Житие св. Фульгенция Руспийского

Бывает, кто-то что-то спросит,
Но на устах моих печать.
На идиотские вопросы
Я не обязан отвечать.
Чего вы ждете от стихов,
Чего вы не имели прежде?
Иль на спасение надежды?
Иль отпущения грехов?
Их нет. В очах чужой души,
В ее прозреньях и мученьях
Вы ищете лишь развлеченья,
Какие б дивные творенья
Писатель, ты ни напиши.

О диспуте

Говорят еще и иное. В годы безбожного и богомерзского еретика Гунериха собрал он со всех сторон еретиков, чтобы устроить тошнотворное сборище ариан, и донатистов, и манихеев, и иудеев, и язычников, которое он в гордыне своей величал собором. И устроено это было, чтобы посрамить святую веру отцов наших числом и звериною яростию. Для того и приказал Гунерих явиться в Карфаген немногим святым и боголюбивым мужам, в числе их и красноречивому Фульгенцию. И вот, в день, когда готовился восторжествовать фараон Египетский, приступили некоторые из этого сборища к Фульгенцию, говоря каждый: Обратись в мою веру. И отвечал святой равноапостольный муж: Нет, но вы обратитесь, в мою. И все, кто был там, и ариане, и донатисты, и манихеи, и иудеи, и язычники, пали наземь и стали каяться в грехах своих и просить принять их в святую веру Господа нашего Иисуса Христа. И сказал им Фульгенций: Да будет так. Богомерзкий же Гунерих, видя все это, воспылал гневом и хотел также обратиться в святую нашу веру, да не попустил этому Господь Всемогущий, и остался он богомерзким еретиком.

О Гунерихе

Богопротивный же еретик Гунерих, когда жил в Италии у императора Валентина заложником, гнусной лестью и отвратительным лицемерием сумел столь расположить к себе римлян, что за него отдали императорскую дочь, кроткую, прекрасную, богобоязненную Евдокию. И когда Гунерих был отпущен на родину, она стала править с ним в Карфагене. И жили они долгие годы счастливо и любили друг друга, как в первый день. Только скорбела Евдокия об одном – о душе мужа своего, погибающей во тьме заблуждения, и потому, выбрав подобающее время, всячески склоняла его в святую нашу веру. И наконец усердие ее увенчалось наградою. Гунерих, по настоянию любимой супруги, решился отвергнуть свою богомерзкую ересь и перейти в кафоличество. Весь Карфаген был охвачен радостью и ликованием. Кроткая же Евдокия пригласила к себе мужа святой жизни и великой учености Фульгенция и, рассказав ему обо всем, попросила его провести над царем обряд святого крещения. Фульгенций воздал хвалу боголюбию и усердию царицы и с изъявлениями самого живейшего удовольствия дал свое согласие. В многожданный день карфагеняне собрались у храма Святого Духа, чтобы присутствовать при столь радостном и светлом событии. Все сердца были охвачены надеждою. Ибо хотя Гунерих и не творил гонений на святую православную церковь и одержал много побед над врагами и супостатами, не сумел до сих пор привлечь к себе людей из-за своего поганого еретичества. И вот, царь вошел в храм с многочисленной и блестящей свитою и направился туда, где ожидал его в окружении клира Фульгенций. Подойдя, царь склонил голову, почтительно ожидая начала обряда. Фульгенций же, имея сердце пылкое и горячее, возгорелся ревностию к святой вере и, воскликнув: Вопиет кровь святых мучеников! – плюнул окаянному еретику в глаза. Царь распалился гневом и яростию и спросил, чем заслужил он такое обращение. И тогда святой и богобоязненный муж, не стерпев подобного надругательства, прогнал еретика посохом из храма. Многие же, видя такое, хвалили Фульгенция за добродетель и мужество, а иные советовали Гунериху отложить крещение. Прислушавшись к их богопротивным советам, по наущению самого змия и отца коварства и подлости, царь вернулся во дворец свой. Кроткая же и прекрасная Евдокия, сокрушаясь о душе мужа своего, тем паче что спасение ее казалось столь близким и несомненным, все же не оставила своих надежд.

