнообразные смыслы, которые объединяет это немецкое слово. Наряду со «страхом», «беспокойством» и «тревогой» — это экзистенциальное, насквозь человеческое чувство. Все это ощущали – но с трудом могут выразить ощущение словами. Salon der Angst вникает в расплывчатость ощущения ненадежности и угрозы, но и показывает, что — как частные, так и коллективные переживания, содержащие в себя Ангст — обусловлены культурой… Salon der Angst исследует варианты Angst’а нашего времени, обнаруживая скрытые в них эмоциональные и социо-политические составляющие».
Программность, кураторство и т.п. тут как-то совсем уже выцветают – а потому что слишком уж ангст интимное — до полной неразделяемости — чувство. Конечно, небольшой аттракцион в варианте «а как этот интим ощущают другие?» (тоже, по сути, порно) присутствует, но там еще и какая-то, уже другая история. Не совсем еще понятная. Как-то тут что-то складывается в нечто и работает уже иначе.
Конечно, это примитивное пояснение. Оно даже намеренно простодушное — до тупости: затем, чтобы не производить сразу же оценок. Тут есть какая-то еще возможность, которая не вполне понятна и, чтобы ее сдуру не похерить, следует не суетиться. Да, они сделали по факту некоторую объемную длительность, у которой явно нет точки останова/выхода внутри самой выставки. Что-то тут адресуется к строго личному – до бессознательности – пространству: через все эти разбросанные визуальные указания на то, как это оно — ангст — бывает. Ну да, всякое искусство должно будоражить, но тут оно ж будоражит не отдельными пятнами, иначе. Сами артефакты здесь практически случайны; мало какой из них заведомо произведет действие всегда и на любого. Там что-то другое, другой принцип, какая-то другая уже история.
2. mumok
Вторая выставка у соседей, в mumok’е. Людвиг (mumok: Museum moderner Kunst Stiftung Ludwig Wien) при новом директоре тоже пошел в сторону аттракционов (ну, в хорошем смысле) и тоже как бы программирует выставки. Типа «Плохая живопись – хорошее искусство» («Bad Painting – good art»), или об одежде – тоже, понятно, не просто так: «Reflecting Fashion». Разумеется, никаких прямых высказываний, а программность крайне расслабленная (и уж точно не идеологизирована). Соответственно, с Кунстхалле они сближаются, все дело в дележе тем, а если со стороны (ну, стоя во дворе MQ и глядя на афиши), то — в балансе между ними. По темам mumok всегда был не-программнее Kunsthalle (сравнить только Барроуза и «Bad Painting – good art», хотя – собственно – это же примерно об одном и том же). Еще в mumok’е все белое (не считая темных залов для видепросмотров), а в Kunsthalle наоборот — главный зал обычно в полумраке. Ну и еще совсем уже мелкие детали.
В данном случае mumok тоже оказался радикальнее Kunsthalle — несмотря даже на то, что тот произвел личный апгрейд своим ангстом. В мумоке «and Materials and Money and Crisis«, кураторы Richard Birkett и Sam Lewitt. Совсем уже абстрактные термины, причем — не визуализируемые жестко никак. Не купюрами же «деньги», а «материалы» — что угодно на свете «материал», а «кризис» так уж и вообще. Мало того, эти абстракции даже тушкой не ощутить конкретно – в отличие от ангста (на следующей картинке — в частности, автопортрет автора, вид со спины).
Будто они просто выдумали название и напихали ему внутрь все подряд (причем – немного всего напихали), а зритель может соотносить это как угодно с чем угодно (из слов названия). Там же даже не было листиков-буклетиков — в мумоке всегда были листочки на входе в каждый зал, с пояснениями о чем там (и кто). Нет. Только общее описание, в котором написано что-то уже вообще из Financial Times (в адаптированном для креативного класса варианте):
Der Begriff Material hat in diesem Ausstellungsvorhaben eine doppelte Bedeutung: Zum einen können die Flüsse von Material und Geld – wie auch die Krisen, die zu einer Verlangsamung dieser Flüsse führen – als Motiv dienen. Zum anderen beinhaltet das Thema die weiterführende Frage, in welcher Beziehung das physische Material des Werks zur Ablösung des Kapitals von der Produktion steht, wie sie sich in der gegenwärtigen Finanzwelt beobachten lässt.
Или: «In this proposition, matter has a double meaning. On the one hand, flows of material and money – and the crisis inducing slowing of those flows – can serve as subject matter for artwork. On the other hand, the proposition implies the deeper possibility of asking after what relationship the physical matter out of which the artwork is constructed has to the dislocation of capital from production, as realized by contemporary finance».
