Тут Петербург, Владимирская, возле метро. Пил кофе ― было рано, только что приехал из Москвы. 11 июня, белые ночи, но не специально, а так вышло, они повлияли только на отсутствие мест в привычных отелях, нашёл на Загородном. То есть, это я пока хожу до заселения в гостиницу — вряд ли бы сейчас уже дали номер, хотя кто ж знает: маленькие отели, да и четверг, не к выходным. Впрочем, кофе пил и просто так, куда мне было спешить, а вещей мало. Дел тоже нет, практически свободен целых 4 дня. Владимирская или уже Загородный, кофейня в новоделе торгового центра напротив церкви, сбоку там пустырь, отчуждённый забором. Белые автобусы-маршрутки, надпись «проезд стоя разрешен» ― это типа пруфлинк, что тут СПб и утро ― днём, если не с поезда, на это не обратишь внимание. Солнце, погода хорошая, дел нет. Надо бы это как-то использовать, вот что. И — то ли церковь тому причиной, то ли скопление различного мягко-иррационального именно в этих окрестностях (на Кузнечном, например, продавали мотыля, густо-бордового; в Музее Арктики, говорили, есть папанинская палатка (приятели в ней водку пили), а о Пушкинской 10 уже и не стану), но в голову вернулась мюнхенская кирха, уже в каком-то расширенном и расширяющемся варианте.
Кирха возле громадной поляны, на которой там Октоберфест. Этой весной, в марте 2015-го на её калитке висел анонс дискуссии Du sollst dir kein Bild machen von der Ordnung der Welt («ты не должен иметь четкого образа (точной картины) мирового порядка», «ты не должен рисовать себе картину мира», примерно: не строй себе системы). Вот так, уже и в церквях пишут, что теперь всё уже как-то так иначе, что не может быть никаких таких структур: старые увяли, а новые не сделать. Причём, это же они практически и о себе, то есть ― о Церкви, которая тут оказывается как бы кумиром и чуть ли не золотым тельцом. Что-то уже не позволяет (или ― ничто не способствует) строить новые схемы, а раньше-то с этим разве были сложности? Да, это католическая, со сдвигом в экуменизм кирха, внутри неё и художественная выставка, но всё же ― уже и в церкви так считают и, мало того, считают это фактом, приглашая его обсудить как данность. Внутри кирха как кирха, разве что витражи там не картинки, а разноцветные, художественно-цветные стёкла: стоишь среди них, будто внутри калейдоскопа. Но тут-то (именно сейчас тут) картина мира была стабильной навсегда: что может измениться на углу Владимирского пр-та и Кузнечного пер.? Да, за вычетом торгового центра, но я-то был как раз в нём и он не препятствовал ощущать стабильность. А вот у них там — да. Церковь была в правильном месте для подобных рассуждений: возле октоберфестовского поля. Он вполне являл собой отсутствие долговременной структуры, там всё строили только на праздник, а в марте это пространство — громадное — вообще без какого-либо инвентаря, ровное и пустое. Где асфальт, а где гравий, по краям немного травы. Мы с R. стояли сбоку, со стороны вот этой Paulskirche и курили. Через пустое пространство, очень долго удаляясь, шёл человек в черном ― видны были плащ, зонт (сложенный, он им постукивал, наверное). Слева двое запускали маленький самолёт, модель: она взлетела, они ею управляли. Наискосок направо высился крупный монумент. Мы до него дошли, конечно: громадная Бавария (ну, тётка), с возможностью оказаться в её голове. С виду чугунная, но потемневшая бронзовая. Внутри неё сзади лестница, которая вела наверх, откуда — как утверждалось на табличке-объявлении — можно будет смотреть. Непонятно: лицо, вроде, было без щелей, может — дыры в зрачках, в сторону октоберфест-поляны (луг Терезы, Theresienhöhe ), ну или вылезать из темечка. Высота — метров 20, ещё постамент метров 10 (дверь в статую сзади в постаменте) и ещё холм с лестницей, метров 20. Далеко видно было бы. Но только этого сделать было нельзя, даже если бы в зрачках и были дырки. Не сезон (работает с апреля по 15 октября). Наверное, в самом деле предлагалось зайти в голову.
По другую сторону от плаца попалась китайская харчевня. То ли на Шуберт-штрассе, то ли на Моцарт-штрассе — какой-то локальный кластер наименований возле Кайзерлюдвигплатц. Так бывает, да ― как пачка Рот (ныне Красноармейских) в СПб или как в Риге в Зиепниеккалнсе: Картофельная, Луковая, Зерновая и т.п. А тут Шуберт-Моцарт-Бетховен-Гёте и др. Но там же и фастфуд в китайском магазине, лапша за 3.50 примерно, небольшая была какая-то сумма, а лапши много. Еды захотелось вне зависимости от кирхи, Октоберфеста и Баварии, потому что мы ж не в отелях с завтраком, а на окраинах по airbnb. То есть, не может быть этих, структур длительного действия, а что вместо них? Получается, что точки зрения: откуда смотреть/ощущать. Но это же, вроде, привычно — тебе выдают точку зрения и ощущаешь в соответствии с выданным. Нет, не так. Тут должно выдаваться наоборот: выдаётся то, что можно ощутить, а уже это как бы делает, фокусирует саму точку, выталкивая её из суммы. А точка, возникнув вполне по уму (у кого уж какой), организует всё ещё дальше. Кто бы мог бы заметить эту бумажку на кирхе, как не человек (условно), которого эта тема колышет: у него, значит, эта точка уже была.