О похищенных салфетках

Рассказывают также, что в те времена, когда Фульгенций был еще настоятелем монастыря Святой Троицы, случилось там одно необычайное происшествие. Братия там по уставу трапезовала очень поздно, уже в самых сумерках и при свете лишь пары свечей. И вот, однажды, поднявшись из-за скудного своего стола, монахи увидели, что с него исчезли все салфетки, незадолго пред тем переданные в дар от соседнего женского монастыря Святой Варфоломеи. На мгновение братию охватил грех смущения, ибо боялись они поведать о том Фульгенцию, зная пылкий и ревностный нрав его. Наконец, устыдившись греховных колебаний, один из братии подошел к настоятелю и, попросив у него разрешения говорить, рассказал ему все, как есть. Фульгенций же, к изумлению всех присутствующих, принял весть спокойно, заметив лишь, что давно ожидал этого, и прибавил несколько слов в поношение недостойных монахов. Братия же могла лишь изумляться такой его прозорливости, подталкивая друг друга локтями в знак того, что дивиться тут и нечему, ибо Фульгенций многажды уже являл им свой дар ясновидения.

Фульгенций же, запретив кому-либо покидать трапезную, обошел всю братию, всматриваясь в лица монахов пронизывающим, как бы провидческим взором. И вот, подойдя к одному из братии, он вперил в него свой взгляд и тихим, смиренным голосом начал укорять его за проступок, мягко, но настоятельно прося того вернуть украденные салфетки. Однако ж тот и не думал сознаваться, выказывая притворное удивление и напускное непонимание. Такое явное запирательство понемногу начало приводить в раздражение настоятеля, так как всего лишь затягивало дело, с которым он стремился как можно быстрее покончить. И вот, для назидания и наставления остальных и видя бесполезность дальнейших уговоров, Фульгенций решается прибегнуть к последнему средству вразумления и обыскать вора. Тщательно осмотрев его одежду и подвергнув виновного личному досмотру, однако же, он не смог найти ничего уличающего монаха в сокрытии салфеток. Братия начала перешептываться между собой, обсуждая случившееся и дивясь, куда могли деваться салфетки, украденные нерадивым собратом и не оказавшиеся у него. Нашлись и такие, кто заподозрил в этом козни дьявола, пытающегося пробудить в душах недоверие к наставникам. Но ни одно из чувств, охвативших братию, не могло укрыться от Фульгенция. Обдумав положение, он повелел монахам выстроиться в ряд, сам же стал за дверью трапезной и, приказав выходить по одному, обыскивал каждого выходящего. Наконец усилия его увенчались успехом, и из-за пазухи у одного монаха он с торжеством вытащил салфетки, укоряя и браня его за то, что тот не сознался раньше и заставил всех так долго томиться ожиданием. Однако уличенный монах с искренностию и жаром уверял настоятеля, что он не брал салфеток и, лишь когда Фульгенций приступил к обыску первого брата, почувствовал, как будто что-то втиснулось ему за пазуху, но не придал этому значения. Выслушав монаха, Фульгенций сказал, что виновный понесет наказание не от его руки, а в аду, и наложил суровую епитимью на всю братию, говоря, что хоть салфетки и отыскались, не следует забывать о душе.

О воскрешении

И вот, было однажды так, что явились к святому и блаженному Фульгенцию иудеи, и язычники, и философы, и говорили каждый: «Что вещаешь о могуществе Распятого? Слышали мы, что воскрес Он и что славой Его и вы, верующие в Него, воскрешаете, так что человек, который умер, живет. А ты – веруешь ли, или не можешь воскресить даже червя дождевого?» И так не раз приходили они и на разные лады повторяли те же слова, и, наконец, надоело святому и боголюбивому мужу Фульгенцию слушать их, так что решил он в сердце своем посрамить раз навсегда и иудеев, и язычников, и философов, и однажды, при большом стечении народа, отвечал им: «Приходите завтра, и узрите, коль верую я и что всяк ничтожный, силою Отца Нашего, сотворить может».

