Левее альфы, правее омеги

Обломанные ожидания – это понятно. Куда-то едешь и предполагаешь, что там вот так, а там — иначе. Но если ожиданий не было? А не так очевидно: раз уж есть слово «ожидание», то что-то такое присутствовало, пусть как фон. Иерусалим. 2011 год, середина февраля, уже жарко и цветут маки, что ли, или анемоны, алые. Поехал туда не специально, на книжный фестиваль, в лучшем варианте – репортером. Еще и спешно, так что времени на сочинение ожиданий и не было. Впрочем, место такое, что фона хватает. Но фон действует случайным образом, как-то невпопад. Почему-то вспомнил, что Гоголь, вроде, приезжал в Иерусалим на поезде, откуда-то. Но там нет железной дороги, в 2011-ом не было, я смотрел как добираться из аэропорта. Это минус-ожидание реализовалось, Леонид Шваб показал здание старого, бывшего железнодорожного вокзала. Рельс не было. То есть, сначала железная дорога была, потом ее не стало. Теперь, вроде, снова есть, но реальный вокзал в другом месте, а старый сделали тусовочным местом.

Еще Шваб показал разные районы, в том числе и дерево, на котором поселилась сова, но в тот день ее не было. Ходили на рынок (меня просили купить шалфей). Возле рынка, не со стороны Яффо, с другой, параллельной Шваб сказал, что где-то тут жил Тарасов, то есть тут места и Анны Горенко. Я и не думал о том, как выглядели местности Горенко, ну а теперь знаю.

 

Горенко, это так:

 

Словно Англия Франция какая
Наша страна в час рассвета
Птицы слепнут, цветы и деревья глохнут
А мне сам Господь сегодня сказал
непристойность

 

Или я святая
или, скорее
Господь наш подобен таксисту
Он шепчет такое слово каждой девице
что выйдет воскресным утром
кормить воробья муравья и хромую кошку
из пестрой миски

 

А Шваб — так:

 

Нет, никогда не может статься,
Чтобы электрик молодой
Не отрицал основ естествознания,
Не рисковал жизнью.
Он повествует о войне,
Неразличимой невооружённым глазом.
Радиопомехи беспрестанно вмешиваются в его речь,
Прощай, электрик.

 

Впрочем, у настоящих обломавшихся ожиданий тоже нет четких контуров – если очень хочешь, то ощутишь что-нибудь. Что до фона, то у меня понятно какой, ХГГ и христианство, которое как бы отсюда. Более знакомого для меня тут нет ничего. Но не было никаких предположений и о том, как именно все это устроено: гора, гроб. А местных обитателей вряд ли интересует эта история. Кажется, они вовсе ее не замечают. Ну да, в Риге в старый город тоже захожу только по делам, но, кажется и вообще не замечают – а на рынок чего ж не зайти. Все вполне бытовое, за вычетом своих святынь, которые тут же. Тем более, зачем тогда еще и чужие. По городским раскладам христианство вполне мелочь, какая-то случайная история.

Вот гора. Вещевой рынок прямо у входа в ХГГ. По дороге туда галереи: темные, ярко обвешенные из лавок, в которых всякое мелкое, цветное, блестящее. Над Виа Долороса перекрытия, крыша. Вдоль нее парикмахерские, всякие лавки. На Пятой станции кебабная и можно даже думать, что все, как две тыщи лет назад. А почему должно было стать иначе? Уж не знаю, кто из паломников что себе представлял, а у меня ожиданий не было, так что нормально: да, тут была такая-то история. Тогда было так, сейчас примерно так же, надо полагать. Разве что в лавках ассортимент больше.

Явное несовмещение этого пятачка с временем и характером цивилизации, к которой имеешь отношение. Тут не пафос типа вот же какие закоулки все это сделали, мыслей о неком промысле нет. Это как камень «Откуда есть пошла земля русская» сбоку от Десятинной. Ну, может, оттуда и пошла, а чего там этот камень? А лежит. Ровно ли в том самом месте? Почему всегда должна быть точка, чтобы что-то началось? Даже ж Будда оформился под неким Ficus religiosa, чтут и фикус. Впрочем, причиной буддизма не считают. Вообще, может ли начаться что-то, чего еще нет?