-
Или: «… Выставочный проект имеет двоякий смысл. С одной стороны, потоки материалов и денег – и кризисного замедления стимулирования этих потоков – могут служить основанием для произведения искусства. С другой стороны, выставка предоставляет шанс более глубокого понимания того, чтобы понять, какое отношение имеют физическое основания — на которых построены произведения искусства — «tothedislocationofcapitalfromproduction, asrealizedbycontemporaryfinance». Ну не могу вменяемо перевести этот хвост, ничего не поделать — не отраслевик я в этом. Вероятно, речь о том, что капитал теперь все менее связан собственно с производством, всякое такое.
А столько вариантов текста (то есть — 3) тут для того, чтобы наглядно осознать степень пустотности этих терминов хоть на каком языке.
С абстрактностью в Materials& Money & Crisis перебор, да. Ну да, раз слово есть, так что-нибудь по его поводу можно изобразить/вообразить. Но «кризис», «деньги» и т.п. – слова бесплотные. И даже двояковыпуклые: каждое из них, разумеется, очень всегда личное (чисто как ангст) — но имеет слишком уж конкретный смысл для любого. До такой степени частный и конкретный, что он не бьется ни со смыслами прочих посетителей, ни с кризисденьгиматериалами как названием.
А тогда еще и название порождает пустое (в дополнении к выставочному, белому) пространство, которое и заполняется чем ни попадя. Потому что все равно: личный контакт (в рамках заявленной темы) с чем-либо там вряд ли установишь (да еще, чтобы и объективный), здесь не связать личные чувства со словарной единицей (ибо даже не ангст, слишком уж что угодно, да и не лично твое).
Ну, может, эти артефакты как-то ползут в тишине & пустоте и сцепляются друг с другом. Там этого сползания не видно, но, может, незаметно для глаза формируется что-то иное. Пустоты в залах для этого хватит.
Работы очень разрознены. Даже еще сильнее, что в варианте ниже (там пять таких гипсокартонок, на которые налеплены случайно найденные штуки – поди, кстати, пойми, к чему они относятся: к деньгам, к кризису или к материалам? или все это тут вообще об одном?).
Но что-то там зависает. Там в самом деле что-то происходит и даже не медленно, а сразу, влияя на что-то еще более неведомое в зрителе (во всяком случае — на во мне). Там, потому что — уж и не знаю, специально или так вышло — очень удачно другая выставка, «in progress«: дело надежное, мумоковские архивы, то да сё. И вот, если смотреть эту выставку после первой, то сразу же ощущение чистоужаса (не ангста – потому что сразу ещё и ощущение полного отстоя). Не, ну сколько же можно мучить, выставляя чуть ли не по два раза в год, пианино Нам Джун Пайка? Все уже знают, что оно у них в каком-то их подвале. Но ладно, Пайк, остальное-то ещё ужаснее. Нет, следующая картинка не оттуда, это вообще ещё одна штуковина с Ангста (выше было некуда поставить, а она мне нравится).
То есть, разбираясь в чувствах: это чувство возникло именно после предыдущей выставки. Так-то, сама по себе, и эта выставка, в общем, ничего. Искусство, каким мы уже привыкли его видеть, чёуж. Пойнт именно в том, что смотреть на это неприятно после первой выставки, то есть – та влияет. То есть, пойнт в том, что вторая, архивная традиционно предлагает совокупность отдельных штук искусства. А две другие — в кунстхалле и мумоке — делают уже другое: не пакет из одиночных штук, и даже не рамку, в которую работы вставил куратор, согласно своему внешнему намерению.
Тут, что ли, перескок от дискретности к непрерывности. Даже как бы от цифры к аналоговой записи — будто бы против хода прогресса. Ну и да, ни одна из этих двух выставок все-таки не арт-аттракцион. Или же аттракцион для неплохой публики. Впрочем, тут же картинки: где там аттракцион?
И вот: в мумоке оказалась одна штука, которая сейчас (типа на пальцах) пояснит всё. Вот эта комната и это не расфокус, это в ней производится туман.
Там как раз было даже описание, оно очень простодушное: «Clouds, like mist, are visible concentration of minuscule water and ice particles in the air, but clouds also contain elements of smoke, dust and exhaust gases. They are in a continual state of change and are therefore not an «object» but a «process»»: «Облака, как и туман, являются видимой концентрацией крохотных частиц воды и льда в воздухе, но облака также содержат элементы дыма, пыли и выхлопных газов. Они находятся в состоянии непрерывного изменения и, поэтому, являются не «объектом», а «процессом».