И вот, едва занялось утро, собрались перед домом его все вопрошающие и хулящие, и подняли великий шум, говоря: «Что же медлит он явить нам силу Царя своего? Или обещал он впустую?» И под насмешки и хулу их вышел к ним Фульгенций и сказал: «Что смеетесь? Или не помните слова, которые чтите: Блажен тот, кто последним издаст звук смеха?» И, приведя их в отдаленное место, молвил: «Думаю я, что вам, видевшим, как я иссек воду из скалы и отрастил хвост у увечного, и после того не обратившимся, ибо делал я это не властью своею, но по воле и милости Божьей – мало вам будет, недостойным, увидеть, как я воскрешаю, ибо хвалитесь, будто и средь вас есть такие. Но скажите мне, было ль досель, чтобы воскрешали не нынче умершего, и не за три дни, и не за неделю, а за долгие годы и в дальних странах?» «Нет», — отвечали поганые философы и еретики, придя в великое изумление. «И коль скоро я совершу сие, то уверуете в истинность учения святой православной церкви?» Злодеи отвечали согласием, втайне надеясь посрамить благочестие боголюбивого мужа, ибо никогда прежде и не слыхали они ни о чем подобном тому, что хотел сотворить Фульгенций. И говорили между собою: «Темна вода во облацех, и роса очи не выест».

Святой же и праведный Фульгенций, исполнившись благодати, сказал им: «Вот, говорили вы и в злонравии своем хулили Иисуса Христа, Господа Бога нашего, так узрите силу Его, которой я воскрешу Его, дабы Он Сам вам свидетельствовал!» И сказав так, замолчал. И вот, видят они, идет к ним некий человек, никем до сих пор не замеченный, а были они на открытом месте, и, приблизясь, говорит: «Почто воскресил Меня, старче? Или не ведомо тебе, что приду в Свой час, в Свой срок, который тебе не ведом?» И, увидя сие, все грешники и еретики, бывшие здесь, пали ниц и покаялись, и, получив благословение от кротчайшего и милостивейшего Иисуса, обратились в истинную веру.

А услышав о том, мерзейший Гунерих, что давно терзался желанием обратиться в истинную веру Христову, но, быв отвергаем святым Фульгенцием, мучился, теперь возъярился еще пуще.

О хождении по раю

Теперь же расскажем о великом чуде, которого удостоен был благочестивейший из служителей господа, епископ Фульгенций, и которое до него даровано было изведать лишь апостолу, ибо однажды, в ночь на 28 июня, был он восхищен на третье небо, где слышал неизреченные беседы ангелов и лицезрел Престол огненный. И, быв так восхищен, просил боголюбивый муж ангела-хранителя, сопровождавшего его в небесных странствиях, явить ему муки, уготованные для зловредных ариан и безбожных философов, но услышал в ответ, что негоже было бы винить сих до Суда, что грядет по скончании времен, когда явлена будет воля Господня. И, дивясь тому, спрашивал о том ангелов и все чины небесные, но видел лишь удивление. И тогда, сев под древом Жизни, раскрыл Евангелие, и, созвав к себе всех ангелов, архангелов, серафимов и херувимов, так что, поистине, от одного лишь трепетания крыл их поднялся такой великий ветер, что стало очень ветрено, начал проповедовать им о Царствии Небесном, и о благовести Иисуса Христа, Господа нашего, и о муках, уготованных грешникам, и о наградах праведникам. И, видя жителей небесных с усердием ему внимающих, обратился к ним с расспросами, желая уяснить, как они усвоили сказанное, и вот — к великому своему удивлению – узнал он, что не слыхали и не ведали они до сих пор ни о воплощении, ни о триединстве Божием, ни о распятии и страстях Христовых, и ни о чем из писанного в Писании. И тогда, возгоревшись ревностию к истинной вере, стал он их корить и обличать в неверии и язычестве, и было слово его столь проникновенно и внушительно, что все сонмы ангельские, бывшие при сем, устыдились и раскаялись, и больше никогда не осмеливались явиться пред глаза его, а сам он, очнувшись и увидев себя в доме своем, поднялся, радуясь, и вознес хвалу Господу, что попустил его и избрал донести слово Его до ближайших Ему. И воистину, не величайшее ли это чудо, что живой человек сидел средь ангелов и учил их, и какой еще печатью должен быть отмечен сей избранный, дабы явить высочайшую к нему милость Божию?