Так что, находясь на Владимирской, ясно, что нужна другая церковь, то есть — и другая религия тоже, которые всякий раз возникали бы в какое-либо время в каком-нибудь месте. На нечётких, но ясных основаниях. Вариантов много, принципиально различных. Где-то пляшут и поют, например; всякое на тему релаксации или чувственности. Но такое скучно, просто ж какой-то вялый разлом на фасетки и вылизывание подобранной. По факту такого полно, скучно. Хочется чего-то нелинейного и его надо сделать. Но в СПб мне это сложно: много личных историй, что уж о том, какое здесь всё твёрдое историческое. То есть, именно здесь попытаться и следует.
Кроме того, к этому подталкивает ситуация: случайно, не планируя я оказался в СПб, причём — как отдельный и изолированный персонаж, пусть даже город практически и заштрихован для меня моими прошлыми перемещениями по нему. Также СПб, как таковой, вообще не может склонять к таким системным раздумьям — свои картины мироустройства там поддерживают интуитивно, бессознательно и всегда. Пусть даже они и устранили изрядное количество распивочных. Впрочем, в основном — в местах, ставших совсем уж туристическими. На Стремянной, во всяком случае, не тронули.
Допустим, тут может иметь место нечто энергетическое (энергетическое — потому что выше была китайская харчевня, ну и по смежности дальше ци, цзи et c.), нечто чёткое, но без стабильной структуры, которое (даже при наличии у нечто конкретных внешних форм), можно увидеть — ну, сначала себе представив — как линию: что-то происходит и как-то длится. Соотносящийся с нею человек тогда тоже превращается в линию: что-то происходит, меняется и это хорошо: сняты все противоречия между местом, временем и тобой, причём сам ты идентифицируешься уже только по ходу дела. Превращаешься во всё, что ни попадя, постоянно модифицируясь в соответствии со здесь и сейчас, ну а эти здесь и сейчас зависят от того, в кого ты тут теперь превратился. Какая ещё стабильная картина мира, когда вообще непонятно кто, что и где. Этот вариант отвечал нашей (с R.) онтологической позиции: вчера было вчера, завтра — будет завтра, ну а сегодня обо всём этом можно и поговорить. Вот и разговариваем, держа в уме непрекращающиеся превращения.
Электричество тут (в месте, где Владимирский становится Загородным) можно юзать как объяснялку. Потому что накопить его нельзя ― разве что в аккумуляторах. Тогда это будут шедевры, знаменитые картины, великие авторы и т.п. Но аккумуляторы требуют обслуживания: чтобы школьные программы, музеи; подзарядка через мифологизацию, включение в туристические маршруты, — уж в СПб-то понимают. Придумывать надо иначе. Новая религия (да пусть уж будет религия, раз за неё зацепилось) должна быть переменчивой и быстро настраивающейся. Не массовой, конечно — теперь-то всем понятно, что счастье не в массовом движении куда-то. А если это кому-то и непонятно, то они здесь не целевая аудитория, пусть живут где-то у себя.
На каких основаниях строить? Делать всё совершенно заново – ну, ерунда. Пусть Новое Небо началось даже ровно сейчас, но до этого что-то всё же было. Не из ниоткуда же мы взялись, длительность сознания у нас надёжна. Также есть и бытовая сторона: тут для всех теперь информационно-коммуникционное перенасыщение, очень слишком много букв со всех сторон во всех видах, скоро никто и не поймет, что вообще означает «стабильность». Тут-то и явится Будда, заместивший на колеснице Кришну, и его, уже Будды, Вселенская форма примется стирать все описания.