Ничего, что тут простодушие, другое главнее — тут уместное противопоставление, которое дает возможность сообразить, что и на этих двух выставках производятся не совокупные объекты из работ, а процессы: not an «object» but a «process». Конечно, сама эта комната только слабый пример этому, демоверсия. Но в ней, внутри можно (следует) сидеть и ощущать перемены: это даст ощутить, что процессы – бывают, и теперь всё как-то пойдет именно в ту сторону. В этом не будет революции, все предыдущее останется в силе, только — чуть иначе: что ли точки склеились и сделались линией. Склеиваются, делая и продолжая линию. И уже она делает смысл.
Ну, пока на двух этих выставках тоже ещё только демоверсии этой истории. Но раз уж что-то начинается (а начинается), то будет длиться. Но дальше визулака уже не умеет (ну, из того что было здесь), надо привлекать другие варианты.
3. Theater an der Wien
Первая из двух невизиуальных штук была спектаклем «Лазарус» в Театре над Веной (имеется в виду над речкой Веной – они там на левом берегу, пусть даже река там и под Нашмарктом). Это постановка незаконченной оратории Шуберта «Lazarus, oder die Feier der Auferstehung«.
Существенно, что два этих (не визуальных) случая были до выставок. То есть, в них ощущения возникли сами по себе, причем — сначала это были два разных ощущения, которые никак не могли навязать отношение к выставкам. Но и наоборот: к визуалке задним числом что-то прицепить трудно, без реальных оснований — иначе визуалка всегда все забьет и отделит. Но вот, все сложилось — разумеется, субъективность не исключается, а как иначе.
Так вот «Лазарус». Это была премьера, второе исполнение, 13 декабря — это к тому, что это все только что, то есть — уже нынешний тренд. О «Лазарусе» можно посмотреть тут, а подборка музыки как таковой — здесь (это так, для полноты).
Понятно: Лазарь, воскрешение итп. То есть, сначала смерть, потом подтверждение ее факта, потом дискуссии о возможности воскрешения, воскрешение и т.п. Ну и вот там тоже было непонятное того же вида, что на выставках. Вот, сцена — там все происходило как бы в аэропорту между чекином и выходом на гейты, белое и пустое – ну ровно как стены в мумоке (это фото — с сайта театра).
Разные люди ходят врассыпку, как уж в аэропортах, сначала все раздельно: что для того же Шуберта несколько странно — но да, непрерывность его музыки раскладывается чуть ли не на пиксели, пусть и большие, размером в арию-речитатив, на куски. Можно исполнять отдельно и даже вне связи между ними, которой почти и нет. Только к концу первого акта все это начинает каким-то образом срастаться, сходиться и далее длиться уже какой-то другой историей. Точки стали линией и здесь уже она, а не они.
Когда кусками, там же вообще: вышла, поёт. Там даже фразы отдельные и чуть ли даже не отдельными словами. Производится некий мессидж. Персонажи чуть переместились, мессидж делает другой — ну хоть это вообще зачитывать в концертом варианте, опершись на рояль (разве что, лучше б на белый). И вот. через какое-то время, почти внезапно, номера за три что до конца действия, во время какого-то хора – да, хористами оказались все эти пассажиры – вдруг возникает длительность, какая-то непрерывность, будто и в самом деле цифра перешла в аналог, дискретность в непрерывность. Этот тренд перешел и через перерыв, второй акт сразу начинается в этой другой истории и, собственно, уже просто забирает в себя все предыдущее и остальное прочее дальнейшее. Ну и все получилось и длилось для того, чтобы получиться еще раз: чтобы даже дописанный Айвзом кусок ничего уже не мог сбить.
Да, это был какой-то другой процесс. Что-то там вдруг определило всю логику, ее выстраивая и нащупывая, а потом уже просто растворяя в удовольствии от этого процесса. Не рациональное: будто бы логика сделалась совершенно вынесенной куда-то невесть куда и началось время какой-то такой стерильности, рентгеновской почти уже — которая будто бы отчуждена чуть ли не от всех ощущений физического тела.
Ну вот как это на выставке в mumok’е:
Или же вот во что превращается елка возле Бургтеатра, когда переместиться в пространство, в котором такие процессы и живут:
Но, меж тем, это происходило именно в Вене, в реальном времени. И, например, когда идешь потом часа полтора вдоль речки от театра до U-станции Unter St. Veit, то все там на месте: и вдоль речки, и то, о чем говорилось выше. Никакого противоречия этой абстрактности с тем, что происходило по дороге и далее. Нет, тут не избыток локальных чувств, все вполне на месте: а вот попробуйте дойти до этой станции от Нашмаркта, сохранив в себе любой свой исходный point — если он был лишь эмоциональным. Ну а вот сейчас это ниже станция Unter St. Veit, то есть уже и St.-Veit-Gasse.
