Books of London. II

(Вторая часть нерегулярно ведущейся одноименной рубрики. Первый текст здесь.)

Начнешь писать про Долстон и не остановиться. Было уже много чего про него, так что сейчас очень коротко и по делу, про книги. На хай-стрит (Kingsland Road) чисто-книжных нет, зато несколько благотворительных лавок с удивительным ассортиментом всяческой музыки и литературы. Чуть дальше на север, где Долстон кончается и начинается другая часть района Хакни, располагается Стоук Ньюингтон, соответственно, та же хай-стрит называется Stoke Newington Road. В тех краях появляются специальные книжные; сначала турецкий магазин: беллетристика, нон-фикшн, издания по праву и экономике, а также отчего-то много путеводителей. Затем, уже ближе к кладбищу Эбни, книжный аутлет, где плюс настольные игры, календари и писчебумажные изделия. В нем дешевые сиди с джазом и блюзом, продавец (думаю, он же хозяин) все время слушает Джанго Рейнхарда. Я у него однажды, непонятно зачем, купил двойную сборку Рейнхарда; «непонятно зачем» не потому, что не нравится, наоборот, просто у меня все это есть на отдельных дисках. Ну да Бог с ним, два фунта. А еще несколько метров на север по той же стороне Stoke Newington Road – уже независимый книжный, хороший, интеллигентский, но не высоколобый, просто милый middle brow. В него хорошо заходить и листать свежие биографии и автобиографии непервостепенных поп- и рок-музыкантов.

Но здесь я не про эти магазины. Смотреть книжки лучше идти на местный Бродвей, Broadway Market, что у канала, сразу на юг от парка London Fields. Бродвей – штука очень специальная, даже по меркам Хакни-Долстона. Тут самая большая концентрация хипстеров в нашем районе. А в нашем районе самая большая концентрация хипстеров в Лондоне, что значит самая большая концентрация хипстеров в мире, не считая Бруклина и отчасти Бронкса. Впрочем, говорят, изобильным на тонконогих бородатых стрекулистов стал Остин (Техас). Возможно. Хорошо бы съездить и проверить.

Так или иначе, на Бродвее представлена вся хипстерская инфраструктура в действии: хипстерские кафе (органические, или с французским названием, или с итальянским названием, или те, где есть много чая, а нет кофе), хипстерские рестораны (итальянские, турецкие, аргентинские и, конечно, ультрамодные бургерные), хипстерские магазины (вино, рыба, органические фрукты-овощи), хипстерские мастерские (моя любимая – пошивочная, уже ближе к каналу, там в витрине тысячи миленьких разноцветных пуговок, веселых и безобидных, как песня про 99 шариков

или как фильм про амелисмонмартра). Не забудем хипстерские пабы – и которые стилизуются под некогда славные здесь пролетарские разливухи, и те, что с десятками сортов хипстерского пива, где пинта стоит столько же, сколько пять банок евролагера в пакистанской лавке района Хендон. По выходным на Бродвее рынок со всякой вкусной едой, винтажным шмотьем и винилом. Первое явно лучше и дешевле второго и третьего.

Да, но я не об этом. На Бродвее три книжные лавки. Первая называется Donlon Books, там все крутое, умное, продвинутое и на грани (но не за ней). К примеру, там можно купить фотоальбом с названием “Nude Animal Cigar”, аннотация которого гласит:

“Coinciding with a recent solo exhibition at The Hague Museum of Photography, ‘Nude Animal Cigar’, sees Dutch conceptual photographer Paul Kooiker looking back over his twenty-year career. The book showcases a vast array of photographic works – with (as its title suggests) nudes interspersed with images of animals, as well as close-ups of the countless cigars Kooiker has smoked in his studio over the years”.

Кууикер, хорошая фамилия для фотографа.