Логически рассуждая (да, именно в СПб, на Владимирской, при наличии тут рядом 5 углов и ул. Рубинштейна, а также давнего «Сайгона» и — далее — Литейного по всей его длине), мысль обо всем человечестве возникнуть не могла. Мало того, по ходу прогресса (пока тот ещё не победил, как теперь) возникали варианты, которые не требовались всем подряд, но неплохо делали жизнь для каких-то (не так, чтобы больших) групп общества. Например, имевшим отношение к вышеупомянутым топонимам (Пять углов, Литейный, «Сайгон»). То есть, всегда был и другой вариант того, как всё устроено. Значит, миров — как следует из этого — как минимум два. Но, коль скоро их уже два, то их сколько угодно. Все они как-то пришиты к общедоступным обстоятельствам, откуда следует, что совет завязать с обустройством картины мира относился именно к массовому варианту. Конечно же, если тут полно всякого такого, то какая может быть Bild von der Ordnung der Welt. Драйв не раздается централизовано, организованно-единообразным способом. Вообще, этот текст косвенно связан — потому, что это пришло в голову именно теперь — с историей, произошедшей 15 апреля 1987-го, то есть — 28 лет 2 месяца и 27 дней назад относительно времени написания этого абзаца (11 июня 2015-го). В ДК РКИИГА, в Риге на ул.Ломоносова был концерт «Поп-Механика плюс Westbam». В 2002-ом издали и альбом, приделав к части Live At Riga ещё и Live At СПб, хотя вот там (то есть, в данном случае — тут) такого концерта не было, трек просто склеили из нарезок, в том числе и рижской. Что также определяет правильные метод и подход: какая разница, было или нет, теперь-то есть. Потому что некоторые вещи самостоятельно держатся на неких собственных основаниях, а иначе бы откуда они тут взялись. Так что всё равно, как именно они появились.
Так что пред(по)лагаемое религиостроительство должно быть ловушкой для чего-то, что хорошо. Оно не системно и возникает откуда угодно, не согласуясь с чем-либо предыдущим. Ну да, это понятная тема и мысли о ней — примерно как фастфуд, когда голоден. Следовательно, она и должна удовлетворяться примерно так же, наскоро? Нет. То, что требуется, как раз не может быть фастфудом, поскольку тот абсолютно стабилен, мгновенно выстраивает Ordnung: он же всякий день один и тот же, быстрый и тут же сделается ровно схемой мироздания, а речь ведь не о том, чтобы раскинуться в тёплой овсянке. Тут повсюду вокруг приключение, а пытаться узнать, где во всём этом штепсель, чтобы счастье навсегда — неверная постановка задачи и кривая стратегия.
Но то, что тут возник фастфуд, это хорошо — всё время нужны глупости, штампы, общие места, онтология для чайников, оценочные суждения и эмоциональные чувства. Потому что в этом изощренность предмета: вот тут всерьёз, а чуть в сторону — уже совсем фигня какая-то. Поэтому ещё одно мусорное рассуждение: в «Солярисе» нечто выкидывает из себя каких-то кукол. Считаем, что это мозг (условно) автора: что-то внутри него выдавило их на поверхность сознания, там он этих кукол уже различает и теперь сочинит про них историю. Чуть более психически изощренный автор может заинтересоваться тем, почему сегодня именно такой набор ― слоники или оловянные/пластмассовые солдатики. Тогда это будет как гадание по по внутренностям своего мозга, как по картам: тогда же не думают о том, почему валет бубей выглядит в этой колоде именно так или о том, почему выложился именно он, но — о всём возникшем раскладе. Что-то раскрылось и легло вот так, а тот, кто тут при делах, одновременно и демиург, и потребитель. Небо замыкается над ним, фокусируясь зайчиком на его темечке.
Куклы производятся в неисчислимых количествах, безостановочно. В освещённую вдали бесконечность идут-уходят колонны пупсиков, о них сочинят (~яют) тьмы историй. «Качественное вкусное вещество «― написано на одной китайской упаковке, это вещество ещё и белого цвета, а упаковка его ало-жёлтая. Некоторые люди читают книжки как стать тем-то, о 10 самых важных местах Греции, слушают 100 лучших песен всех времён: в этом тоже своё приключение — им же может и не подойти (а тогда внутри что-нибудь неправильно составится и всё ёкнет, даже хрустнет), а есть и тайна (отчего именно эти песни или места). Причём, хоть все это может быть таким и сяким, это стабильная структура: 10, 100, как стать тем-то. Но у соляриса ещё один вариант: как, собственно, происходят куклы и, вообще, всё подряд? Да, внутри него всё булькает бессознательно, но как именно? Именно эта фича сейчас и требуется.
Машинку надо строить ровно на ней, то есть ― на ощущении наличия этой фичи. В самом деле, чего ж не сделать небольшую и компактную религию — раз уж всё зацепилось за кирху (St.-Pauls-Platz, 11). И это должна быть религия Загородного проспекта возле Пяти углов — потому что теперь я как раз дошел до гостиницы, а она была следующим от 5 углов домом. Точнее, за один дом до Пяти уголов, я же шёл со стороны Владимирской. Небольшую и компактную, разовую по осознанию, но юзабельную как методология и вне Пяти углов, не задавая при этом картины мира, никакой. Чтобы да, быстро раскладываемая, раскладная церковь на 5 углах, раз уж они видны из окна, если высунуться — да, я уже вселился. Вид простой: внизу Загородный, справа (если немного высунуться) часть Пяти углов. Слева немного видна Владимирская церковь. Надо, чтобы без структуры и ею навязываемого миропонимания, пусть даже в присутствии мощных внешних форм, которыми тут безусловно являются Пять углов. Смысл в том, чтобы — едва соотнесешься с такой конструкцией — вышло счастье. Или что-либо, что можно зачесть как счастье: пришел бы некий элемент У, допустим. Всё вокруг внезапно складывается&связывается&упс — У!: счастье и расширение личной размерности до максимума. До того максимума, который возможен сегодня. Чтобы именно так, как может быть ровно сегодня, а не как машинка, которая выпихивает очередное ритуальное «у», как пончиковая тут наискосок («Рабочие ленинградских пышечных заводов по старинному, классическому рецепту!» — внутри на стене написано, пышка с пудрой 40 гр., по 15 р. штука). Надо, чтобы вроде и нет ничего, а оно развернется этаким веером, что ну просто уф. Нет, ну пончиковая-то делает всё правильно.
