Под маской Сиднея Рейли

Все громкие репутации раздуты, даже заслуженные. Но некоторые к тому же еще искажены, культовую фигуру восхваляют не за ее реальные достоинства, а за придуманные. Именно это произошло с персонажем, известным под этикеткой «Сидней Рейли».

В советской демонологии «Сидней Рейли» малевался самыми густыми красками как «матерый английский шпион», «злейший враг СССР», злокозненный заговорщик, особенно опасный, потому что особенно умный и хитрый как сатана. Без малого сверхчеловек. Примерно так же он выглядел и в изображении Локкарта-младшего, сына британского посла в Петрограде, вместе с которым «Рейли» собирался задушить в колыбели новорожденную советскую власть. Локкарт назвал его Ace of spies. Диссидент Револьт Пименов воспринимал его в том же духе, разве что превратил Рейли из агента Лондона в тайного агента-провокатора Москвы.

Так вот: Рейли в самом деле был выдающийся человек, но совсем не в той роли, которую ему приписывает молва.

Всегда были основания подозревать, что этот «Сидней Рейли» и операции, в которых он был якобы центральной фигурой, – какие-то фантомы. Но проверить это было трудно, живя в Союзе. А на Западе, где он в основном оставил следы, Рейли никого особенно не интересовал, даже после телесериала, изготовленного по материалам Локкарта..

Но в 2003 году появилась книга Эндрю Кука¹ — первая серьезно документированная биография Рейли. И наконец-то стало возможно сопоставить миф и реальность.

***

Реальный Рейли, как и можно было догадываться, оказался совсем другим человеком. Начать с того, что этот «английский шпион Сидней Рейли» не был английским шпионом и звали его не Сидней Рейли. А был он безнесмен из Одессы по имени Зигмунд Розенблюм, занимавшийся в основном маклерством на грани аферизма, иногда вполне вульгарного, иногда вдохновенно-виртуозного.

Расписывать его как «суперагента», тем более как английского, почти смешно. Как настоящий шпион он выступил только один раз, в Порт-Артуре в 1905 году, когда украл русские военные документы и продал их японцам. Но там он действовал на свой страх и риск, и эта его операция была более или менее случайным побочным продуктом деловой деятельности, импровизацией.

Он собирался стать заговорщиком. Это внешне похоже на шпионаж, но, на самом деле, заговор — предприятие иного рода, а именно политический авантюризм. Но так или иначе, с точки зрения привычного государственного шпионажа инициативы были абсолютно стерильны. Он пытался поддержать авантюру Савинкова, но тот заведомо был битой картой. А в Петрограде в 1918 году и в «операции Трест» в 1925 году он сгорел на первом шагу, оказавшись жертвой провокаторов. Его никто не поддерживал извне, и у него не было никакой агентуры внутри России.

Считать или не считать эти операции «шпионскими»? Совершенно непонятно, почему все, кто о нем пишет – и поклонники, и столь же восторженные хулители – как попугаи называет его затеи «блестящими». Впрочем, они смутно подозревают что-то и, рассказывая про «операции Сиднея Рейли», часто используют выражение «несмотря на свою замечательно чутье …» или что-то в этом роде. В самом деле, если он так беззаботно доверился Беришю или попался на крючок Артузову, то какой же он сверхчеловек и суперагент? Сущий младенец в лесу. Или?

Инсайдер КГБ и авторитетный перебежчик Гордиевский имеет все основания считать Рейли — по совокупности, так сказать, содеянного — «мелкой сошкой», хотя это выражение, на мой взгляд, несколько вводит в заблуждение, поскольку допускает, что Рейли играл пусть и ничтожную роль в «больших делах», тогда как сами эти «дела» были мыльные пузыри.

Контраст рейлианской мифологии Рейли на фоне реальной фактуры Сиднея Рейли произвел на меня тогда (в 2003 году) такое впечатление, что я, излагая содержание книги Эндрю Кука в заметке для еженедельника «Новое время», не мог удержаться от сарказма и сравнил моего героя со всеми персонажами живописной банды Остапа Бендера из «Золотого теленка». Как мне тогда казалось, он, помимо сходства с самим Бендером, выглядит то почти жалким (как Паниковский), то отчаянно простодушным (как Шура Балаганов).

