Водовороты Витальности

(о тетралогии Марии Малиновской «Каймания»)

Нет никакого сомнения, что перед нами безумная теория. Вопрос состоит только в том, достаточно ли она безумна для того, чтобы быть истинной.

Нильс Бор.

«Каймания» Марии Малиновской — это четырёхчастный (Iчасть, «Подселенцы», «Голоса», «Неопубликованное») корпус текстов, который представляет собой документальные свидетельства реальных людей, страдающих психическими расстройствами; откровения пациентов, рассказывающих о своих состояниях.

Когда автор данной статьи ознакомился с первой частью «Каймании», то сразу понял, что писать о ней рано и лучше этого пока не делать, поскольку всё написанное будет выглядеть антропологически сыро. С каждой публикацией очередной части тетралогии я всё более утверждался в своей прокрастинационной правоте. Тем не менее некоторые предварительные подходы к представленному art-явлению следует сделать уже сейчас.

Для начала попытаемся разобраться с жанром. На первый взгляд, из всех формально-содержательных подразделений литературы с «Кайманией» сильнее остальных гравитационируетnon—fiction—poetry. Однако в этой «шахматной клетке» тетралогия оказывается в уязвимой позиции, поскольку критериально насущный жанр документальной поэзии (без дополнительных значений и коннотаций) не способен идентифицировать речь пациента как не-художественную.

Есть основания полагать, что в приложении к «Каймании» стоит говорить об икс-искусстве, нечёткие признаки которого могут быть антропологически схвачены в рамках посюсторонних критериев.

Название тетралогии, по словам одного из опрошенных пациентов по имени Андрей, расшифровывается как «древние знания»: Дух сказал — Каймания. Каймания — древние знания.

Тем не менее напрашивается и семантико-ассоциативная интерпретация заявленного слова — «мания Кая». Отсылка к маленькому герою известной сказки даёт нам признаки, которые в большинстве случаев перекликаются с симптомами изменённого сознания, засвидетельствованного в тетралогии: инфернальность (два осколка дьявольского зеркала), разрыв коммуникативных связей (он придирался к словам), усложнение (забавы его стали теперь совсем иными, такими мудрёными), технитизация и детализация (И какая точность! Ни единой неправильной линии!), мортидальное влечение к смерти в виде Снежной королевы.

Первый обязательный вопрос, который возникает в связи с «Кайманией», звучит так — а что, собственно, происходит со всеми этими информирующими нас людьми и почему психиатрии есть до них дело?

Со второй частью вопроса вроде бы всё ясно: пациенты свидетельствуют, что им плохо — значит, они нуждаются в специализированной помощи.

А вот на первую часть вопроса точного ответа, кроме дипломатическо-поверхностного, не может быть вообще либо же он возникает, но во множественном числе, и всё это количество имеет степени релевантности:

Они (пациенты) больны, потому что сошли с ума. В этой конструкции слабым местом является, конечно же, концепт ума, который выступает в ней паттерном «нормальности», а по сути — показателем соответствия требованиям идеологического дискурса какой-нибудь «эволюционно стабильной стратегии». Таким образом, пациенты сошли с идеологии, а значит, не больны.

Они здоровы, просто в них вселились бесы. Слабость данного ответа в том, что он сформирован в рамках одного замкнутого мировоззренческого пункта, обретшего свою герметичность за счёт того, что называется «молоком матери». Впрочем, ментально не означает мимо, поэтому этот вариант, безусловно, имеет право на допущение.

Эти пациенты не сошли с ума, они не больны, потому что по сути своей являются… (далее происходит вербальная эскалация интерпретационного арсенала, где люди предстают в виде кого угодно и чего угодно). Бесперспективность такого ответа заключена в отсутствии пределов для воображения, в гегемонии субъективности. Как правило, такая позиция выдвигается против кажимостей метафизического мышления, хотя сама она при этом зиждется на куда большей фантасмагории.

