Птица для R.D.Laing’а
R. однажды научила, как быстро проснуться: делать непривычные-нетипичные, даже невообразимые движения: ну, как-то так и сяк. Дернуть себя за волосы, съехать с кровати на пол, ткнуться головой в оконное стекло. Эти ― банальные, а спросонья должно получаться и вовсе невообразимое. Лишь бы не как обычно, пойти на балкон курить. Чтобы субъектность осозналась из еще отсутствия ее. Впрочем, годится и балкон с курением ― если держать в голове, что именно надо там сделать: проснуться.
Оттуда видна улица, дальше другая ― поперек, за ее домами встает солнце. Март, почти тепло. Солнце пока низко и тени от собак очень длинные. Или, допустим, буква крупного граффити на ближней стене от каких-то оптических колебаний природы анимируется или это глаза обвыкают заново глядеть на эти виды.
Вот, здесь наяву есть еще фича, за которую если зацепишься, даже случайно, то все начнет двигаться и вокруг повсюду отдельные штуки счастья, по которым можно перепрыгивать ― то ли как по кочкам на болоте, то ли перескакивать с воздушного потока на следующий, куда-то ― ну, на следующий ― перемещаясь. Если включиться так, то ― от одной простой невообразимой штуки на другую и все время хорошо. Что не мечта, а часто получается.
По пунктам здесь не расписать, отдельного, стоячего смысла это не имеет, там всегда всякие пустяки, но четко перекидываешься всякий раз дальше, все подъезжает для следующего шага само собой: получается какой-то поток, линия ― будто в воздухе шелк, невидимый, серо-голубой примерно. Вообще, вокруг полно штук, чтобы было хорошо, все получается само собой, если в это вскочить. Вот кайф какое дерево ― что тут пояснишь, оно само по себе существенно или потому что во что-то включилось, а во что? Дерево, хорошо же.
Как это устроено, легче понять ранней весной: прохладно, солнце, ветер, старая трава и какой-то дым из садов, где жгут что-то предыдущее ― понятно: некая субстанция, какая-то летучая, туда-сюда возить и должна, так что дым понятен ― он примерно схоже крутится и раскладывается в воздухе. Что-то прозрачное он окрашивает, делая видимым ― как все вот эти слова, с одного на другое перескакивая, с последней буквы на первую букву.
Накануне в книжном «Jānis Roze» на Kr.Barona было вот что: «14,000 things to be happy about», by Barbara Ann Kipfer, published in 1990 by Workman Publishing, — нынешняя уже переиздание от февраля 2014. Логично, такие штуки должны меняться. Количество единиц может возрастать или нет, иногда их приходится вычеркивать, заменять. В общем, много точек, горошин, которые обеспечивают попадание в ощущение счастья. Конечно, это не линия, а леденцы россыпью. Не более того, но все же. Среди штук (неважно, все или не все там будут понятны, они есть ― и ладно):
walking on ice
night music
planning a hike
the light of Tuscany
a bush’s shadow on a tree trunk
moving hurdles
golf rule books
saying «Nice doggy»
cooking your first turkey
city squares
old catalogs
making something new
warm wool socks
a cat running 30 mph
bread factories
the polonaises of Chopin
floor to ceilingscreens
a third opinion
a smile you wear all over
pick-me-ups
ordering French fries
keeping each thing to its season
colored snow
warm water on a cold face
reveling in a lack of structure
making something from magazine instructions
T.T.F.W. ― too tacky for words
balloon shades
the LOVE stamp
farewell kisses
learning things together
Это, похоже, подражание (или просто совпало) Сэй-Сенагон. Впрочем, у Сенагон даже не «стать счастливым по поводу», аккуратнее ― «что приятно»:
Прохладный ветерок
Полураскрывшиеся лепестки пиона
Зелень травы
Пение соловья
Трепет шелкового шарфа на ветру
Тихий звон струн летним вечером
Зеленая трава ― также без уточнений ― есть и у Кипфер. Но у Сенагон все же не просто упс и ты немного хэппи, а упс и ― идентификация: «то, что наводит уныние», «то, что докучает», «то, что заставляет сердце сильнее биться», «то, что дорого как воспоминание», «то, что радует сердце», «то, что редко встречается», «то, что кажется отвратительным», «то, что утратило цену», «то, что торопишься узнать поскорее», «то, что вызывает тревожное нетерпение», «то, что далеко, хотя и близко», «то, что близко, хотя и далеко».
Есть и «то, что радует». Например: «Кто-то порвал и бросил письмо. Поднимешь куски, и они сложатся так, что можно прочитать связные строки». Что именно здесь радует: просто какой-то комок ощущения (удается прочитать) или конкретно узнать что-то о ком-то тайное? Или же просто радует, причина не важна? Могла ли она видеть все свои points как комочки ощущений или нет, свойственно ли такое японской традиции, тому времени и, допустим, ее социальному статусу? Но это еще и в переводе, а как увидеть оригинал?
