Vulpes Vulpes

Запутали вы нас вашими аллегориями, – скажет читатель.
Я отвечу:
— А вы не читайте.
Андрей Битов «Пушкинский дом»

Лондонские лисы – это те же рыжие бестии с пушистыми хвостами, что и сельские зверюги, но, добывая пропитание на городских помойках, прикормленные обывателями, они избаловались и испортили свой охотничий нюх. Помимо щедрых отбросов с наших кухонь, они не гнушаются насекомыми, червяками, слизняками и мелкими грызунами, от которых заражаются паршой. Зачастую не столько парша, сколько холодящие кровь вопли в ночи есть оправдание настороженности лондонцев к этим животным, издающим протяжное задыхающееся тявканье. Парши на лисах, впрочем, не видно, но люди держатся от них на расстоянии, не доверяя пушистому меху. И лисы, кажется, не выказывают ни малейшего желания одомашниваться.

За последние 50 лет, с тех пор, как лисы приспособились к городской среде, пресса нет-нет, да и вспомнит о рыжих переселенцах. Статьи и репортажи о лисьих похождениях непременно снабжаются комментариями экспертов: зоологов, охотников, работников санитарных комиссий и даже членов парламента. Лисы, не знакомые с авторитетными мнениями, тем временем успешно регулируют крысиную популяцию, за что лондонцы им благодарны. Случаи нападения на людей, главным образом, на детей и женщин, проникновения в дома и учинения там разрушений, хотя и немногочисленны, но время от времени присутствуют в новостной хронике. Как уверяют специалисты, это не факты агрессии, но любопытства, поскольку зачинщиками подобных безобразий бывают молодые особи, пытливо исследующие окружающий мир. Популяция городских лис в целом стремительно молодеет, поскольку особи редко доживают до седых бровей: часто гибнут под колесами машин или от болезней. Освободившуюся территорию без грызни и драки занимает новый лис, и новое поколение мало-помалу теряет навыки борьбы за ареал проживания.

Зачем лисы вообще потянулись в город? Бежали от охотников с их натасканными гончими и хищными соколами? Оккупировали города, чтобы обратить вспять вековые традиции охоты на них, натянуть нос любителям травить рыжую добычу по сельским угодьям? Каковы бы ни были лисьи хитрости – вендетта или борьба за равные права для охотников и дичи, – в городе все же легче прокормиться и найти себе уголок.

Один старый лис еще помнил, как он воевал за сквер возле церкви и дворы домов в окрестности, рыл нору и таскал туда беличьи хвосты. Лисица его давно издохла, потомство разбежалось, и он жил один. Нора его в тихой стороне церковного сквера обветшала, он редко бывал там, предпочитая соседний садик. Лис приходил сюда каждую ночь и оставался до утра в полном одиночестве, никто не смел тревожить его: ни кошки, ни белки, ни собаки. Сад был вымощен каменными плитами, по краям оброс кустарником, лопухами и цикорием. Корни растений расползались буграми, стебли торчали из расщелин, теснили камни вон. Шахматный строй плит кривился и затягивался мхом. В доме подолгу никто не бывал, за садом никто не присматривал. Лис был тут хозяином: знал все запахи и звуки, чередование теней, мышиные ходы и птичьи домики.

Однажды все изменилось. В доме поселились люди, и лис почуял, что они завладеют домом, садом и потеснят его прочь. И, хотя никто его не прогонял и не препятствовал бывать здесь, до наступления темноты путь сюда ему был заказан: в саду сновали люди, на ступеньках царила черная кошка в ошейнике и нюхала воздух влажными ноздрями. Даже дощатый сарайчик стал пахнуть неприятно и тревожно, как колеса автомобилей. Дом очнулся и сочился запахами, голосами и звуками, и это не обещало возврата к прежней жизни. Но лис не желал сдаваться и все выжидал случая заявить о своих правах.

Особенно его раздражала черная кошка. Лису хотелось завладеть этим бесстыжим существом: понюхать ее пасть, шерсть, ткнуть носом в круглый живот, почуять ее страх, наиграться с ней досыта, примучить и отпустить, чтоб она приползла к людям и внушила им трепет. Но кошку не выпускали гулять в темноте, а днем к ней было не подобраться. Она вольно разгуливала при свете дня, звякая ошейником, вынюхивая лисьи ходы и ставя на них свои метки. Подлое существо.

Однажды на ступенях остались лежать туфли с пушистыми краями. Они источали резкий запах того сорта, что хуже табачных огрызков и колесных шин. Так пронзительно пахли людские особи, выстукивающие каблуками громкую дробь на тротуарах. Лис стащил и разметал туфли по саду и сжевал опушку из кроличьих шкурок. Он ждал праздновать победу, однако в саду никто не появлялся, в доме было тихо, как в прежние времена. Потом пошел дождь, туфли намокли и никому были не интересны.