Об исцелении

В то время Карфаген наводнили больные и увечные, устремлявшиеся за исцелением к церквам и монастырям, надеясь получить облегчение от мук, и лишь у церкви Святого Духа, в которой служил известный своей святостью и благочестием Фульгенций, не было ни одного расслабленного или прокаженного, ибо все в городе знали, что святой и равноапостольный муж сей, почитая болезни за наказание Божие, а больных за самых нераскаянных грешников, гонит их от себя и обрекает позору и поруганию. Слава же о беспорочности жития Фульгенция уже достигла всех пределов земли Карфагенской. И вот, однажды явились в город два брата из дальних селений, никогда прежде здесь не бывавшие, и один влек другого на повозке, ибо у того отнялись ноги и не мог он ходить. И, придя, направились прямо к церкви Святого Духа, по пути спрашивая у прохожих дорогу. По городу же немедля разнесся слух, что пришли некие люди, желающие обрести исцеления у Фульгенция. А по зловредной и ехидной привычке своей горожане, живущие в городе, приверженные зрелищам и всегда готовые собраться толпою, и не подумали предупредить страждущих, но, толкая друг друга локтями и перемигиваясь, следовали за ними, пока не подошли к самой паперти. А Фульгенций в то время проводил службу в церкви и, доведя ее до конца, вышел наружу. И, увидя на площади перед церковью толпу, а прямо перед папертью повозку с расслабленным и рядом брата его, в один миг прозрел все, что было, и, воспламенившись духом, быстрыми стопами направился к больному, от скорой ходьбы размахивая посохом. И, не дошед, начал корить его в грехах и призывал раскаяться и, по своему обыкновению, громким голосом браня и упрекая его, подошел, воздев посох высоко над головою, и возопил «Изыди!» И вот, свершилось чудо: тот, кто не мог ходить, встал и пошел, и глядя на него, никто не мог бы сказать, что вот еще мгновение назад не мог он ходить, так быстры и тверды были его шаги. Собравшиеся же здесь дивились такому великому чуду и, не смея подойти ближе, но стоя в отдалении, восхваляли и воздавали хвалу святому и богобоязненному мужу.

Об искушении дьявольском

Расскажем теперь о том, как искушал благочестивого и боголюбивого Фульгенция извечный враг, ибо, как сказано, всегда готов он соблазнить и искусить человека и превыше всего святых мужей Божиих, ибо велика тогда его радость. А надо сказать, что Фульгенций жил в доме в двух улицах от церкви Святого Духа, в которой совершал богослужения. И вот, по приказу злочестивого Гунериха, начали там рыть канаву для стока нечистот, ибо было там весьма грязно, и вырыли, так что оказалась она прямо на пути, которым каждодневно ходил Фульгенций. И были переброшены через канаву, а лучше сказать, ров, так глубока и широка она была, мостки, для удобства идущих, но все они, будто по злому чьему наущению, находились на некотором отдалении от прямого пути, которым привык шествовать Фульгенций, направляясь из дома в церковь или из церкви в дом свой, так что каждый раз приходилось ему делать крюк, отчего он смущался духом своим. И вот, однажды, идя утром в церковь и, как всегда, подойдя к канаве, встретился ему дьявол в обличье простого человека, с виду карфагенянина, который сказал: Просто удивительно, что такой благочестивый и боголюбивый муж, известный святостию жизни и добродетелью, делает крюк, идя до мостков, когда через канаву путь много короче. Или утратил он веру, ведь не так широка и канава? Услышав такие слова, Фульгенций воспламенился духом своим и, подойдя к канаве, прыгнул, но упал и сильно расшибся. Клир же и прихожане, ожидая его и устав ждать, пустились на поиски и нашли его в сточной канаве и, достав оттуда, ходили за ним, пока он не выздоровел. Исцелившись, Фульгенций поспешил в церковь, чтобы вознести хвалу Господу за свое счастливое избавление, но у канавы увидел он вновь дьявола, на сей раз в облике миловидной женщины, которая сказала: Или совсем угасла вера твоя, так что, раз упав, теперь будешь ходить только по мосткам? Услышав сие, возревновал Фульгенций за истинную веру Христову и, разбежавшись, прыгнул, но упал вниз и лежал без движения. Найдя его там, прихожане вновь отнесли его в дом его и там обрел он исцеление. С тех пор каждый раз, исцелившись, направлял он свои стопы к церкви и каждый раз, искушаемый дьяволом и доказуя веру свою, прыгал чрез канаву, и, хоть иногда не допрыгивал самую малую толику, всегда падал вниз и лежал. А прихожане и клир, уже зная, где искать его, доставали его из канавы и доставляли домой. Но меж тем стали говорить они в сердце своем и рассуждать промеж себя, что вот, церковь остается без пастыря, ибо с первого своего прыжка ни разу не дошел Фульгенций до церкви своей. И направились, выбрав самых достойных из своей среды, к Гунериху, слезно моля его засыпать канаву, ведь лучше жить посреди грязи земной, да с утешением небесным, чем в чистоте с сокрушенным сердцем. Мерзкий же арианин, отвратительный своим злонравием Гунерих, выслушав их, приказал сделать по их слову, и в тот же день канава была засыпана. Так потерпел поражение древний враг рода человеческого, а Фульгенций доказал верой своей, что нет у дьявола силы пред духом стойким и стремящимся к высоте небесной.