Вот японская вики о «Записках»:『枕草子』（まくらのそうし）とは、平安時代中期に中宮定子に仕えた女房、清少納言により執筆されたと伝わる随筆。ただし本来は、助詞の「の」を入れずに「まくらそうし」と呼ばれたという。「枕草紙」、「枕冊子」、「枕双紙」とも表記され、古くは『清少納言記』、『清少納言抄』などとも称された。Как понять, где там могут быть ее тексты? Судя по всему, цитаты в рамочках под графикой, справа. Одна из них:という琵琶を持って中宮定子のもとを訪れ、琵琶の名を問うと定子は「ただいとはかなく、名もなし」と答えた. Гугл на русский: «Император Ичиджа посетил Накамию Сейко с бивой «Неизвестный» и спросил имя Бивы и ответил: «Будем хорошо, без имени»». Ну, заодно на английский: Emperor Ichijya visited Nakamiya Seiko with the biwa «Unknown» and asked the name of Biwa and answered «Let’s be fairly well, no name». Ну, понятно, гуглу лишь бы с иерографами поладить, а дальше – по какой-то одной схеме.
А «14,000 things to be happy about» by Barbara Ann Kipfer, они без облачков испарений-чувств, оторвавшихся от тела. Здесь как шпеньки, штучно и конкретно: вот пункт― тут можно стать хэппи. То есть, не хэппи, а типа about. Что тоже неплохо, но как-то наизнанку: соотнесись с данной словарной единицей и ощутишь эбаут, счастье приезжает по вызову. Но все равно, включает же механизм производства счастья. Можно попробовать самому: кофе в кафе на Эвелес (там маленькое место), окно, творожники, а за окном трамвайная линия и парк. Нет, там наоборот ― не место было причиной, а наоборот: оно его следствие. Но у нее же не было 14 тыщ счастий, которые разложили бы себя в гнезда ее списка?
Тут какая-то другая физиология. Скажем, «French-Canadian pea soup». Что это здесь? Хлебный суп со взбитыми сливками? Серый горох с кефиром? Или ― если в Москве ― чебурек в «Дружбе» на Сухаревской? Ну, съел и что? Или голубые цветочки в апреле на быв. Немецком кладбище по всей его поверхности? Но они там всякий апрель. Или рельсы кольца 7-го трамвая возле порта (где быв. анатомичка и канал) в октябре, засыпанные листвой (там клены) в 5 часов вечера (это сумерки). Нет, это уже Сенагон. Но нашлась и абсолютно конвертируемая точка: «Winnie-the-Pooh shows, books». Значит, эбаут это вот какое-то такое чувство.
То есть, Kipfer изолированно, почти в цифре воспринимает нечто, как включающее в ней примерно счастье, у нее оно такого формата. Тут некоторая пассивность, да. Ищется не вписка в волну, она тыкает в свои прошлые кнопки. Хотя, при 14 тысячах пассивность уже относительная, все это надо хотя бы записывать и держать этот механизм включенным. Машиноподобие есть, но, если бы только оно, то уже примерно с 7-ой тыщи поперло бы однотипное, натренированное счастье, но ― нет же. Она готова увидеть его где угодно еще, то есть ― она тоже попала в волну. По-своему. Туда все попадают по-своему.
В «Rozes» была и такая книга: «Wreck this Journal», Kerl Smith, Penguin Books. Первое издание в 2007-ом, это ― в 2013-ом (тоже утверждается, что расширенное). Читателю предлагают открытый сценарий: на каждой странице сообщается, что с этой страницей следует сделать. Страница (бумага плотная, не глянцевая, слегка желтоватая ― как в альбоме для рисования), на каждой странице короткие инструкции, как бы от руки. Небольшие картинки, и пустого места на каждой странице куда больше, чем не пустого.
«Таскайте эту книгу с собой, следуйте инструкциям на страницах; порядок странниц и действий неважен, любая инструкция допускает свободные интерпретации ― экспериментируйте (всякий раз действуйте против того, что кажется вам самым логичным)» ― сообщено в начале. На страницах так: «Страница для слов их четырех букв», «Добавляйте свой номер страницы» и стрелка в правый нижний угол ―> «начните здесь». «Капните сюда что-нибудь (чернила, чай, кофе) и закройте книгу, чтобы получить отпечаток», — на другой. «Вырежьте по контуру, сверните конус (нарисовано, что вырезать и как сложить) и выпейте из него воды». «Сшейте эту страницу с соседней», «Продырявьте эту страницу кончиком карандаша» (указаны места, где дырявить). «Сделайте с этой книгой внезапное и непредсказуемое деструктивное действие». «Данная страница является знаком. Что бы вы хотели, чтобы он означал?» «Страница для списка что купить в бакалее». И др.