Эти люди не сошли с ума, они просто перешли с одного языка на другой. Больны не они, болен язык, болен текст.

…Даже врачам приходится изучать азы языка,

который мне навязывают,

чтобы просто меня понимать… (Элина)

Слабость этой самой плодотворной постструктуралистской позиции, как ни странно, в её силе, в мировоззренческом всемогуществе, в способности легитимно черпать неизбывную энергию для своего психоаналитического творчества, подключая штекер желания к интерпретационному реактору Текста (Бессознательного, Другого, Языка, etc.); в способности периодически сбрасывать в эти Бездны неблаговидный избыток энтропии своих теорий.

Разумеется, ответов куда больше, но мы здесь приводим только магистральные реакции.

Следующий обязательный вопрос, который ставит перед нами «Каймания», звучит так — а почему все эти информирующие нас люди оказались по ту сторону «нормальности»?

История психо… даёт нам три основные функции обратной стороны реальности, которые постоянно пребывают во взаимном перетекании, превращении и гибридизации:

Потустороннее как укрытие. Личность эскапирует в него, бежит от иллюзорной реальности (Ранк), от лживого мира (Руднев), от экзистенциональной тревоги (Бинсвангер), от чего угодно.

Чутьё говорит, что бежать уже некуда,

что всё по-настоящему. (Элина)

Потустороннее как источник. Он восполняет нехватки, пробелы, зияния, вакуумы, разрывы, распад, расколотость и даже сбивает в кучу (объективирует) частицы субъекта, расщеплённого бытием, бытом, постмодерном, чем угодно. «Вся история безумия, по Фуко, это история утраты и обретения безумием самого себя» (Руднев В. П. Философия языка и семиотика безумия. М.: Территория будущего, 2007. С. 126.).

…Личность рушится. И пустота, пустота… (Элина)

…он просто говорит что он это я

а я это пустота…

а вдруг он настоящий а я пустое звено… (Пётр)

Потустороннее как клад. Он призван дополнить, стать серьёзностью (Лакан Ж. Метафизические исследования. № 14. 2000. С. 226.), сюрпризом, бонусом, благодатью, преображением, совершенством, смертью-переходом, раем, Другим, Богом, истиной etc. «Это нехватка бытия, хватившая через край» (Руднев В. П. Указ. соч. С. 94.2).

…в девятом году было видение сонное

парю я где-то вверху, высоко-высоко, а внизу огромная гора, и толпы людей разных национальностей текут, как текут толпы пешеходов, когда сливаются в одну массу, которая движется. текут медленно, но равномерно, вверх по этой горе. это вблизи меня. а вдали какие-то более лёгкие существа, от которых веет добротой, спускаются легко-легко с этой горы.

но возможно, что я уже запамятовал и с горы и другие люди спускались (святые помогающие тем, кто на земле).

есть в одном псалме давида слова: «кто взыдет на гору господню?»

кто сможет, захочет, тот и взыдет… (Николай)

Третий обязательный вопрос от «Каймании» звучит противоречиво — данноепотустороннеенаходится по эту сторону или буквально по ту?

Ответ на заявленный вопрос мы строим на основе вербальных признаков, свидетельств, которыми делятся с нами пациенты в тетралогии. Исходя из их показаний, мы видим, что потустороннеепредставляет собой мир, в той или иной степени знакомый нам благодаря снам, фантазиям, творческой рефлексии. Можно даже сказать, что по текстуальным данным «Каймании» воображаемый мир условно нормальных людей куда богаче, просто он менее чёток, ярок, обсессивен и повелителен.

Иными словами, навязчиво напрашивается следующий вывод: разные ветви древа произрастают из одного общего идеологического ствола, который, в свою очередь, удерживается в вертикальном положении социокультурными корнями.

Однако мы попробуем сделать ставку не на качество собранного вокабуляра «безумия», а на его количество, вернее, на лейтмотив лексики названных пациентов.