Я так трепещу перед всем этим (напр. перед книгой “Epiphanies: Life Changing Encounters with Music”: “Epiphanies: Life-changing Encounters With Music is a new anthology of essays drawn from The Wire’s monthly Epiphanies column, which has been running in the magazine since January 1998. The book includes more than 50 essays in which a wide range of musicians, authors and critics detail their personal experiences of music’s transformative powers. With contributions from Little Annie, Jerry Dammers, Geeta Dayal, Paul Gilroy, Michael Gira, Kenneth Goldsmith, Jonny Greenwood, David Grubbs, Adam Harper, Stewart Lee, Lydia Lunch, Momus,

Ian Penman, Genesis Breyer P-Orridge, Nina Power, Simon Reynolds, Sukhdev Sandhu, Robert Wyatt and many more, and subjects ranging from Sun Ra to Kate Bush; Fugazi to Ligeti; South Africa’s World Cup vuvuzelas to Hungarian prog rock; noisy street protests to the deathly silence inside an anechoic chamber.”), что внутрь не заходил никогда, только витрины разглядывал. Они обновляют выставленные книжки довольно часто, и меня забавляют комбинации названий, авторов и картинок. Наверняка случайные, но все-таки. К тому же, Бродвей неширок, витрины стеклянные, когда светит солнце – все во всем отражается и лавки напротив перемигиваются множеством бликов, а странные книги Donlon Books выглядят, будто их одели в объемные суперобложки от Сваровски.

Будучи невежей, я прогуглил авторов альбома с нервной мастурбацией на обложке, оказались знаменитые.

Век живи, век учись.

Набор книг в Donlon Books удивительный; их не читать/смотреть надо, а думать о тех, кто их расставляет/смотрит/читает/покупает. Как устроены эти головы? Загадка для меня-простака. Если что-то не понимаешь, лучше тогда просто глазеть. Вот еще две картинки с витрины.

На первой из них пунктумом красуется альбомище с фразой, которая похожа на ругательство испанских корсаров: “Asquerosa depravacion sexual!”. Или это лозунг революционных колумбийских крестьян? Так или иначе, становится торжественно и тревожно разом, особенно учитывая Alarma! слева внизу  и Alarma! справа внизу под лозунгом, в надувном шарике из комиксов. Шум, созданный корсарами и люминозными колумбийцами, осмысляется на этом фото с помощью книжечки во втором этаже нижнего ряда. «Реверберации. Философия, эстетика и политика звука». Если/когда наступит мое следующее рождение – до Нирваны я, увы, пока не дослужился, несмотря на все страдания. сострадание к ближнему и недеятельное неучастие в делах мира сего – я первым делом возьмусь за изучение этой книжки. Пусть даже окажусь я крокодилом, или червяком, или бабочкой, приснившейся Мотородде в минуты фронтового затишья, пусть у меня не будет ни рук, ни ног и даже очков не будет, все равно, о, Будда, я изучу реверберации и политику звука. Клянусь париком Кобзона. Под реверберациями книга похожего содержания, но про моду, что скучно. Отметим также слева на снимке антологию ситауционистских текстов, перечеркнутую рамой. Хорошая штука, у меня есть. От книги совсем слева на фото осталось многозначительное слово Dick.

Второй снимок как бы о том же, но с другой точки и прихватывает кое-что любопытное. Многообещающая книга Гласса (но, Будда, Будда, где ты? когда меня переведут в следующее купе?) соседствует с двумя изданиями, посвященными некоторым явлениям молодежной субкультуры. Весьма показательно, что про скинов – альбом с картинками, а про рейверов книга с текстами. Морды и прикид первых интереснее разглядывать, про вторых интереснее читать, так как скучно же плясать по 12 часов кряду. Обложечка кислотненькая, что намекает на.