Тут обязательны альтернативные, дополнительные силы (Высшие, присущие данной Церкви). Считаем ими то, что проявит себя ровно таким образом. Хотя бы и в мягкой форме: всё тут так, как есть — стоят дома, снуют улицы, все они хороши, да и день прелестный, но надо бы чего-нибудь ещё. И вот тут такая штука, с которой соотнесешься и — ух, всё изменилось, вот оно это что-то ещё уже и здесь, пусть даже оно и невесть что. Никаких ритуалов и обрядов, все должно улавливаться, устанавливаться само-собой. Ах, стану ли я счастлив к исходу 11-го июня?
Но ведь тоже что за чорт! Кто я станет или нет счастлив? Который это думает, который это пишет или тот, который вселился в номер и курит в окно с видом на типичный спб-дом на другой стороне Загородного? Да, много ловушек, потому-то здесь и приключение. Например, быть без свойств это ж само по себе свойство, да и прилипчивое. Значит, следует обнулить свою меру, втянуть свою систему координат внутрь, тогда о каких-то свойствах не будет и речи ― что они тогда вообще? Не будет валентностей, чтобы извне к чему-то цеплялись, а ты бы это отвергал, отвергал. Всё вокруг происходит, а ты — нулевой размерности и это правильно, потому что твои размерность и чувства тут не нужны, ты тут вообще не причём, пусть и глядишь на другую сторону Загородного. И это тоже фича — вторая, необходимая для приключения: улица, дома, Пять углов, а тебя нет — это приятное ощущение: вот же как всё отлично справляется без тебя, а ты не прицепляешь свои мыслепроблемы ко всему вокруг. Оказываешься собой только когда этого захотелось и это как если бы из точки вдруг бы раскрывался зонтик. Или вот, вроде бы, сдохла какая-то морская звезда или перекати-поле, а потом на них попадет влага и всё ожило. Был чёрно-белым и плоским, а стал цветным и объёмным. Точка, которая просто факт наличия тебя (его-то — как ни отчуждайся — никуда не деть), раскрывается в той размерности, которую сочтет уместной теперь, не обращая внимания на размерность пространства в котором она решила это сделать.
Этих двух фич должно хватить для обустройства новой религии. А её высшими силами теперь считаем уже конкретно то, что эти две фичи обеспечит. Пять углов тут кстати: что ж мне дома этим заниматься? Дома и так всё само собой. Итак, строим нечто, что будет производить качественное вещество У. Почему, собственно, У? Ну, Петербууург, допустим, иjууунь. Пять уууууглов.
Теперь я уже на Загородном за 5 углами и начинаю практически применять эти выводы. Именно присутствие высших сил должно обеспечивать шанс на появление У — иначе ведь и просто выпить можно, не развёртывая точку в неведомое, а наоборот — сворачивая окрестности в Байковый Ништяк. Главное: точка такая, что её нет вообще, но она может фррр и стать много чем, ergo — всем сразу. Некие высшие силы этому помогут, если дать им возможность. Главное, не ажитироваться. Это они должны сделать, а не самовозбуждение.
Вышеизложенное было теоретической частью: в неё ничто еще не поступило извне. Это только фактурные обстоятельства, элементы, неизбежные для задания пространства действия. В начале всегда обязательна скука описаний: дело было там-то, а там — вот так-то: «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С — м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К — ну мосту… » Или «В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу. Было так сыро и туманно, что насилу рассвело; в десяти шагах, вправо и влево от дороги, трудно было разглядеть хоть что-нибудь из окон вагона….». В нынешнем, пока ещё — несмотря на Пять Углов — невнятном пространстве предыдущие рассуждения должны были исходно загрузить чувства, требуемые для восприятия последующего. Да, тут такими штуками были некоторые мысли. Но что поделать, окончание всего прежнего на свете, это же серьёзно. А как же не окончание всего предыдущего, когда Du sollst dir kein Bild machen и т.п.