4. Lutherischen Stadtkirche
В следующей истории какой-либо новизны не может быть по определению. Рождество же и — Венское баховское общество исполняло в лютеранской церкви на Доротеум Рождественскую ораторию, «Weihnachtsoratorium — 100 Jahre Bachgemeinde Wien», как ж иначе.
Бах — не венский человек, лютеране тоже никогда там не в главных по стилю, ну так и что. То есть, это уже другая, совсем локальная история — чисто внутренняя и для города, и для — что ли — общей культурной ситуации. Там как: хор — громадный, а церковь не очень-то большая. Интерьер понятно какой: пусть и белые стены, но темные скамейки и т.п. – то есть, тут больше от кунстхалле, чем от мумока (пусть и белые стены). Оркестр тоже немаленький. В итоге исполнителям в алтарной части и встать уже было негде, а солисты пели в узком проходе перед первым рядом церковных скамеек.
Исполнители были еще и на хорах: в алтарной части и по бокам над ней взрослые; на балконе над самим алтарем — младший детский хор; чуть более старший детский хор — на балконе возле органа. Ну да, когда столько исполнителей, то помещение будет занято напрочь: ведь если даже придут даже не все родные выступающих… В итоге все там почти перемешались и стали быть внутри чего-то общего, а Бах — собственно, в таких обстоятельствах бы и кто угодно — перестал быть этаким отчужденным носителем музыки, которая делается в студии и распространяется в расфасованном чистеньком виде — этакий абстрактный дух — причем, до-абстрагированный именно как продукт. А так-то абстрактный-абсолютный дух не обязан быть отчужденным: что, собственно, и происходило среди общей суеты.
Ну да, какие-то несовпадения, дети возле органа не встают, потому что не уловили, что уже начинается второе отделение. Дирижер — а он вообще оказался чуть ли не в центре церкви — извиняется, поясняя, что вот да, не успели все дорепетировать, всякое такое. Или в перерыве все толкутся вместе, стоя с солистами в очереди в туалет и куря во дворе.
Все спутывается в общем процессе — но не так, что все стало каким-то необязательным и бытовым, обмирщением, иначе: процесс, который происходит вот в этой музыке, он не отчужден — производится тут, среди всех, чуть ли даже не общими усилиями. Как-то просто совмещая одно с другим и все вместе с чем-то еще.
5.
Тут же что в итоге: вроде как (в начале) — совершенно этакое чистое искусство. Но, получается — когда возникает некое непонятное что-то и составляется некий процесс — то холодный вариант может работать — сохраняя свои качества и отдельность — уже и внутри чего-то даже бытового и теплого. Что агнст, что деньги-материалы-кризис, что «Lazarus, oder die Feier der Auferstehung», что Weihnachtsoratorium части 1-2 и 5-6. В этой длинной статье тоже ж какой-то процесс, на самом-то деле. Как-то примерно так все это и фурычит.
Если — все же — попытаться (а не охота) понять, в чем тут может быть дело, то выйдет совсем уже абстрактная гипотеза. Есть же и такая штука, как отсутствие: то есть, что-то тут должно быть, а нет. Пространство и жизнь все время такие, что в них не хватает чего-то очень самого важного. В это отсутствие — а оно личное для каждого в данный момент — все и тычутся своим искусством, желая его устранить. Конечно, для каждого это главнее всего, что только может быть. Разумеется, даже поддержание этого умолчания или недостачи, сохранение ощущения наличия отсутствия будет предметом искусств, обычно этим и является. Да, а следующая фотография — что ли какой-то учебный семинар в мумоке; в зале выставки деньгикризисматерьялы.
Но может же быть и так, что отсутствие ликвидировано. Это почти раз в жизни, но бывает: то, что было самым важным, но отсутствовало, нашлось. Оно здесь. Но отсутствие отсутствия это ж ни разу не так, будто ничего и не произошло. Да, отсутствие (высокая печаль&тоска) перерабатывается в факт искусства, а что делать тут и теперь? Здесь памятный знак / артефакт не соорудить, там же сразу целое пространство. Ну вот тогда это может быть сделано только какой-то историей, длящейся уже теперь, вот да: Process-art.
Не так, что я утверждаю, будто эти выставки-концерты решили именно эту историю, но — все же. Они же делают собой непрерывность такого процесса. Это, конечно, уже снова абстракция — ведь момент отсутствия отсутствия ничем не проиллюстрируешь. Впрочем, у меня есть и такая фотография, но надо же оставить себе личный ключ к этой истории, так что пусть уж вот эта:
P.S. Да, а между невизуальной частью и визуальной была еще и эта: Пратер, 15 декабря 2013 года. Тоже, надо полагать, как-то тут сыграла.