Итак, они свидетельствуют о Боге, о чакрах, о змееподобных кальмарах, о хоботках, о щупальцах, о мертвяках и даже о ФСБ, иногда говорят заумью, но всё это редкие точечные вкрапления на базовом дискурсе героев «Каймании»; на её доминирующем нарративе, который представляет собой набор терминов техническо-космологического толка:

внеземные, в прошлой жизни, компьютер, земная машина, мысленные провода, кабель, трансформируется, сущность, Вселенная, смена ступеней, иерархия, информационные технологии, волна уничтожения, механический, волновой, излучение, сгустки лучистой энергии, искривления пространства, синтезированный как у робота, бьёт током вибрирует всё тело, аура колебаний воздуха, через меня проходит энергия очень мощная, резонанс в голове, писк от лампового телевизора, через наушники посылаются сигналы разных частот, контролируют меня, процесс, телепорт в свой мир, эфирное тело, мыслеформы, вступить в контакт, солнечная плазма, бесформенные красноватые плазмоидные твари, забирают энергию, биополе, выделялась энергия, энергоёмкость, энергопотенциал, тёплый сгусток энергии, астрал, энергосгусток, энергоум, энергошар, он говорит программой, уйдёшь со скафандром, перезагрузка, деструктив, чип, бот, отключаюсь, радиоаппаратура, запайка каналов, голоса — это <…> реальное воздействие с помощью техники, антенны, передача сигнала на разных частотах, манипулятор, тепловые устройства, станции, мониторы, клавиатура для управления, пищалку поставили, прослушивающий аппарат, модели команд, распределение ответственности, голос это антиматерия, человеческое тело есть приёмник энергоозёр, электрические сети вечно подают нам ток, мы сами батарейки но чаще бессознательные, стреляют лучами безумия, психотропный луч, были словно газ, суррогат, хранятся нужные слоты, спецнастройка, скопления в виде шаровых молний, белые жёлтые красные тарелки видел, созвездие в виде треугольной сетки, показывал огромную чёрную планету, эволюционировавшие, вокруг летали объекты, световые явления, космическое сознание, там люди бессмертные и летают в другие галактики, космические силы, планета под гипнозом, магнитная аномалия, межпространственное, телепатия, присвоили семнадцатый уровень, континуумы пронумерованы, радиус видимости.

Для сравнения:

слово «бог» в тетралогии звучит 12 раз, семь из которых принадлежит одному пациенту по имени Иван;

корень энерг в «Каймании» произносится 20 раз, притом он разбросан по всему корпусу текстоматериала.

Однако мы знаем ещё от Антона Кемпинского об особенностях шизофренической космологии, о том, как её «мир наполняют таинственные энергии, лучи, <…> волны, проникающие в человеческие мысли и управляющие человеческим поведением. <…> Из человека эманируют флюиды, телепатические волны. <…> Люди являются дубликатами существ, живущих на других планетах, автоматами, управляющими таинственными силами» (Кемпинский А. Психология шизофрении. М., 1998. С. 135.).

В связи с этим автор данной статьи специально спрашивал у Марии Малиновской, было ли хоть что-нибудь общее между свидетельствовавшими пациентами, будь то диагноз, возраст, социальный статус, etc.

Нет, не было, по всем показателям наличествовала разность и отсутствовала тематика выборки!

Тогда почему потоки сознания такой разнородной массы пациентов кренят анализ в сторону — уфологии?

С точки зрения «просвещённого здравого смысла» основа уфологии Космос (всё, что с ним в той или иной степени связано) лучше всего подходит на роль потустороннего, поскольку он доступен взору, не вымышлен, красив, бесконечен и, самое главное, социален. В нём болтается много идеологического мусора как инструмента для понимания космопространства и говорения о нём. Без этих социокультурных ключей «безумец» воспринимал бы невидаль космического весьма ограниченно, она бы не вызывала у него плодотворного интереса.