Но я на Пяти углах, а как можно сочинять переносную и раскладную церковь (улавливатель, преобразователь и излучатель; или хотя бы только излучатель) в этих окрестностях, когда они забиты множеством моих частных смыслов, в том числе ― метафизических? Смотри куда угодно: хоть в сторону Владимирской: раз тыщу там был, не меньше. В сторону Рубинштейна — и там тоже. В следующий створ – Ломоносова, а дальше Фонтанка с мостом на ул. Росси, кто ж не знает. Вперёд — всё тот же Загородный, а я теперь возле Театра эстрады с джазом, который всё тот же, что и лет 30 назад (Голощёкин, Графова, стандарты на скрипочке плюс медные духовые, белая манишка, бабочка, концертные платья). Налево Разъезжая, вот уж тоже новость. Если пойти но ней, то там налево бы оказалась, понятно, Б.Московская, которая быстро выводит к Кузнечному и метро, пусть даже за перекрёстком с Разъезжей она стилистически искажалась и был уже даже несколько какой-то другой город. Словом, в предыдущих вариантах жизни это место покрывало все мои запросы на вожделения, страсти, ну и на метафизику тоже. Мало того, тут жили двое друзей, на расстоянии доползти за пять минут. А чуть дальше уже и Марата, а там и Пушкинская, а если в сторону Владимирской, то Литейный; так всё и расходилось во все стороны с полным охватом всего города, который сам собой закрывал все мои необходимости в веществе У.
Предыдущая жизнь там вполне длилась, легко дотягивалась оттуда сюда, в 11-е июня 2015-го. Ощутив это, тут же размножаешься, оказываясь одновременно во всех точках города, где что-либо делал, причем — с людьми, по большей части все ещё живущими сейчас тут. Ну, где-то они здесь, заняты своими делами. А ещё и вид из окна: дома, троллейбусы, машины, парфюмерия «Скарлетт», «Магия сумок», кафе «Хванчкара» чуть левее, вывеска «МЕХА» на втором этаже почти прямо напротив, тоже чуть левее. Тут не было и не могло быть ничего нового, да и зачем, когда всё это и так хорошо. Но надо же придумать что-нибудь ещё. Вообще, на свете же интересно: вот, меняются поколения. Временем они каждое в своей рамке (сказки, мультфильмы, песенки, события, чемпионы, то да сё, некий комплект). Лента движется, поступают следующие поколения со своими комплектами, сначала малозаметными, а потом именно они станут массовыми, и никакой преемственности, никто её ни к чему не прикрутит. Некому это делать, требуются какие-то спец.ремонтники, а откуда им взяться. Предыдущие обмякают в своих комплектах или же имитируют заинтересованность в новизне, но невпопад, потому что новую байду они честно всосать не могут, да и зачем им. А у новых людей в головах чисто новые картинки, восхитительно как это всё устроено. И все думают, что они всегда прежние.
Это был типа саундчек перед началом: теперь я примусь становиться точкой, складывающей все свои размерности в ноль. Остаются город, улица, три полосы Загородного из центра, одна в сторону центра (для общественного транспорта). Они шумят, приятно. Дома тут с вывесками, почему-то строго группирующимися: в сторону Владимирской Загородный забит обувными. Не по какому-то ценовому принципу, тут дорогое или дешевое, а вперемешку. Обувной «Калевала», «Немецкая обувь», «Саламандер», ещё что-то обувное с зелёно-белой вывеской, как у Сбербанка, а может ли иметь желания нулевая точка? Ну, пока они себя не предъявляют , хотя сам этот вопрос и возник. В целом же в психике теперь доминировало одобрение всего подряд ,в том числе и любых чьих-либо желаний, которые могли бы привести в эти магазины, например.
Чуть далее по Загородному, за 5 углами и попсоджазом обнаружилась ниша, совершенно пригодная в качестве места для метафизики шаговой доступности – карман, отсутствие дома в общем ряду, а там сквер с тремя-четырьмя скамейками (белые, спинки гнутые, ну — деревянные, белая краска). Это неподалеку от магазина, где в витрине исторический плакат — чёрный прямоугольник, на нём обратной, белой графикой, как бы линогравюра в негативе – главный дом Пяти углов (Владимирская церковь вдалеке справа-выше тоже, непропорционально крупная), а в правом нижнем углу — 300, уже почти отклеившееся, где 3, разумеется, больше похоже на З, золотенькая наклейка из фольги, что ли. В сквере была ещё центральная круглая клумба, пустая. На одной из скамеек пили, конечно, меняя своё состояние на то, которое им тут подходило теперь. На некоторой жаре они это делали, чуть колеблясь в мареве, подключались к лучшим вариантам бытия. Мои отчужденность и безразличие сохранялись, желания соответствовать им не возникло, но и это — как место, так и занятие — были одобрены, пусть даже и в безличном, что ли, варианте. Также стало понятно, как именно тут находишься не полностью: а разглядываешь в окрестностях имеющиеся в них, становящиеся теперь более различимыми элементы, а они тоже не привязываются к психике, не принимались выстраивать в ней через себя связи, тем более — символического характера. Воздействовали прямо чувственно, ровно самими собой, ничего не требуя в ответ. Вот крышка какая-то валяется, ещё ерунда какая-нибудь в песке (сером, понятно). Ах, а вот проообооочка! Густо-зелёная, скажем, или лимонно-жёлтая. И ещё плотные кусты возле стены с одного края сквера, полезные по-всякому.
