Вырезать-нарезать-вклеить-арт

Осенью 2012-го в Вене, в Kunsthalle была выставка «Cut-ups, Cut-ins, Cut-outs, The Art of William S. Burroughs». На русский название переводится примерно так, как стоит в заголовке, а Берроуз – он в основном считается литератором.

К слову, совершенно непонятно, по-русски его зовут Берроузом, когда там явный Барроуз. Но в российском варианте бывает и не такое, даже сейчас. Ладно Гёте с Гейне, но вот Закеберга (Zuckerberg) тщательно именуют Цукербергом, хотя, казалось бы, послушай любое англоязычное радио и всё понятно. Ну, возможно считают его скрытым немцем, но с  Берроузом и эта версия не проходит. Вот тут его тексты, но, опасаюсь, не в слишком хороших переводах. Причина этому, в первую очередь, – его метод. Он в принципе не дает переводчикам ощутить стилистику его текста в целом.

Метод, с которым он и вошел в энциклопедии, сам он определил так: «Расширенный «метод нарезки» Брайона Гайсина, называемый мною «методом свертывания»». В общем, это про то, как составлять тексты из самых разных кусков, выбирая их откуда ни попадя. Из справочника: «Метод нарезок, или Метод разрезок (англ. Cut-up, также называемый Cut-up method или Cut-up technique) – это зависящая от случая литературная техника или жанр, в котором текст в случайном порядке разрезается и перемешивается для создания нового произведения». Ну, пока это не так важно, всё разъяснится по ходу дела.

А вот тут фаны Берроуза собрали его цитаты. Там есть и вполне реалистические заявления: «Тот, кому не страшно жить в наше время, просто страдает недостатком воображения». И это несмотря на Метод, а также на то, что Берроуз – то, что называется авангардистом, вождь андерграунда, всякое такое.

Сам метод давно рутинный. Я, скажем, его иногда использую в декоративных целях – когда в текст надо добавить какую-нибудь фактуру. Глубоким фаном Берруоза не являюсь, так что могу отнестись к делу объективно. В данном случае даже не к нему, а к выставке. Она, понятно, состоит из всего, что может иметь отношение к данному писателю. А что можно придумать в литературном музее? Рукописи, стенды с биографией, фотографии, статьи в прессе, книги. В данном случае есть еще видео- и аудиозаписи, зато – никаких там джинсов или шляпы, которые он сносил, или чернильницы. Обложки книг как раз кстати: хорошо видно, как с тех пор сильно изменилась стилистика. Сейчас будет его самая знаменитая книга.

В этом есть даже некоторая неожиданность. Вот же, авангард, прогресс искусств, изменённые состояния создания (в том числе – плохими методами). Всё это как бы предполагает безумный прорыв куда-то, а обложки – ну чисто продукт соответствующего времени. Что тут можно сказать, сдвиги сознания целиком и полностью зависят от доминирующей в то время стилистики. Собственно, как ещё – сдвигаются-то всегда от чего-то, слегка искажая уже имеющееся.

Впрочем, по части изменения литературного сознания он действительно кое-что изменил. Не в том дело, что у него в текстах всё такое сдвинутое или брутальное. Он осложнил процесс чтения, а это правильно. Потому что не рассказы же продолжать бормотать. Иногда можно  соотноситься с самим текстом, а не с байкой, которая там сообщена. Метод этому весьма способствует.

Собственно, метод он придумал не с ноля. Такие манипуляции в 20-е годы прошлого века начал производить Тцара, не говоря уже о том, что на тему монтажа как такового можно вспомнить да хоть и Эйзенштейна. Но Берроуз ввёл метод в прозаический (самый инерционный) обиход. Вообще, полагаю, именно его деятельность и была первым вариантом копи-паста. Еще в физической форме, то есть – путём вырезания кучки текстов ножницами и вставлениях их в длинную простыню на клею.

Но вот что интересно: несмотря на весь заявленный авангард, андерграунд и прочие не всегда комфортные и гигиеничные прорывы сознания, всё это было неплохо воспринято в поп-сфере. Вот же на обложке: Король андерграунда. Получается, отразил внутренний запрос аудитории на андерграунд.

Но собственно, когда этот термин возник? Лезем в Википедию: «Many in the blossoming underground movement were influenced by 1950s Beatnik Beat generation writers such as William Burroughs and Allen Ginsberg, who paved the way for the hippies of the 1960s». Ну, дело британское, но – но вдохновитель и предтеча (вместе с прочими битниками). Ну, а битники потом вдохновили хиппи, и мир никогда уже не станет прежним.