Техническоеже как неотъемлемая часть космическоготакже является идеальным материалом для конструирования потустороннего мира, поскольку оно проходит по ведомству Другого, а глубже, символизирует максимальную инаковость неодушевлённого и при этом двигающегося, функционирующего, осязаемого, не вымышленного. К примеру, та же фауна, флора и даже человеческие трупы проигрывают техническомупо части соответствия главному безумному концепту — «даль за пазухой», потому что животные и растения живы, то есть в этом смысле человекоподобны, близки, а трупы хоть и безжизненны, но являются людьми и поэтому тоже близки.

Также столь частое упоминание пациентами технологизмов можно расценить как новое безумие, вызванное расцветом насущной техноэпохи. Но тогда непонятно, почему в тетралогии нет ни одного упоминания о мобильном телефоне, а об интернете говорится лишь единожды: …на снимках есть в сети… (Иван). И неясно, почему это «новое безумие» не переполнило речь пациентов, скажем, пропозициональными установками как реакцией на новизну; вводными сомнениями, идущими вразрез с оксюмороном «нормы психопатологии».

Тем не менее, несмотря на вышеизложенную аргументацию «просвещённого здравого смысла», мы имеем право на вероятностное допущение того, что с героями «Каймании» разговаривают или же влияют на их волю реальные силы внеземного (внепространственного) происхождения. Такое право нам дают уфологические исследования, согласно которым только малый процент из всей той информации, что поступает на стол к уфоаналитикам, является достойным пристального изучения. Но этот процент есть!

Также мы имеем право и на религиозное допущение того, что все вышеперечисленные техническо-космологические тирады — бесовского происхождения. «Сколько мириад злых бесов, и сколь бесчисленны виды козней их!» (Антоний Великий. Добротолюбие, том I. Наставления св. отца нашего Антония Великого о жизни во Христе, извлечённые из слова его в жизнеописании св. Афанасия. Наставление 32-ое.).Впрочем, в этом случае мы вынуждены признать, что так называемая нечисть эволюционирует вместе с человечеством, находится с нами в некоем жизненном единстве и, что самое сенсационное, зависит от нашего цивилизационного прогресса, то есть и от акторно-сетевой теории, и от спекулятивного реализма, и от технотеологии, и от коинсидентологии, etc. Однако трудно представить, что заявленные сущности разговаривают друг с другом примерно в таком ключе: ”Братья, тут намедни Илон Маск «OpenAI» основал. Так, может, есть резон подключиться нам к их искусственному интеллекту?”. Разумеется, и метафизика, и уфология расценят такой разговор как литературный вымысел, но для последней в этой выдумке есть форматный магнит достоверности — эволюционная разница между условными цивилизациями, вызванная различными скоростями научно-технического прогресса.

Однако мы не воспользуемся правом напрямую развивать уфологическую тему из рассматриваемой тетралогии, поскольку, будем честны, литературное поле не выдержит приземления реального НЛО.

Впрочем, неопознанноемы всё-таки не оставим, а перевоспримем:

Мишель Фуко: «Впадая в безумие, человек впадает в свою истину, — что является способом целиком быть этой истиной» (Фуко М. История безумия в классическую эпоху. М., 1997. С. 502.).

Отто Ранк: «Невротик живёт в более истинной реальности, тогда как нормальный «средний человек» живёт иллюзией» (Ранк О. Травма рождения. М., 2004.).

Вадим Руднев: «Можно сказать, что психотик ближе к смерти как истине в последней инстанции. <…> Чем более значительную истину хочет сообщить человек, тем более характерологичным и патологичным является язык, которым он пользуется. <…> Безумный язык и безумные теории в пределах развития человеческой культуры более фундаментальны, а бытовой язык производен от них. <…> Язык, который субъект слышит при галлюцинациях, это уже не обычный человеческий язык, это язык потусторонний, «базовый» или «фундаментальный», язык, как называл его Даниель Шрёбер, на котором общаются с другими мирами» (Руднев В. П. Указ. соч. С. 125, 142, 143, 272.).