Данный сдвиг сохранил отношение: тут всегда так, но ни одно желание теперь не прилепляется ко мне, всё вокруг тут ровно так, как само по себе, окружённое своими дыханьями, не требует подключения к ним. Я теперь тут, но ниоткуда к тебе щупалец, которые смогли бы извлечь из тебя мысли, уведущие затем куда-либо; будто у всего вокруг щупальца засунулись им вовнутрь. Доброжелательность ко всему вокруг сохранялась, всё сделалось чётче. Вот, например, запахи дерева: есть же разница между белыми лавочками сквера, нагретыми солнцем, и стоящими в тени. Между запахами перил, когда-то покрытых лаком и перил, крашеными краской, не говоря уже о досках забора, что уж о карандаше на деревянном столе — все они пахнут по-разному. Тут же и чердачные, и подвальные запахи, ещё запах воды со стороны Фонтанки. Запах асфальта (июнь, солнце, 11-ое), песка – его тут полно, запах растений в сквере и стены за кустами, пробки, зелёной пробочки тоже запах, а также запах пролившейся из бутылки минералки и, неподалёку, пустой пивной бутылки ― какая-то бежевая этикетка; ещё раз запах сырой воды — снова, значит, ветер со стороны Фонтанки. Ну и, понятно, запах всего сквера с его травой и какими-то цветами сбоку, не говоря уже о звуках и разнообразной вещественности, окружающей эту точку: вещественности как доступной осязанию, так и недоступной. Всё это тут и никаких желаний, да, собственно, чего ж это вообще о желаниях?
Сколько сочленений должно быть у церкви-раскладушки? Первое: всё сложилось внутрь, ты = отчужденная сущность, а всё вокруг = какое оно есть и ничего не происходит, но оно как-то правильно не происходит. Второе: выбор места, где точку раскрыть. Третье: само раскрывание. Четвёртое: то, что при этом получается, но это они — и церковь, и религия с их Высшими Силами — должны уже сами. Возможно, есть и пятое, сценарий выхода: должно было произойти, но как-то не очень — ну, тогда пошёл себе дальше (сценарий — в том, как и куда именно). Хотя, разумеется, могло и произойти, тут же не так, что результат нагляден и понятен. К тому же, раз уже 4 пункт от тебя не зависит, то нет оснований планировать выход, результатом может быть что угодно, так что и ничего — тоже.
Существенно, что пока не возникла линия, которая бы продиралась к чему-либо конкретному. Также ничего из описанного не производило боковых движений, отклонений из-за перевозбуждения. Конечно, уход вбок на какой-то свой частный возбудившийся рельс – тоже неплохая история. Но тогда тут бы уже началась она, а длится — исходная. В ней теперь возникли чёрно-белые картинки, на которых все связаны и зацепились друг за друга в транзакциях различного свойства. Понятно, у меня там доминирует середина 80-ых ― середина 90-ых, потому и картинки окажутся чёрно-белыми, вот и вся метафизика. Чёрно-белые окрестности, тёмно-серые пейзажи. Чёрно-белая водка, наконец; приятели, ты сам и всё прочее чёрно-белое. Этакая серебряная из тонких ниток-точек переплетённая конструкция, как бы серебро среди ничто — то есть, тёмной пустоты; тонкая, где-то сгущающаяся, с пересечениями, и утолщениями, где-то почти косичкой или спиралью. Такие плетёные полушария, которые можно надеть на голову или даже глубже черепа, прямо на мозг. А, может, в мозгу так и есть, реально там выросло, кто ж может разглядеть. Она не делает альтернативу реальности. Не влияет, не вмешивается в происходящее тут теперь – ну, здесь же всё теперь цветное. Сетка лежит в голове как бы в смазке (мозг же в какой-то сырости), присутствует вне чувств, но как-то позволяя всему совмещаться, чисто хотя бы топографически. Части этих чёрно-белых кусков тут ещё существуют – дома, улицы, чувства. Вполне существуют, есть же Пять углов. Хотя, конечно, перекрыли проходные дворы – почти все, но на Рубинштейна один, как минимум, остался – но это надо знать, что там замок на подворотне не работает, спёкся (дом то ли 29 то ли 27). На примерно мозгу лежат эти тонкие серебряные связи, в сумме — практически авоська, и даже не в том дело, что она производит своим легким давлением на мозг кайф, она просто там есть. Конечно, при встрече с каким-либо из её элементов всё оживет, но сетка вмешиваться не станет, будет присутствовать как благожелательный свидетель или как отчужденное существо типа Хранитель Отношений и Связей. Это как в июле 2013-го в Ригу приплыли парусники (европейская регата, парусники были разных классов — от громадных до мелких, штук 200 примерно) и вокруг этого происходила социальная жизнь. Была сцена, на ней играли музыку и была надпись Liela Sakaru Mašīna, Большая Машина Связей или же связная, связующая машина. То ли так какая-то группа называется (но, вроде, такой нет), то ли это ровно по поводу регаты: плавают, приплыли сюда, связывают. Вот, в мозгу тоже она, эта БМС.