Об укрощении Гунериха

Во времена злонравного и нечестивого царя Гунериха был в Карфагене епископом достославный муж Фульгенций. И был он суров к людям греховным, но добр к тварям бессловесным, ибо почитал их как создания Божии, не подверженные греху и сотворенные до Адама. Не раз спасал он от гибели зверей пустыни и рыб морских, выпуская их тайно на волю из тенет охотников и сетей рыбаков, а в монастыре Святого Духа, настоятелем которого он был до того, как был поставлен в епископы, строго-настрого запретил монахам своим убивать и вредить клопам, тараканам, блохам и всякой прочей живности, ибо, как говорил он, и блоха не укусит без попущения Божия, и закрепил это навеки в киновийном уставе. И была велика ответная любовь от зверей к Фульгенцию, как и от Фульгенция к зверям, так что делали они все, что он ни пожелает, и внимали не только его словам, но даже и помыслам. Зловредный же Гунерих страдал от них чрезвычайно, ибо весь его дворец был полон муравьев, клопов и тарантулов, которые превращали в труху стены и балки и больно кусались, а стоило ему выйти на улицу, как птицы марали его нечистотами. И не менее мужа страдала супруга его, кроткая и богобоязненная царица Евдокия, не раз побуждавшая Гунериха отречься от своего еретичества и перейти в истинную православную веру, говоря, что тогда настанет конец и мучениям, причиняемым ему зверями Фульгенция. Но тот, памятуя о том, как обошелся с ним святой епископ в первый раз, что захотел он обратиться в православие, трепетал от страха и не решался последовать увещеваниям супруги своей. Та же, обладая умом проницательным и тонким, замыслила примирить мужа с церковью Христовой и блаженным досточтимым епископом Фульгенцием и, денно и нощно размышляя, придумала способ. Однажды прислала она к Фульгенцию, прося у него дозволения привести к нему несчастного, желающего получить у него отпущение грехов и благословение. Фульгенций же, по обыкновению, дал согласие, ибо не раз уже духовная дочь его предстательствовала перед ним за сирых духом. И в назначенное время привела к нему Евдокия человека, с ног до головы покрытого нечистотами, так что нельзя было разглядеть ни лица его, ни платья. И был это Гунерих, которого Евдокия вела от дворца пешком, говоря, что это самое малое из того, что может он сделать во искупление своего еретичества, а поскольку путь был неблизкий, Гунерих претерпел от птиц столько, что не раз собирался уже было повернуть обратно, но был удерживаем супругой своей, которой только того и было надо, ибо в этом и состоял ее замысел, столь блестяще исполненный! Исповедовав и причастив спутника Евдокии, Фульгенций отослал их от себя, сказав: очистив душу, очисти теперь и тело, чему многие, бывшие во храме и слышавшие эти слова, смеялись, повторяя их друг другу. Гунерих же с Евдокиею, вернувшись во дворец, не нашли там ни одного муравья, или скорпиона, или таракана, но чистый пол и стены. И, рассудив промеж себя, решили они не раскрывать тайного обращения царя в православие, ибо не знали, как отнесется Фульгенций к тому, что прибегли они к обману. И с тех пор не досаждали царю звери Фульгенция, и оставался он чист душою и телом, каждодневно вознося молитвы за своего епископа, даровавшего ему новую жизнь и надежду на спасение.