Рынок какой-то, история, которая тут, для местных мало что значит, но все изменила и построила на других территориях. Причем, никакой стилистической связи, кроме заимствованных тем для картинок. Ладно, идеи переносятся и живут другой жизнью, но – чтобы до такой степени? Есть Новый завет, а есть, например, Кузанский, 15 век: «Думая о Боге, надо по возможности в простейшем понятии охватывать противоположности, опережая их в предшествующем им единстве; скажем, различие и нераздельность в божественном нужно мыслить не как два противоречащих качества, а в предшествующем им простейшем принципе, где различие есть не иное что, как нераздельность». Очевиден же сдвиг, тут-то ничего этого не было. Тут и Троицы не было. Так, точка привязки, исходная история в четырех вариантах (трех нарративных и одном дескриптивном), а где-то — примерно две тысячи дет цивилизации и культуры.

 

То есть, это же даже круче — то, что эта история совсем не отсюда, а как-то сама-собой, а своей логике, с постоянными скачками и развитием. Ну сыграл бы другой эпизод, смотрели бы на другое место. Индусы вот как-то обходятся без конкретной точки в природе, — разве что Курукшетра, так и то иллюстративно. Ну это так, а вообще тут приятно. Город, район такой, район сякой. Тогда по Яффо еще только тренировали трамваи, теперь они уже давно ездят, так что все происходят. У всех свои дела, понять их нельзя, вывески и указатели понять нельзя тоже, нет латиницы. Только глядя в витрины. Так что тут сдвиг к простым вариантам – чисто визуальным. Копты, например. Сразу за ХГГ, с другой стороны его стены. Вершина горы, вымощенный двор. В центре какая-то штука с куполом – тоже каменная, невысокая. Может, печка, хлеб делать. Низкий каменный дом за ней; в стенах двора небольшие зеленые двери, в одной за стеклом надпись «Эфиопия», зеленым на желтой картонке; почти пещеры. Старые стулья, колонка с водой. Швабра прислонена. Вход возле 9 станции.

Просто арт-проект какой-то, отдельная монада. Обособленная, даже туристов тут мало, да копты их и не замечают – например, чтобы продавать магнитики и вести экскурсии. Так, пройдет кто-то из монахов через двор, скроется в углу. В окне старые шкафы, выкрашены белым, давно; старые бумаги, горшок с искусственными цветами. Бывает так, бывает этак. Существуют своей монадой, сопрягаясь с другими только потому, что на одной горе. Вообще, хорошая же идея у крестоносцев — отвоевать Гроб Господень, то есть — пустое место. Тоже ведь отдельная монада, можно было бы и с собой просто забрать, вычленив из постороннего контекста: монада-пустое-место. Им-то тут она зачем?

Брайант, из спекулятивных реалистов, однажды разъяснял подход: «Как люди взаимодействуют с миром, как обеспечивают отношения с ним разные культуры? Впрочем, что имеется в виду, когда речь заходит о человеке? Есть ли тут однозначность? Разве люди разных гендеров, различных классов, интеллектуалы, аутисты, строители и другие одинаково входят в отношения с миром? Разве этот доступ не зависит от технологий, которые мы используем для расширения наших физических возможностей?» И не только человек: «Какими способами связи с миром обладают вомбаты, институции, звезды, кустарник?»