Я не хочу отказываться от того, что писал раньше – но могу сожалеть, что на этом остановился. Тогда я в сущности всего лишь примкнул к армии профессиональных разоблачителей высокопарных официальных легенд — богоугодное, но грустное занятие, потому что устоявшиеся легенды живут собственной жизнью и разрушить их невозможно, пока они со временем не вытесняются из народной памяти.

Теперь я думаю, что репутацию Розенблюма-Рейли надо не развенчивать, а восстанавливать – и даже, может быть, возносить, но в иной роли и в гораздо более интересном контексте.

После публикации исследования Эндрю Кука версию «Сидней Рейли — корифей шпионажа» оказалось поддерживать труднее, и она была модифицирована. Его чаще стали называть не «шпионом-агентом», а аферистом или авантюристом. Это напрашивается, если принять во внимание интенсивность его бравурной коммерческой и посреднической деятельности. И хотя, опять-таки, их масштабы и успех завышаются (в силу технологии масскульта), в роли Остапа Бендера он выглядит неслабо.

Однако не в этой сфере он обнаруживает действительно редкие достоинства. Внесем теперь в образ «Сиднея Рейли» еще одну корректуру. Обратимся к эпизоду, который до сих пор не упоминали. Это – миссия Рейли на русской территории, находившейся под контролем Деникина в 1918 году. Ее тоже обычно подгоняют под образ Рейли-шпиона. Не вполне корректно. Он работал в этом случае просто как внимательный наблюдатель, пытаясь понять, следует ли странам Антанты связываться с правительством при штабе Деникина как с полноценной альтернативой большевикам. В более нормальных условиях эту работу выполняют сотрудники информационных агентств, специальные корреспонденты, или сотрудники посольств. Иногда они добывают, как теперь говорят, «эксклюзивную» информацию, но, в основном, это прямая и открытая, как теперь говорят, «наружка».

Розенблюм-Рейли прекрасно справился с этой работой. Именно после нее он был все-таки принят на английскую службу и награжден. Писал ли он регулярные донесения или общий доклад секретной службе, неизвестно. Но есть один документ, сочиненный по итогам этой экспедиции. Это записка Уинстону Черчиллю (я когда-то перевел ее на русский и опубликовал в своем блоге: http://aldonkustbunker.blogspot.co.uk), где Розенблюм-Рейли предлагает стратегию в отношении России.

Содержание ее, в двух словах, таково. Сперва Рейли предупреждает, что большевики уже победили. Это само по себе говорит о его проницательности, потому что западная пресса в это время была полна сообщениями о близком триумфе белых. Он объясняет далее, почему белые так бессильны, демонстрируя и тут редкое для того времени понимание обстановки.

После этого он дает рекомендации. Во-первых, он считал, что белому движению и приграничным государствам нужно предложить – и даже навязать — конференцию, которая учредит федерацию на месте империи. Во-вторых, он видел главную опасность в том, что красные окажутся под влиянием Германии, и считал нужным это предотвратить. И в-третьих, он рекомендовал немедленно приступить к экономическому возрождению Германии и России через специальный пул кредиторов.

Предложенная им стратегия даже сейчас производит сильное впечатление, а по тому времени просто уникальна. Лишь позднее появились признаки понимания западным политическим истеблишментом того, что Розенблюм-Рейди понимал уже к концу 1918 года, но тогда никому ничего похожего не приходило в голову

В записке Черчиллю Розенблюм-Рейли обнаруживает способность к суждению и интуицию настоящего политического руководителя, качества редкие в правящем классе того времени. Ему бы в этой роли и быть. Но именно эта роль была ему недоступна.

Вот занятная деталь. Журналист, бравший интервью у писателя Т. Гладкова (автора биографии чекиста Артузова, руководителя так называемой «Операцией Трест», в ходе которой Рейли заманили в СССР, арестовали и расстреляли), замечает: «невероятно, но он не был принят в высоком обществе». Что ж тут такого невероятного? Журналист тут же сам продолжает, противореча себе: не кончил правильную частную школу, не имел правильной родословной и так далее. Другими словами: у него был низкий статус, у него не было, как мы теперь выражаемся, социального капитала.