Фульгенций и столпник

О мудрости же Фульгенция можно рассказывать бесконечно, но, чтобы дать о ней понятие, расскажем один лишь случай, не потому, что таких случаев было мало, а потому, что их было слишком много.

Однажды, когда святой и преславный епископ завершал трапезу, подошел к нему служитель и сказал, что на дворе дожидается его некий человек, который хочет поговорить с ним, но стыдится войти или поведать о своем деле кому-либо кроме него самого. Отослав служителя и докончив трапезу, Фульгенций велел позвать к себе в келью ожидающего и, когда тот вошел, спросил его, чего он хочет. Тот повергся наземь и, проливая слезы, сказал: Отец мой, ты видишь перед собой самого несчастного человека на земле, и кроме твоей помощи уповать мне больше не на что. Фульгенций, изумленный такими словами, спросил его, кто он и в чем его горе. Человек же, не вставая с земли, отвечал: Я столпник, и горе мое невыразимо словами, ибо, ведя жизнь самую суровую и беспорочную, подвергал я плоть мою всем мыслимым истязаниям и, дойдя до последней грани, решил свершить духовный подвиг, к которому долго готовился и о котором давно мечтал, и, найдя в пустыне безлюдное место, воздвиг там высокий столп, высотою с ливанский кедр, и, взойдя на него, дал обет не спускаться, пока не минет 10 лет и еще 3 года. Но тут начались мои беды, ибо в первый же раз, что я заснул в келейке, я задремал и во сне низвергся со столпа вниз. Но, решив, что это дело случая и мне нужно лишь время, чтобы привыкнуть к новому положению, вновь взошел я на столп и, когда снова заснул, низвергся наземь опять. И тогда решил я не спать, но Бог не внял моим мольбам, и я снова заснул, а очнулся уже на земле. Помоги мне, святой отец, ибо я близок к греху, ведь всегда я был праведен, а теперь Бог наказует меня, и я не знаю за что.

Выслушав столпника, Фульгенций сказал: За что, спрашиваешь ты, и не видишь этого сам? Ведь ты впал в величайший грех – грех гордыни, пойдя на духовный подвиг тебе не по силам, оттого и все твои беды. Но ты достоин снисхождения, ибо стремишься к высокому, и я помогу тебе. Возьми крепкий железный прут и прочную веревку и, взойдя на столп, вбей прут в вершину столпа, привяжи один конец веревки к пруту, а другой конец обвяжи вокруг тела. И тогда, если ты упадешь во сне, то веревка не даст тебе упасть, и ты проснешься.

Услышав такой совет, столпник обезумел от радости и, восхваляя Фульгенция и мудрость его, стал лобызать ему руки, называя его своим спасителем. Но епископ сурово отослал его от себя, сказав, чтобы он возносил хвалу не ему, но одному лишь Господу, и тот ушел в надежде и упованиях.

И, последовав слову Фульгенция, а сколь мудрым было оно, мы увидим впоследствии, столпник, взяв железный прут и веревку, пришел к своему столпу и, взойдя на него, вбил прут и обвязал веревку одним концом вкруг прута, а другим вкруг своего тела. Так он стоял долго, пока не морил его сон. И, заснув, он, по обыкновению, стал низвергаться со столпа и упал с него, ибо, не рассчитав длины вервия, оставил между телом и прутом слишком длинный кусок веревки. Но, низвергшись, не упал, а остался висеть, так как веревка была прочна и крепка и не порвалась. Проснувшись от падения, захотел он взойти на столп, взбираясь по веревке, но, будучи немощен и изможден от долгих лет истязания плоти, не смог выполнить задуманного, и так и остался висеть между небом и землею, удерживаемый веревкою.