Таким образом, если устами «безумца» глаголет истина, то это самое прямое высказывание из всех возможных!

Стало быть, мы вправе сделать заключение — главным субъектом/объектом art-высказывания в «Каймании» является некая непознанная, невымышленная, реальная, истинная сила, которая с запредельной прямотой говорит с нами устами названных пациентов.

Дальше у нас развилка: глаголет субъект или объект?

Если субъект, то здесь мы упираемся в неометафизический тупик, на сегодняшний момент времени нам сквозь него не пройти. Однако уже сейчас можно констатировать факт того, что описанным в тетралогии сущностям до человека — есть дело! А это расценивается нами как не-безразличие (витальность), особенно выделяемое на фоне почти повального мирского равнодушия (символической смерти). И человек отвечает описанным сущностям не то чтобы взаимностью, но неким коммуникативным драйвом в духе «гибельного восторга»:

…подумывал поначалу как бы это по-быстрому и не больно уйти из такой жизни а потом ну такая злобная любовь к ним проснулась из глубины… (Евгений)

…и вдруг кто-то вынул моё сердце и сжал его

было приятно до боли приятно

истома или нега даже не знаю как выразить

сменилась чудовищным кайфом… (Виктор)

…меня с тех пор стало жарить как бы накачивать огнём это приятно… (Станислав)

Если же речь идёт о повелевающем объекте, то, скорее всего, мы выходим наэнергоэволюционизмсо всеми вытекающими из него объективацией и дегуманизацией.

Здесь только не нужно путать распространённое ныне объектно-ориентированное письмо с письмом объекта из «Каймании»! В первом случаем объект является продуктом воображения «нормального» автора. Во втором — фундаментально-реальной истиной, перформативно доносящейся из сингулярности «безумия».

Когда мы говорим о передовой поэзии, то прежде всего имеем в виду попытки преодолеть замкнутость репрессивной системы, в которой царит алфавитно-антропологическая энтропия, когда информация рождается из комбинации (букв). Более-менее релевантных способов преодоления, на самом деле, всего три:

Необратимое выворачивание наизнанку языка. Оно представляет собой творческую и радикальнуюпереработку использованного и уже агонизирующего алфавитного сырья, то есть попытку подвергнуть всю эту энтропийную материю прессингу, сжатию, попытку спровоцировать коллапс с последующим выходом в условную «чёрную дыру». Однако проблема в том, что данный способ не подразумевает рефлексивного приближения к открывающейся «сингулярности».

Субъектно-объектный эгалитаризм. Он даёт возможность преодолеть антропологическую клетку путём слияния субъекта с неодушевлённой материей (перекликается с идеей трансцензуса), но слияние это искусственное, «нормальное», достигаемое за счёт техногенной модернизации передовыми идеями авторского воображения и когнитивности, а по сути — реанимации отмирающего дискурса сознания. Мало того, данная мировоззренческая art-модель подразумевает преодоление не самого алфавита, а ветхого отношения к нему.

Кибертрансгрессия. Она позволит преодолеть ААА (алфавитно-антропологическую апорию), но лишь когда ИИ (искусственный интеллект) превзойдёт все возможные ожидания по части мыслительной манёвренности, то есть достигнет некоего суверенитета (цифрового постмодерна).

Теперь же мы констатируем, что тетралогией «Каймания» Мария Малиновская уже совершила два фундаментальных прорыва:

1. Открыт невымышленный, реальный, истинныйart-субъект/объект уфологической вероятности.

2. По отношению к алфавитно-антропологическому магниту «Каймания» находится в центробежном рвении, поскольку с айсберговой мощью сенситивных откровений пациентов алфавит уже не справляется, а весь их свидетельский информатив принадлежит кому/чему угодно, только не Антропосу.

Мы вынуждены признать, что тетралогия Марии Малиновской стала рубежной не только для самого автора, но и для передовой литературы в целом, когда уже невозможно писать дальше без оглядки на «Кайманию».