По такому принципу должна работать и раскладная церковь. Точка, в каком-то выбранном или же удачном месте не просто выкидывает из себя разные вектора, а и пересвязывает все, имеющиеся как в окрестностях, так и в самом субъекте — в нём эти сцепления произведут эйфорию и, вероятно, пресловутые мурашки по позвоночнику. Каждая новая штука тут же производит шурум-бурум, сцепляясь с уже составившейся конструкцией – и это, несомненно, работает настоящая метафизика, в такой момент легко соединяющая что угодно с чем угодно: какое-либо смысловое согласование соединяющихся фактур не предполагается, потому что кто ж знает, что именно внутри того, что может показаться, например, унылым или бросовым?
Происходит ли всё это с использованием ресурсов именно данного места (5 углов, например), строит ли точка себе пространство с учетом окрестностей, пусть и прикидываясь, будто они для нее впервые? Или же самозарождается из ноля, используя всё окрестное как сырьё, обнаруженное по случаю неподалёку? Опыт сообщает: разворачиваться может в любом месте, даже незнакомом. Как в начале, с Мюнхеном — всё там и началось, а Мюнхен нам был чужим. Что мы видели? Серое, пустое до горизонта поле Октоберфеста, ветер, «Баварию» справа (да и не зная, что это именно нечто «Бавария»), модель самолётика, Paulskirche за спинами, свои сигареты. Вчера было вчера, завтра — будет завтра, а практическая онтология в том, чтобы сегодня продолжать превращаться. Как-то оно тут и произойдёт само собой, то есть — оно уже тут. Потребуется только совместить онтологию с местностью, потому что если импульс возник, то он может рассеяться, а если возвратить себя к месту, то импульс можно держать и приключение продолжится.
Так и производится переносная и раскладная религия. Её можно вообразить, как вон ту штуку на углу Пяти углов, ну — узкую и длинную вверх. Она типа антенна-ретранслятор, а ещё и наизнанку — консолидирует здесь всё, учитывая как Мюнхен (раз уж с него началось), так, в частности, и окрестности Вены — это для примера, там жители с имперским историческим опытом давно осознали, что если жизнь так строго упаковывали в правила, а ей как-то всё равно, то иногда можно и без правил: цивилизация выдержит даже их курение в локалах.
Эта предварительно-условная штука на углу 5 углов формулирует, связывает, упаковывает в размер, могущий быть вставленным в голову, оставляя одновременно (и в ней, и в остальных местах) пробел для свободы воли и легкомыслия. Вкручивает в себя всё на свете, не упорядочивает, но удерживает в себе, делая побочный msg: да, вот это всё ровно тут, здесь. Конечно, эта громадная и даже грандиозная штука в виде торчащего на Пяти углах между Загородным и Рубинштейна дома только для наглядности, она ж своим обликом то ли излучает, то ли обязана излучать. Ну а теперь её легко убрать, представив примерно такое же, но не сам этот дом, а что-то сбоку: прозрачную и вывернутую на, в улицы конструкцию, состоящую из подворотен, вывесок и объявлений, содержащих собой (в форме предложений, сделанных на них) всевозможные желания, то есть — услуги, которые могут быть предоставлены тут, то есть — они тут нужны, то есть — иногда кому-то могут потребоваться, то есть — входят с резонанс с желаниями кого-то, пусть даже желания отчасти и порождены этими предложениями.
«С 15 мая по 30 июня – 50% на второе средство защиты от комаров»; «doctorhead» (это наушники), «МВД РФ Санкт-Петербургская ассоциация ветеранов боевых действий ОВД и ВВ» — официальная вывеска, тускло-металлическая, нормативными литерами (gaps lock включать не хочется, а shift там у каждой буквы). «Сумки Женские Мужские Аксессуары» (белое и красное); «Товары для дома и сада» (белое и голубое); sex-shop во дворе, «сексшоп» — большими, «во дворе» – помельче; pizza pasta 24, (жёлтое и красное); бюро переводов, копицентр; деловые обеды (все ― маловыразительно как-то). На асфальте «Юля — значок кролика — бордовым по белому — 94, а остальные цифры соскребли; БАНК СОЮЗ; кафе «Уставшие от счастья»; «Салон красоты Шоколад», это тёмная вывеска и золотой, но пыльный «шоколад», в слове «красоты» отвалилась крайняя палка и стало «красоть». «В честь Дня России подарок от заведения шот «российский флаг»», — нарисованы жидкие вещества соответствующих цветов в конституционном порядке, а День России — завтра, сейчас же 11-ое июня. Belwest — обувной (тот, бело-зелёный — белорусская, что ли, обувь?); Rieker, ещё какой-то обувной, красным с белым. Адвокаты; «Открытка-визитка-листовка-буклет-брошюра» слева и «Постер-плакат-портрет-картина-афиша» справа; «Crystal Castle, атрибутика из фильмов и игр»; туристическая фирма; размеры 33-43 обувь; «Отель Троицкий», между словами вставлено Mini; что то с названием Di Bora; что-то с названием ТВОЕ, а также «Центр парапсихологии, Гамбургский центр. Снижение веса — метод Rosengarten». Ещё раз «Гамбургский центр, офис 44». Хостел All Faces. SALE