Люди же, весьма почитавшие столпников и приносившие им пищу, увидя это, пришли в изумление, ибо никогда доселе не доводилось им наблюдать столь великого духовного подвига, и разнесли весть об этом по окрестным селам и весям, так что к этому месту стал отовсюду стекаться народ, прославляя столпника и восхваляя его. И доныне имя «висящего столпника» славно в тех краях.

Фульгенций же, услыхав от прихожан о «висящем столпнике», не сказал ничего, ибо истинная мудрость не требует оглашения.

Об исповеди

Когда Фульгенций был настоятелем монастыря Святого Духа, был у него под началом один монах, к которому со всех концов Карфагенской земли стекались люди на исповедь, к самому же настоятелю не осмеливался никто приходить исповедоваться, ибо был он суров и резко корил грешников, обличая их беспутство и налагая тяжелую епитимью. Такое положение показалось достославному Фульгенцию подозрительным, ибо монах этот не был славен ни особыми подвигами духа, ни безупречной святостию жизни, ни пылким рвением к вере, ни борьбой с ересью. Тогда в один из дней, когда миряне собирались в монастырь на исповедь и большинство, как всегда, толпилось в ожидании того монаха, о котором мы только что говорили, боголюбивый муж Фульгенций прошел в его келью и укрылся в нише, задернутой занавесью, и стоял там, решившись до конца выяснить дело. Вскоре вошел монах и впустил первого посетителя, который, встав на колени, сказал, что он великий грешник и не надеется на спасение. Монах ответил на это, что никто не должен лишаться упований на милосердие Божие, ибо нет такого греха, которого, по раскаянии, Он не мог бы простить по милости Своей, кроме хулы на Святого Духа, и попросил грешника без утайки рассказать ему все о своих прегрешениях. Помолчав, тот, бия себя в грудь и исторгая слезы из глаз, сказал, что он повинен в человекоубийстве и что в молодости он убил проезжего купца и завладел его имуществом. Монах возразил, что это грех юности и что он видит его раскаяние и что есть множество примеров тому, как люди, совершившие подобное, но обратившиеся на путь благочестия, получали прощение и обретали надежду на жизнь вечную, и, продолжив, сказал, что и сам он в молодые свои годы убил семерых, но, покаявшись и уйдя в монастырь, не оставляет упований на милость Божию. Немного удивленный, но весьма ободренный грешник сознался, что многократно вступал в грех прелюбодеяния, а дни свои наполнял чревоугодием и пьянством, что он черств и завистлив, жесток и распутен. И на все его признания монах находил что ответить, подкрепляя свои слова примерами из собственной жизни. Фульгенций же, едва сдерживая себя, крепился, решив дать монаху закончить исповедь и тогда поступить с ним так, как он заслуживает. Монах, обратившись напоследок к грешнику со словами увещевания, отпустил ему грехи, еще раз напомнив ему, что перед ним стоит еще больший злодей, но что и он не теряет надежды, ибо пребывание в монастыре под началом такого настоятеля, каков Фульгенций, может искупить все его грехи. И, сказав так, отпустил его от себя с миром. Но не успел он перевести дух, как занавесь оборвалась от резкого движения руки, и перед его взором предстал Фульгенций. И был вид его столь грозен и лик ужасен, что монах упал ничком и закрыл голову руками. Тогда Фульгенций, видя такое смирение и сочтя его за признак вины, стал сурово бранить и укорять монаха, особо упрекая его в том, что тот в исповеди ему, настоятелю, ни разу не покаялся в свершенных грехах, в коих, нимало не колеблясь, признавался любому мирянину. Когда же он утомился и прервал свою речь, монах, дрожа всем телом, решился ответствовать и сказал, что неповинен ни в одном грехе, но возводил их на себя напрасно, чтобы расположить к себе кающихся и облегчить им тяжесть сознания и раскаяния. Изумленный таким ответом, а еще пуще его безмерной дерзостью, Фульгенций отвечал, что лучше бы монах действительно совершил все эти грехи, но не впал в еще худший, в котором так дерзостно сознается – в гордыню, неуважение к старшим и лживое подольщение к грешникам, ибо ложью хотел снискать себе почет и уважение, но добился лишь одного – что теперь в городе все, от мала до велика, судят о нем как о великом злодее, а через то творится бесчестие и поношение всему монастырю. А коли он столь горд, что почитает себя в праве принимать на себя чужие грехи, то монастырь не в силах вместить такого святого мужа, а ему, Фульгенцию, невмочно его наставлять. Монах же, услышав это, возопил и сказал, что воистину ввергся в бездну, откуда не видит выхода, тем паче что за многостию исповедей и за многостию лжей своих уже забыл, какие грехи совершал сам, а в которых лгал, так что и сам теперь не знает, в чем каяться. Фульгенций, устремив на него свой взор, ответил, что монах повинен в жесточайшем преступлении, какого можно ждать от пастыря – в непристойной доброте и чрезмерном снисхождении, пагубном и совратительном и для паствы, и для самого пастыря, и чтобы не уподобиться ему, монаху, он, Фульгенций, назначит ему суровое наказание. И на следующий день, огласив в проповеди вину монаха и описав все случившееся с ним, лишил его права исповедовать и назначил сборщиком милостыни в город. В городе же, собирая подаяние, монах терпел непрестанные поношения, ибо горожане, по злобе своей и полагая, что монах обманным путем вынудил у них покаяние, которого устыдились, ибо нет хуже позора, чем знать о напрасном раскрытии своих грехов, корили его и насмехались над ним, говоря: Вот идет убийца семерых, или: Вот прелюбодей собирает деньги на отступные девкам своим, и грозили побить его камнями, и еще многими карами. Монах, решившись претерпеть все испытания, принимая их за наказание за свои грехи, твердо выполнял свои обязанности, но Фульгенций, узнав об этом и сочтя такое упорство за свидетельство гордыни и нераскаяния и усмотрев в нежелании просить о смягчении кары неуважение, оставил все как есть. И так продолжалось некоторое время, но вскоре монах был найден мертвым у городских ворот и, по исполнении всех положенных обрядов, был похоронен на монастырском кладбище.