 

Кто именно что тут может/должен ощутить, какая схема человека работает в Иерусалиме, где множество контекстов, большая часть — чужие? А еще контексты, различно слоисты для разных людей. Контексты исторические влияющие (на что-то); не влияющие, но неизбежные (в этом месте когда-то). Известные почти всем, известные немногим. Контексты для этой группы лиц, для другой. Каждый предполагает свое, а чужое и вообразить не сможет. Это просто, в любом тексте всегда полно контекстов, но читатель уловит свой, для него нет выбора, он читает книгу в своем пространстве: в том, в котором живет. Никто и не прикинет, что там было основным для автора и что именно определило текст. Читая одну книгу — все читают свои, конечно. Вот и тут, что главное и откуда смотреть? Ну, тут как раз понятно куда смотреть и что главное. Но в каком пространстве это — наличие ожиданий и их возможный облом — происходит? Реальном сегодняшнем, историческом, мистическом, мистическом, гипотетическом, в каком-то личном или даже в художественном, а, может, во временном, ситуационном, которое ненадолго возникает сейчас в тексте?

Главный, допустим, христианский. Тут он не главный, но другие не главные для меня. Такой контекст, этакий — никакого оскорбления чьих-либо воззрений, потому что вот как-то так все устроено. Контекстов много, ничто не выстраивается линейно. С чего-то начал, дальше как-то стало прицепляться, что-то раскручивается. То есть, сам раскручиваешь, делаешь себе свою историю. Производится какой-то сгусток смысла и ощущений. Впрочем, эта гора и окрестности одинаковы для всех.

Но все равно: в каком пространстве ты находишься в Иерусалиме и его теперь описываешь? Это и есть основное: что за пространство, которое вовлекает тебя в себя — коль скоро ты с ним разбираешься? Высшая форма детектива, просто буддийский детектив какой-то: что тут конкретно за майя, как она возникает в данной истории? Сам, разумеется, ее делаешь себе, но кто/что помогает? Чтобы это распутать, не надо фиксироваться на какой-либо линии этой истории, иначе в нее и вовлечешься. Там, конечно, тоже своя майя, но простенькая, там все может оказаться сформулированным даже в виде морали — а, понял, о чем это: надо (жить) так-то. Но здесь контекстов много, в один не влипнуть — другие отвлекают, да они и чужие. Все складывается нелинейно и непоследовательно. А тогда можешь оказаться в пространстве, которое содержит все сразу, раз уж тут такое место.

 

Или так сложно не надо, потому что тут не частное, а общее? Что ли в варианте, что сложным и самое простое напомнит об их сложном — видишь конфетки на могилках и вспоминаешь предшествовавшее единство противоположностей Кузанского. Ах, все ведут себя, как могут, но если решил как-то раз быть попроще, то в следующий раз сможешь уже только так. А тогда нет предмета речи, не может его быть вообще.

Амбиции, надежды, представления о том, кто он сам, кто бог- не бог, некто как бы бог, они же частные, все же. Не атеизм тут, просто контексты разные, пусть и одной темы. Иначе же получается сетевая религия. Единая бочка, из которой разливают лагер — все равно под какими названиями в какой стране. Или стандартное красное вино — не обеспечить же всех виноградниками? Обрели такую бочку, источник надмирного надежен навсегда. Впрочем, если он и есть, то не здесь. Вообще, если бы консенсус: да, это вот то самое, унифицированное по необходимости, потому что другого на всех не хватит, — тогда бы ладно: остальное каждый додумает себе по своему. Это о том, что у всех свои контексты. Потребительское сравнение тоже ведь было не обязательно, но естественно, как же ему не быть.

Это, наверное, из-за вещевых лавок, овощных, бижутерий, посуды, пиццерий, кебабных, арабских сластей и тп. Сияют и блещут, как леденцы. Но, все же, сказать о предсуществовании или ввести Троицу — куда круче, чем рассказать о неком Сыне Божьем. Индусы бы не поняли пафоса: да кто ж им не является? Никакой здесь полемики, ни антиклерикализма, вообще ничего анти. Просто еще один контекст, а он же есть — раз уж все это можно написать. А каждый имеет еще и свое вещество кайфа, типовую лямбду какую-нибудь: как λ выделится, так ему и хорошо. Или у него, допустим, схема из прямоугольников со стрелками (что, кто, куда), а там иногда бах и нечто загружает какой-то почти квадратик еще и некой ζ, дзетой — ощущением, не сводимым к типовым, но попавшим теперь в схему. Но разве на свете так, что вот тебе альфа, а вот — омега, а левее α и правее ω нет ничего?