Еврейский выскочка и бизнесмен с сомнительной биографией. Было бы невероятно, проникни он с такой анкетой в политический истеблишмент. Во Франции еще может быть — через университет (как Александр Кожев) — но не в Германии и не в Англии.

И вот тут ключ к самой живописной и, я думаю, многозначительной стороне его биографии.

Он искал лазейку в истеблишмент единственным доступным ему образом. Знакомства, знакомства. Связи, связи, связи. Весь его бизнес построен на гомерической «пиарной» суете. Воистину: Фигаро здесь, Фигаро там. И показуха, показуха, показуха. Английским спецслужбам он внушает, что у него разветвленные связи в России, а чекистам всячески дает понять, какой у него авторитет в английских спецслужбах. Можно сказать, что в эпизодах с «заговорами» он сам себя оговорил, за что и поплатился. На деле эта суета вовсе не была такой уж успешной. Каждой связи хватало не более чем на одну операцию. Порой партнеры переставали быть ценными еще до начала операции.

Такова была судьба его связей в России после революции. Либо с самого начала они оказывались недостаточно эффективны, когда Рейли нарывался на таких же как он (Савинков). Либо партнеры его просто кидали. Если присмотреться, то Розенблюм-Рейли так и остался одиночкой, маргиналом, вольным самураем. У него не было ни надежных сообщников, ни патронов, ни клиентов. Пример: когда он предлагает создать инвестиционный пул для кредитования немецкой и российской экономики, он как будто надеется, что это сможет сделать он сам в паре с известным финансовым авантюристом Карлом Ярошинским…

Так вышло, я думаю, потому, что он стучался все время не в те двери. Его место было с большевиками. Они были ему социально близки, и в их рядах таких персонажей было немало.

Почему он не пошел с большевиками сразу, сказать трудно. Убеждения вряд ли играли тут роль. Т. Гладков считает, что у Розенблюма-Рейли никаких убеждений не было. Он был дескать прирожденным предпринимателем и просто зол на большевиков за то, что те «закрыли» капитализм, уничтожив среду, где он чувствовал себя, как рыба в воде. С этим можно согласиться, если бы под «убеждениями» имелись в виду какие-то идеалистические, возвышенные представления. Но если считать, что убеждения это «душевная потребность» (артикулированная или нет), то дело обстоит сложнее.

Похоже на то, что любовь Розенблюма-Рейли к капитализму объяснялась не столько его страстью к личному обогащению, сколько страстью к «делу», к инициативе и «новаторству» (в духе Вебера-Шумпетера), а ведь большевизм — безо всякого капитализма – открывал для одаренных и энергичных людей небывалые возможности. Во всяком случае поначалу. Не говоря уже о том, что новая власть очень быстро повернула к НЭПу, и вряд ли Рейли мог тогда предвидеть, что НЭП скоро свернут. Над ним, конечно, висел смертный приговор за участие в «заговоре послов», и ему сперва нужны были гарантии, что его отменят. Вероятно, это не было невозможно. Но для этого потребовалось бы установить личные отношения с совершенно конкретными людьми, без чего было не обойтись даже в том случае, если он хотел в новой России заниматься только бизнесом. Но он хотел больше – он хотел власти. Его страсть к меморабилии Наполеона вполне обнаруживает характер его честолюбия. Именно честолюбия, а не тщеславия. Рискую предположить, что он не мнил себя Бонапартом, но был убежден, что России понадобится консулат и думал с полным основанием, что он вполне годится в консулы. А это тем более означало бы тесные отношения с конкретными людьми.

Нетрудно, пожалуй, назвать их поименно. Прежде всего это Троцкий – ровесник и почти двойник по происхождению и социальному характеру. Я подозреваю, что Розенблюм часто ставил мысленно себя на его место. Других он сам называет в записке Черчиллю: Красин, Иоффе, Радек, названные «прогерманской кликой» в руководстве ВКПб. Это была его референтная группа, и к ней он испытывал стандартную «любовь-ненависть». Рейли не мог завести с ними шашни, и они тоже не смогли бы принять его в качестве своего. Они были убеждены в том, что их компания уже укомплектована. Тут, можно сказать, нашла коса на камень: между ними неизбежно было миметическое соперничество (revalité mimétique).