Donlon в начале Бродвея, если идти от Лондонских Полей, то справа, а два остальных книжных – ближе к концу, слева. Сначала лавка модных арт-книг; я туда вожу гостей даже далеких от высокого и глубокого. Здесь любят про красивое и поверхностное, как завещал нам Оскар Уайлд. Оттого в эту лавку я заходить рискую, по Сеньке и шапка, к тому же, их шапка очень fancy – такие вещи в немолодом уже возрасте начинаешь ценить. Внутри книжки разные, от поучительных фотолетописей окружающих районов Лондона (Брик-лейн, Бетнал-Грин, Шордич, сам Хакни; везде запечатлено одно и то же – переход от ретроспективно-живописной так называемой «простой жизни» к безнадежной джентрификации) до сочинений Дэвида Бирна, Славоя Жижека и Вивьен Вествуд. Множество альбомов про моду и про всякие голые части тела; мне очень нравится смотреть там ташеновскую фотоколлекцию персей – в этом есть что-то фабричное, конвейерное, вроде машинного производства футбольных мячей. Внутри всегда играет музыка, приятная уху бородатого стрекулиста и его подружки в милой юбочке а ля пятидесятые: очень старый r’n’b и фанк, новый соул, евроджаз и все такое. Любой некогда имевший смысл звук, попав в это пространство, превращается в безмятежное музыкальное смузи. Такая вот политика звука у нас тут.

Но витрина! Вот здесь

идеально реконструирован mindset многих беззаботных обитателей Хакни. Сборник сыроедческих рецептов. Безвредный шведский домашний дизайн. Алладин Боуи. И, конечно, фото мишек. Все на белых полочках. В альбоме шведского дизайна мелкая параферналия стильного уюта тоже стоит на белых полочках. Получаются белые полочки в квадрате. За всем этим чудится что-то такое важное про жизнь. Мол, сидишь в вечноделящихся на полочки белых полочках, вокруг мишки милые, коробочки и картинки, жуешь сырое и становишься прекрасен как Боуи, читающий Ивлина Во в каюте трансатлантического лайнера в 1972 году.

Чуть ниже нежное изящество и законченность форм несколько нарушаются вторжением мира менее блестящего, тут уже царит последний извод стимпанка и, конечно же, второсортный, забытый поп, который так приятно любить, не рискуя быть обвиненным отсутствии вкуса. Наоборот, такой – с червоточинкой бездарности и неуспеха – поп нравится всем, как сыр рокфор.

А вот дальше мы вступаем в зону серьезного выбора. Бродвейский магазин Broadway Books – это там, где хотелось бы прочесть примерно половину книг (Будда! Будда!), а из оставшейся половины еще две трети полистать. То есть, это хороший магазин. Оттого я туда почти не хожу, чтобы не расстраиваться; разве что с кем-нибудь. И кошелек целее и мозги на месте. Но даже когда разглядываешь их витрину, идея выбора наличествует. Вот, к примеру, которые хотел бы иметь:

А вот те, что ни за что:

На второй картинке взгляд обоих писателей тяжеловатый, ничего хорошего не сулящий. Альбом английских железнодорожных вокзалов явно поинтереснее – да и повеселее.

Но пора вернуться на хай-стрит. Для этого следует прикончить остаток Бродвея, спуститься к каналу и идти вдоль него налево, уворачиваясь от бегунов и велосипедистов, разглядывая растительность на крышах уснувших у причала барж, пытаясь разобрать, что их обитатели там внутри поделывают – впрочем, ничего особенного, либо баржи пусты, либо баржевые люди мирно пьют чай, или пиво, или вино, или курят на палубе, или возятся по хозяйству. Справа муниципальные микрорайоны, кое-где на ветках деревьев висят кроссовки – это местные дилерские бандочки метят свою территорию, слева по ходу, по ту сторону канала, перестроенные в джентрифицированное жилье склады, мастерские, нововозведенные стекляные офисные кубы и жилые дома времен правительства Блэра, они зачем-то отделаны деревянными планками, наверное, хотели скандинавского стиля, а вышло как в глухой русской деревне – от соседства с водой и общей сырости отделка потемнела и из жолто-коричневой стала серой. Избушки лубяные. Во дворе одной из них, шестиэтажной избушки, стоит довольно странный мемориал, лишь оказавшись внутри можно прочесть, что на этом месте в тридцатые была киностудия, где Хичкок снимал ранние фильмы, леди исчезает, секретный агент, человек, который слишком много знал. Но вернемся к книгам, источнику знаний.