Здесь любопытна история стилистик. Вот битники, за ними хиппи. Берроуз, понятно, среди них один из главных. Всякие там кислотные путешествия на автобусах, Кен Кизи (который написал не только «Над гнездом кукушки», но и The Merry Pranksters («Весёлые проказники»)) и т.п. Тоже, разумеется, кругом вещества, но – что существенно – до хиппи. То есть хиппи тоже с веществами, но у них другое целеполагание. Вот тут про них уже было, они нежные, пригородно-природные, почти сельские. Красивенькие цвета, всё мелодичное, солнце, любовь и т.п.

Битники были раньше, однако – похоже, именно они произвели на свет нечто более вменяемое, чем хиппи, а именно – панков. Этот момент странен с точки зрения преемственности, тем более – тогда выйдет, что панки возникли в США, чего предположить нельзя. Но поведение Берроуза вполне панковское. Мало того, если хиппи – пригородные, то Берроуз вполне городской. Да взять хотя бы его метод: в какой деревне  найдутся старые вещи для коллажей или кипы старой литературы и газет, чтобы это резать и складывать в новые опусы? Чисто городское искусство.

Конечно, это всё чрезвычайно субъективно. Зато главное на выставке – не сложная личная жизнь Берроуза, не его упражнения в живописи, не жизнь битников и, тем более, не старые книжки. Там как-то получилось, что вся это креативная и просто безумная активность, она не в книжках и предъявленных материалах, а как-то чуть сбоку, позади. Ну, вот бывают ровно такие книжки или картины, которые ровно о том, что в них и на них. Детективы какие-нибудь или туристические красоты какого-нибудь города. Нет, тут получилось выставить арт как приключение с неизвестным заранее итогом, то есть – уловлен некий импульс, который к этому приключению склоняет.

В таких вариантах, увы, всегда есть некий рай для графоманов. Наличием этого импульса они могут пояснить что угодно, с этим импульсом они носятся как с Чашей Грааля, а что толку? Не будем о них, в данном случае автор умеет этот импульс вогнать внутрь того, что производится. А выставка этот импульс из-под итоговых материалов высвобождает. Вообще когда импульс берётся за основу, то его реализация – словами, картинками, объектами, звуками – уже дело ремесленное. Что, собственно, обеспечивает смысловое единство искусства такого рода: оно то есть едино. Вне зависимости от типа реализации. Но этот импульс всё равно не волшебная палочка. Там выходит иногда и полная ерунда (ну, не люблю я Берроуза, чего уж). Но не в этом дело – главное, что всё так складывается и в таком варианте. Как уж сложилось.

Тут, конечно, главное, что это – венский Кунстхалле. Это уже определённая метка для любого проекта. Последние несколько лет они специализируются на этаких почти аттракционах – выставляя в качестве выставки определённый контекст. Чаще всего без дополнительных ходов со стороны Кунстахлле сами представленные работы его не создадут. Вот, например, этот угол у них – библиотека Берроуза. Не в том смысле, что тут как у Пушкина на Мойке, 12 выставлены его личные книги, это книги, которые он вносил в рекомендательный список своим студентам (он ещё и преподавал). И вот, авангардист не авангардист, а книги вполне  солидные. Классика, вечные ценности. А справа – это можно было послушать его чтение.

Но это не аттракцион, хотя в их исполнении даже он не был бы ужасным. Там действительно иногда умеют предъявить невидимую штуку, которая и производит представляемые объекты искусства. Да, она всегда в какой-то мере будет в самих работах, но когда эти работы складываются правильно, эта штука вылезает на передний план.

И это не так, что такую фишку придумали вот только что. Уже и по выставке видно, что  даже сам Берроуз – уж на что не самый умный человек на свете – это понимал: раз уж у него ещё и всякие картинки, да и круг общения. Во-вторых, такая фишка была всегда, это публика уже образовалась настолько, что в состоянии отлипнуть от прямого соответствия: художник – рисует, писатель – пишет, и понять, что за всем этим есть что-то ещё. Ну да, теперь появились способы это «что-то» ещё и представить. Конечно, Берроуз со своим методом просто создан для кураторов и их ремесла.

Потому что дело тут и техническое. Без видео, например, всё это было бы сделать сложно. Вот так, чтобы даже широкая публика могла что-то такое смутно ощутить. А сделать надо ровно тот контекст, относительно которого представленные материалы начинают предъявлять ещё и какой-то сдвиг и расширение понятий – что, собственно, и является сейчас содержанием художественного акта.

Да, выставка заодно может служить и критикой (в плохом смысле) измененных (веществами) состояний сознания. То, что их адептам казалось неким прорывом куда-то, на деле скучно и без особой даже выдумки. Ну, собственно, какая в таком варианте выдумка — там же по определению изменяется некое нормативное сознание, так и сдвигаются ровно относительно этого колышка. А вот когда работает сама фактура – другое дело. Там все эти импульсы как живые.

***

Это — уточненный вариант того, что было опубликовано в Арттерритории.