Именно это блокировало переход Розенблюма-Рейли на сторону большевиков, а не его страсть к чистогану или любовь к «капитализму», и тем более не дурацкий смертный приговор. В конце концов, он даже как будто бы придумал, как эту трудность обойти. Он, вероятно, искал выхода на ЧК – и поэтому, а не потому что поверил в сказки эмиссара Артузова про «союз меча и орала», согласился вернуться в Москву. Наверное, собирался убедить Лубянку, что он может быть очень полезен как важный инсайдер английской спецслужбы. Но, вероятно, не убедил и оказался не нужен. Хотя не исключено, что убедил, но кто-то наверху, опасаясь, что он может вырасти в опасного конкурента уже внутри советского истеблишмента, решил от него избавиться.

Разумеется, эта интерпретация личности Розенблюма-Рейли построена на догадках и, скорее всего, ее никогда не удастся документировать. Но она согласуется с известными фактами, тогда как устоявшаяся в масскультуре версия основана на выдумках. Тем не менее она упорно воспроизводится. И будет воспроизводиться впредь. Понятно почему. Она удобна разным сильным агентурам.

Сперва безусловно к этому мифу приложила руку советская контрразведка. Изображая «Сиднея Рейли» этаким корифеем интриги и шпионажа, она раздувала собственный авторитет. Победив этого титана, она сама выглядели титаном. Решающий шаг в этом направлении сделал телесериал «Операция Трест», изготовленный по материалам Лубянки. Впрочем, интересно, что там лишь подразумевается, что он крупная рыба. Гораздо больше его разукрасил Локкарт-младший, которому не нужно было заботиться о профессиональном авторитете Лубянки. Он просто надеялся подзаработать на рынке масскультуры. И подзаработал, поскольку удачно использовал (случайно или с умыслом) возможностью сблизить своего персонажа с Джеймсом Бондом в самый разгар «бондомании». Можно предположить, что ему в этом помогла британская спецслужба, которая к тому времени от скрытности начала переходить к саморекламе. С тех пор эта тенденция очень окрепла, поскольку нужно же периодически успокаивать общество, панически боящееся террористов! А в России после обморока в начале перестройки и чекисты вернулись к назойливому бахвальству.

Ну а затем инициатива переходит к артиндустрии – к креативникам. Всякая масскультовая сказка, однажды став популярной, наращивает свою популярность по инерции, и пересказывается снова, как исландская сага. В иерархии культиндустрии статус жреца тем выше, чем выше статус культа, с которым ему удается себя отождествить

Чем могущественнее культ, тем больше жрецов с него кормится. Поэтому все чаще Розенблюма-Рейли ставят рядом с агентом 007. Начало этому положил как будто бы сам создатель торговой марки «Джеймс Бонд» Ян Флеминг. Без него вряд ли б кому-то пришло в голову поставить рядом Розенблюма-Рейли и чистого спецназовца Джеймса Бонда. Или Флеминг представлял себе обоих как идейных борцов за святое дело правильного человечества? Шутка. Но теперь, когда это произошло, «Сиднею Рейли» можно приписать любые подвиги – и никто проверять не станет.

Плетью обуха не перешибешь. Придуманного «Сиднея Рейли» из масскульта устранить уже невозможно. Но извлечь из-под этого ширпортребного мусора подлинного Розенблюма-Рейли стоит. Хотя бы ради правды и справедливости к нему самому: он ведь был выдающимся человеком.

Но важнее другое. Люди никому, кроме своих близких, сами по себе никому не интересны. Они могут стать интересными для посторонних, то есть для «общества» лишь постольку, поскольку в них фокусируются тематика общественной жизни: в конкретный момент, в конкретную эпоху, или вечно-всегда. Розенблюм-Рейли очень содержателен в первых двух, а может быть и во всех трех масштабах. Но чтобы увидеть это, нужна адекватная оптика. В оптике Яна Флеминга он выглядит как Джеймс Бонд, то есть задрапированнный в плащ и с кинжалом в руке. Но по настоящему Розенблюма-Рейли раскрылся бы в оптике писателя Бальзака, например.