Где-то посредине между пересечением Kingsland Road с каналом и с улицей, которая выводит к моему дому, находится самый великий магазин в рассуждении книг. Это благотворительный Oxfam и торгуют там не только книгами, но и шмотками, дисками, барахлом всяким. Любой, мечтающий избавиться от ненужных вещей, по идее, должен тащить их в такой магазин и оставлять в специальных контейнерах; вещи потом извлекают, приводят в относительный порядок, раскладывают на полках согласно классификации, и продают за совсем ничтожные цены. Выручка идет бедным и больным. Книги и диски здесь стоят фунт-полтора; в Oxfam’e я раз в пару месяцев произвожу операцию по разгрузке своих книжных и музыкальных полок, а раз в три месяца – по небольшой загрузке их же. Баланс, надеюсь, в пользу исчезания. Приятно думать, что кто-нибудь, сидя на захламленном чердаке на Долстон-лейн, слушает мою сборку из 24 версий песни «Белла, чао». Или кто-нибудь пытается разобрать на чешском исторические сказки Ванчуры. Вообще по ассортименту Oxfam’а всегда можно понять, какого социокультурного рода этот район – люди-то ведь свое сдают, или то, что после смерти родственников/друзей осталось. У нас в Хакни дело обстоит так:

Серьезные люди, без дураков. «Святой Моррисси» (а он точно святой, см. напр.:

).

Под ним и про танцы, и про образы ее (кого интересно?) эротики, и даже про необарочную эстетику и современный развлекательный жанр. Моррисси бы понравилось. Не знаю, часто ли он бывает в Лондоне, или так и застрял навсегда в своем Лос -Анжелесе, но появись он у нас в Хакни, на хай-стрит, у витрины Oxfam’а, остался бы доволен. Чтобы особенно не расслабляться на кэмп-благочестии, справа от Святого М. – дивиди с «Тремя цветами» Кисловского. Для контраста. Впрочем, в Лондоне полно поляков, так что может быть и этнически-культурный спрос. Ведь немного дальше, на Ball Pond Road – «Польский склеп», там и краковская, и выборова, и маринованные огурчики. Но вообще мне больше нравится вот этот набор.

Он мужественный и даже отчасти суровый. Джо Струммер в обрамлении девичьих ног в черных колготках и мартенсах – круто. Хэмингуэй примостился недалеко от Джо, но держит дистанцию. Он прав; «За рекой, в тени деревьев» – редкая дрянь. Певец из Clash, этот конь педальный левого панка, может и поколотить. Самая же загадочная книжка совсем справа: три пары трусов, рядком на кружевной салфеточке и название “City Language. Berlin”. О чем это? Что-то дерзкое? Остроумное? Эротическое? Или просто хиханьки про Threesome. Berlin. Alexanderplatz? Надо бы зайти и полистать, но. Лучше воображать, чем знать.

Дальше-дальше. Немного левее, другой набор, где комическим кажется сочетание героической правой чуши Айн Рэнд с левой чушью Эрика Хобсбаума. Здесь интереснее всего помечтать о содержании книги с названием “From Disgust to Humanity”. По крайней мере, помечтать мне, совершившему эволюцию в обратном направлении. Ну а в защиту собак мне сказать вообще нечего.

Собственно, все. Остается только поразмыслить о связи между «Каббалой и критикой», «Социальным анархизмом», зеленой ленточкой на стекле, явно обозначающей все хорошее против всего плохого, и собственными ногами, которые потопали домой.