Успение Фульгенция

Теперь же предстоит нам рассказать о событии столь же горестном, сколь и славном, столь же прискорбном, сколь и чудесном, столь же печальном, сколь и дивном, ибо было вновь явлено через него благоволение Божие, почиющее на святом и равноапостольном муже Фульгенции, и проявилась через него великая духовная сила и благодать этого величайшего чудотворца. Итак, поведем рассказ об успении блаженного епископа.

Надо сказать, что к концу дней своих Фульгенций уже был не так силен здоровьем, ибо подорвал его, ревнуя за христианскую веру, так как всегда отстаивал ее с пылом и рвением, которые некоторые его хулители и клеветники называли излишними. Особо же тяжкий урон он понес во времена своего искушения, ибо падения с высоты не прошли для него даром, так что иногда появлялось у него трясение головы и как бы дрожание всего тела, тем паче когда вводили его во гнев, что случалось довольно часто.

И вот однажды, возвращаясь из церкви, в которой вот уже как 20 лет проводил он богослужения, а именно из церкви Пресвятой Троицы, шел Фульгенций к дому тем же путем, что и обычно, и проходил мимо здания, что возводили для некоего богатого и благочестивого карфагенянина. И строилось оно целиком из камня и было завершено почти полностью, так что оставалось лишь накрыть его крышею. Когда же подошел он совсем близко, сорвалась с крыши груда камней и засыпала его так, что он упал замертво.

Так свершилось преставление преподобного и досточтимого Фульгенция, слава о котором живет и не меркнет по сей день, ибо много сотворил он чудес через благодать Божию и весьма прославил имя Его, неустанно трудясь на благо христианской веры и неусыпно заботясь о надлежащем ее возвеличении. Не было человека во всем городе Карфагене, который не скорбел бы о епископе, и даже безбожный Гунерих столь опечалился, что велел извлечь тело Фульгенция и предать его земле со всеми почестями, подобающими столь великому мужу, ибо был он как бы духовным отцом царя, сам не зная того, так как принял его в общение и отпустил ему грехи, очистив от арианской мерзости и наставив на путь истинный, хоть и по неведению, но по воле Божией.

И все, что сказано здесь, правда, а о чудесах и всяких вымыслах есть кому рассказать и без меня. На том конец и Богу слава.

Finit. Amen. Finit.