 

Что за пространство, в котором это возможно, по крайней мере — такие предположения на сего счет? Ну да, тогда они и возможны в реальности: как придумаешь то, чего нет? То есть, все это ровно о том, чтобы понять: а что происходит? Даже не что, а где, в каком пространстве тут, в Иерусалиме? В реальном сегодняшнем, историческом, мистическом, гипотетическом?

Какая-то пустота, стена, кусок чего-то главного и пустая площадка перед ней, на которой регламентно радуются и водят хороводы. Могила, которая пустая. Мечеть за стеной тоже как место транзита куда-то в космос. Реконструированные башни, реконструированный язык, реконструированная пустота в гробу. Пустота отсутствия, а не присутствия: пустота в месте сочленения быта и того, что вне него. Эта пустота должна бы сохраняться, но она заполняется тут же, ее же легко заполнить, придумав что угодно, кто ж не знает. А еще ж и иерусалимский синдром.

Все же копты. У них там какая-то действующая штука, хранящая пустоту на этом пересечении. Конечно, может это совсем чужой контекст, поди пойми, что там у них за монада, вот сам и тоже додумываешь, что угодно. Но все равно, в разных контекстах и бог тоже какой-то разный; из того, что все умрут, не следует, что он у всех одинаковый или что все ощущают по жизни одно и то же. Или что вообще одинаковы: две руки две ноги, остальное тоже. А также есть вомбаты, институции, звезды, кустарник. У коптов там у входа во двор, прямо у 9 станции, еще и резервуар, CISTERN (Sing your HIMN and enjoy your ECHO-SOUNDING — написано). Вход, на стуле монах в очках, магнитиков не продает. Направо — комната-церковь, вперед и глубоко вниз по ступенькам — темный теплый водоем. Откуда он в горе — не знаю, дождевая вода, что ли? Но она теплая. Ровно первый день творения, земля безвидна и пуста и т.д. Оба Завета рядом. Там почти бессмысленно фотографировать, от теплой влажности тут же запотели линзы.

 

Ну а если что-то сложилось, хотя бы вот это, то, что ли, вышел за контексты и что-то осознал. Что? Ну, я добрался до этой фразы. Не тогда, в 2011, а теперь — в 2016-ом. Что-то сложилось, внятное. Будто какая-то машинка сработала. Да, была тема, что здесь не та история, настоящая история сильнее. А тут приквел, тизер, спойлер. Комикс с вертепами на Рождество, вербой, кроликами и крашеными яйцами, уютное. Основное происходило не здесь, но — множеством импульсов в разных местах в разное время. Вроде, успешно, во всяком случае цивилизация на месте, а то, что она не выводима отсюда — ну и что?

Но это еще не о машинке, это и раньше было понятно, а понятое теперь уже как-то невербально. Никакое не озарение, не осенило и тп, а просто могут же быть и осознания без описаний. Так бывает, часто: происходит или возникает что-то, что отодвигает все контексты, не имея уже к ним отношения. Вот это — машинка. Будто контексты и возникали для того, чтобы дать ей сработать, ну а они теперь не так, что стушевались, но чуть отдалились и видны уже все. Машинка сработала и возникло пространство: это ничего, что не сможешь его объяснить. Только что не было, а теперь есть. Не связано с приквелами, анонсами, ожиданиями, с тем, что было вчера, с лямбой и дзетой. Может, вообще ни с чем не связано. Такой арт: много объектов, но пространство одно, ну и смысл тоже где-то тут. Если видишь и α, и ω, то, значит, видишь и лист с альфой и омегой. Назовем что-то так, определим этак — какая разница, если эта машинка есть у каждого. Ну а в остальном тут все, как было, нормально, не мешает.

 

***

Для проекта Калиниградского ГЦСИ, «Поле цветов». Автор и куратор — Евгений Уманский. 2016, проект реализован в 2017.