Список предложений означает, что они естественны, поскольку некая Высшая Сила держит эту вывернутую конструкцию из тыщи подворотен, ворот, букв на асфальте, бумаг на дверях, вывесок единым целым, своим Высшим Сквозняком осуществляя как свое проникновение всюду, так и это здешнее единство: ни одна возможность не отвалится, всякое предложение использовал хоть кто-то. Это постоянно длящееся, происходящее связывание всего и является искомой переносной церковью, точнее — это её материальное следствие, а она, как таковая, есть возможность этой сборки теми, кто сейчас ходит тут туда-сюда. Конечно, это вовсе не потребление и не потакание желаниям. Не потребление — потому, что там же необходимое, вот те же комары (да, странно, что в гостинице их нет, вроде). А всё в сумме это никто и не потребит. Но увидишь всё это одновременно — вот и контакт с Высшими Силами, только они могут удержать все это вместе, кто ж ещё? Вывернутые наружу норы и полости предложений — типа кирпичи вавилонской башни, только лучше. Осуществление любой предлагаемой транзакции (помимо бытового результата) укрепит и естественность отношений субъекта и мироздания: через внезапно предложенный штепсель, который есть штепсель только тут и сейчас, пусть речь всего-то об услугах бюро переводов. И не важно, что кто-то может не заметить ту же пышечную, пройдёт в этот раз мимо.
Ярко-зелёным по интенсивной охре на гранёной колонне «учитель изо» – причём, зелёная краска какое-то время ползла вниз; «будь добрей, не ешь зверей» зелёным по белому напротив. Во дворе, где на входе сломан замок, по Рубинштейна в подворотне на стене голубь в профиль: стрелочка в сторону тушки и надпись «голубь» с торца стрелки. Дальше объявление «03.06.2015 — 04.06.2015 с 10.00 часов по адресу Рубинштейна 27 будут производится работы по простукиванию слабого штукатурного слоя фасада здания» – в связи с чем предлагают убрать машины, а рядом, под козырьком парадного, картина серебрянкой, изображающая слона, а сбоку от входа, уже на стене дома другая тем же: пальма и солнце; чуть дальше условный, почти пиктографический хуй, сопровождённый словом «хуй». В дальнейшем дворе зелёный куб, что ли, вентиляции бомбоубежища, ярко-зелёной он, типа половой краской, поверх которой зелёно-лазурно-желтоватым «С ДР. ЮРА» На глухой стене дома «коты»и рядом, другим шрифтом, «page 13», обе надписи на фоне пейзажа, где на переднем плане коряга, а между её рогов мелкая рощица и группа тонких грибов. На кирпичной стене, жёлтой — ближе к выходу на Ломоносова — каллиграфическими завитушками — «Тремор». Пахнет сыростью – то есть, уже и запахи; а также какое-то подгорающее масло из какого-то окна. На Литейном во дворе, где «Борей», на двери надпись фломастером «нас тут не было», ах, когда-то там ровно так же не было много кого нас. Она примерно такая, точка сборки всего на свете в СПБ из ниоткуда. Башня из сквозняков подворотен, держащаяся неведомо как, наверное — цепляются друг за друга. На Пяти углах она засвечивает свои размерности этим всем и стоит, одновременно предъявленная и невидимая.
А затем как бы брык и ничего этого нет. То есть, оно тут, но не жужжит, успокоилось. Всё как было, будто ничего не произошло, и это хорошо, потому что здесь не продукт; какая же тут, в конце-концов, Внезапная Собачка Навстречу, Намекающая на Возможность Счастья. Такие штуки должны заканчиваться ничем, иначе ж это просто ерунда какая-то.
Таким образом, сначала точка нулевой меры среди произвольных окрестностей. Точка осознаёт, как тут всего полно, но ничто не настаивает её вписать в себя. Точка принимается раскрываться, затаскивая в себя, то есть, наооборот — расходясь собой во всё, что угодно. Потом невесть что выстраивает из всего этого ещё что-то, доводя дело до того, что тут всё такое прямо уф, а затем состоится брык и всё ок. Всё сделано и произошло, она, раскладная и локальная, уже тут. Неважно, что там за углом, да хоть бы и из картона, или обрывается как декорации, или вовсе какая-либо бездна. Собственно, брык — только теперь, после этой морали, надо же было затормозиться. Частный случай раскладной религии осуществлен, он является данным текстом, теологически всё оформлено корректно: после этого на свете ничего не изменилось, так быть и должно.
Всё легко и быстро, а теперь всего-то 0:31 пусть уже и 12-го июня, небо ещё даже отчасти светлое. Да, а благая весть в том, что такое удастся всегда и всюду. Теперь же, отчасти противореча стилистике изложенного, снизу, из вставшей на светофоре на Пяти углах машины орёт лашаате-ми-кантааааре. Ну, или не противореча.