Люди вернулись в дом в одну из ночей, и утром в саду объявились черная кошка и хозяйка туфель. Кошка брезгливо трясла мокрыми лапами, обследуя территорию, пока женщина ходила из дома в сад и обратно, выносила и расставляла вещи. Это мельтешение раздражало лиса, и кошка громко мяукала, нарочно, зная, что лис притаился рядом. У лиса нервно клокотало в глотке, не в силах сдерживать досаду, он зашелся сухим кашлем, и ретировался.

Все больше времени лис стал проводить вблизи своей норы и полеживать между могил в церковном сквере. Надгробья были старые, густо декорированные плющом и мхом, дорожки из серого камня утопали в плотной траве. Днем здесь сновали люди, сидели на скамьях, кормили белок и птиц, приходил парень в ярком комбинезоне, сгребал мусор, изредка трещал и вонял машинкой, подстригая траву. В сумерках суета ослабевала, уходили и гомонливые подростки, не рискуя оставаться наедине с могилами и влажными тенями, за которыми днем можно было укрыться и раскурить косячок. Постепенно темнота растворяла все дневные запахи и звуки, все заволакивало зябкой сыростью. Света церковного фонаря хватало только на паперть, уличный свет едва добирался до разбега дорожек, а в глубине сквера деревья и тени сплетались в непроницаемые декорации. Поздние прохожие шли в обход, не пытая шанс попасть в сводку полицейских новостей. Наступало время лиса: он неторопливо обходил скамьи, обследовал урны, полеживал на ступенях церкви, вытянув пушистый хвост. Поворачиваясь к свету, он сиял зелеными глазами, остужая хмельные подгулявшие головы.

Постепенно лис забывал сад и черную кошку. Сначала он ждал, что кошка забредет сюда, увидев лиса, выгнет спину и зашипит, и ощетинится ее холеная шерсть. И лис всласть погоняет ее и, прежде чем загнать на дерево, щелкнет зубами над ее шелковым ухом и выдернет клок из ее хвоста. Черная кошка будет сидеть на ветках и дрожать на потеху белкам и надутым голубям. Потом он позволит ей спуститься и даже разрешит прийти снова и гулять вокруг. Но кошка не появлялась.

Однажды пришли две девицы, неосторожно выбрав церковные ступени для полуночных разговоров. Лис шуршал в кустах, светил зелеными глазами, но девицы не уходили, продолжая сидеть, клацать банками, щелкать зажигалками и пересмеиваться. Лис залег в кустах и следил за незваными гостьями, но постепенно монотонность ночи усыпила его бдительность, он расслабил слух и нюх, зевнул, уложил голову на лапы и задремал.

Очнулся лис, учуяв запах резиновых шин, и заворчал спросонок. Девицы по-прежнему сидели на ступенях под фонарем, молчали, и перед ними маячил парень верхом на велосипеде. Его торопливая речь и подергивания на колесах, принесших сюда запах городских улиц, насторожили лиса. Он следил, как парень вскидывает руки, как поблескивает лезвие, как девицы отодвигаются все дальше к церковным дверям, и принюхивался, раздувая ноздри и скаля зубы. Лису никогда не приходилось охотиться на людей, но тут он решил, что сквера им не уступит. Он выбрался из кустов, подкрался ближе к свету, поднял морду, поймал зрачками свет фонаря и злобно завыл. Парень замер, и девицы закричали. Он обернулся на лиса, в это время одна толкнула велосипед, и парень стал заваливаться вбок, замахал беспорядочно руками, но все равно упал и выронил лезвие. Велосипед, прогремев, рухнул сверху. Лис метнулся вперед, ухватил зубами рукоятку ножа, огляделся и затрусил к своей норе, забирая в обход.

Обнюхивая назавтра забытые в сквере газеты, лис ткнулся носом в фотографию своей морды с закушенным ножом, но себя не признал. Специалисты, включая фольклористов, уверяют, что лисы не владеют ни грамотой, ни ножом. Для читателей газет – все лисы на одну морду, к тому же фотография, торопливо схваченная дрожащим смартфоном, вышла нечетко. Сам репортаж о ночном происшествии удался: журналист подсушил девичьи эмоции, пожурил за поздние посиделки возле церкви, обрисовал лисьи повадки, коснулся истории местного прихода и церковной архитектуры. Словесный портрет велосипедиста, однако, был вычеркнут по просьбе инспектора местной полиции в интересах расследования и спокойствия населения borough¹, а также во избежание охоты на ночных велосипедистов. Журналисту пришлось переключить внимание читателей на проблему урбанизации животных на планете и рассказать про обезьян, заполонивших Дели, и про гиен в столице Эфиопии, нападающих на бездомных и бродяг.

Вскоре местный викарий хлопотал о запрете въезда велосипедов в церковный сквер и преуспел. Лис же никогда не узнал своей анонимной славы, нож остался ржаветь в норе, и можно лишь гадать, каких еще сувениров он там накопил и какими воспоминаниями тешится, обнюхивая свои реликвии.

***

Vulpes Vulpes — Лисица обыкновенная