Если читатель постранично произведет все действия, то, если ему повезет, ощутит присутствующий в книге суммарный смысл. Ну, это та же тема, делать нетипичные движения, чтобы проснуться. Конечно, тут лишь предложенные действия, но и это лучше, чем никак.
Первая и вторая книги сходятся: можно же прицепиться к любому пункту из 14.000 и раскручивать в варианте второй: «Напишите на странице стописят слов, которые придут в голову по поводу old catalogs». Это создаст линию, солнце ― как итог нетипичных действий ― окончательно поднимется над крышами поперечной улицы, расположенной напротив метрах в 300, если точно ― в 370 шагах. А длина собаки ― той, что была с утра ― была (измерив вечером) метров 7-8. Ее утренней тени, конечно.
Теперь R. D. Laing и птица из заголовка. Рональд Дэвид Лэйнг (Ronald David Laing, 7 октября 1927 ― 23 августа 1989), «Психиатр, много писавший о заболеваниях психики, в первую очередь о переживаниях во время психоза. Один из четырех ведущих идеологов движения антипсихиатрии, наряду с Мишелем Фуко и Франко Базальей» (из справочника нулевого уровня). У него есть книга, R. D. Laing (1967) The Politics of Experience and The Bird of Paradise. «Птица» ― вторая, лирическая часть, пристыкованная к «Политике Опыта» (Блейк что ли маячит? ― «Песни Опыта и Невинности»?) В русском варианте часто печаталась отдельно, под устоявшимся названием «Райская птица». Она небольшая, вот ее почти окончание (самый последний кусок будет дальше):
«Сад. Кошка за птичкой. Кыш, мерзкая кошка, поймай-ка птичку. Насколько она неуловима, и я сам превращаюсь в кошку. Остановись. Кошка это кошка это птичка это не-птичка несказанно хрупкого пространства, внезапно разворачивающегося в параболической красе могущества. Как глупо волноваться, пытаться ее спасти, или схватить. Вероятно, кошка пыталась ее спасти. Пусть. Кошка и птичка. Begriff. Истина, которую я пытаюсь ухватить, это хватание, которое пытается ее ухватить.
Я видел Райскую Птицу, она распростерла надо мной свои крылья, и я никогда не буду таким, как прежде.
Нет ничего, чего нужно бояться. Ничего.
Точно.
Жизнь, которую я пытаюсь ухватить, это то «я», которое пытается ее ухватить».
И вот что такое «параболическая краса могущества»? Да и какая, собственно, «райская птица»? The Bird of Paradise, птица Рая. Она оттуда, а не эпитет и не видовое название. Надо найти оригинал.
Что-то находится: R. D. Laing. The Politics of Experience.pdf, да. Но там сразу «If the download doesn’t start…» и т.п. Это тут пространство раннего интернета (о нем все давно забыли, а большинство и не знает): загрузчики, которые навязывают себя без всякого дизайна синим таймсом по белому, он сделается фиолетовым, когда ткнешь на ссылку, а тогда грузится какая-то икзешка, которая должна установиться и завестись, после чего наступит неизвестно что, а она еще и делает все медленно, требуя себе непременно IE, который давно не использует никто. Пространство цифровой памяти, недавнее прошлое уже лежит там пластом, пластами версий черт знает каких идей и намерений, чего его ж трогать. Но R. D. Laing находится там и нигде больше.
Из каких-то аннотаций удается выдрать превью с парой цитат, этого хватит. Конец куска, который выше был в переводе: «I have seen the Bird of Paradise, she has spread herself before me, and I shall never be the same again. There is nothing to be afraid of. Nothing. Exactly. The Life I am trying to grasp is the me that is trying to grasp it». Реальнее бы «Я увидел птицу из рая, она простерлась передо мной, и мне уже не быть прежним. Нечего тут бояться. Нечего. Честно. Жизнью, которую я хотел ухватить, оказался тот я, который пытается осознать ее».
Теперь понятно, в чем смысл этого (вот этого) текста: сделать Лэйнгу птицу, примерно как птичку из бумаги. Должен же кто-то сделать ему птицу, которую он увидел, но чтобы это была именно The Bird of Paradise. Он ― по одну сторону, к нему прилетела птица из рая. Но мы-то по другую, так что наша работа ― отправлять таких птичек тем, кому они нужны. Не в переводе даже дело, его самого, и в оригинале замкнула лирика, как будто она, птица — метафора. Потому что он закончил так: «If I could turn you on, if I could drive you out of your wretched mind, if I could tell you, I would let you know».
Была бы это правильная птица, она бы не стала распластываться перед ним как нижнее новое небо, не вынуждала бы его мыкаться с включением себя и рассказыванием себе о себе же. Она бы просто забрала его с собой сюда ― откуда отправляют этих птиц: этот текст — такая птица для R. D. Laing’а, теперь у него все хорошо.