Атональная Рига

Этот текст – ответ на запрос Arterritory написать об андерграундных рижских людях 70-х–80-х (примерно) и о том, как тогда всё было устроено. В общем, об отчасти «русской тусовке» – она, конечно, собиралась не по этому признаку, но — по своей полной неформальности. А та возникла как по внутренней склонности людей, так – всё же – и по внешней причине: язык и сопутствующие ему связи дополнительно отчуждали нас от имевшегося истеблишмента, даже в самых его неидеологических вариантах. Тогда же, вообще-то, организация нормативной культуры-искусства была централизованной, государственной. Но, так или иначе, главным были не обстоятельства, а понимание того, что жить можно самим и по своему, вот и всё. Ну а совсем внешние обстоятельства были такими, как на фото ниже – да, это Рига (фотографии города и предметов 70-х и 80-х с сайта фб-сообщества I love Riga | Я люблю Ригу | Es mīlu Rīgu, а если фотографии картинок, то они мои).

Два уточнения. Мне неинтересно заниматься историей, описывая тогдашнюю ситуацию. Потому что (второе уточнение) мне интересен стиль (формат, что-то ещё такое), который Рига тогда произвела. Он вполне жив и сейчас. Разумеется, как-то модифицировавшись, но не оптом: в Риге всё всегда зависит от того, кто это делает, но отдельные дела как-то соответствуют друг другу. Во мне этот стиль – ну, не стиль, что-то такое – сохранился. Куда бы ему из меня деться, да есть же и люди, человек, с которым мы его, стиль, во мне сделали. У нас же все истории частные. И отношения с городом тоже.

Технические детали. Ещё одно уточнение. В Риге были люди не только из андерграунда, но не сказать, что всё было отдельно. Например, Юрий Иванович Абызов (литератор, переводчик, автор великой книги о русской прессе Латвии времени Первой республики) андерграундным-то не был (хотя и написал на пару с приятелем, Давидом Самойловым вполне отвязный цикл стихотворений о курзюпах), но в рижских раскладах участвовал и, разумеется, на людей влиял. Так вот, тут о нём речи не будет, здесь чисто справка по моим сверстникам (плюс-минус), которые (по моей частной версии) имели отношение к теме. Разумеется, это только мои знакомые, а я не тусовочный. Поэтому заодно буду указывать людей, которые знают по теме больше. Пожалуй, уместным будет и физиологическое уточнение моей точки в рижской природе: если что (в определённых ситуациях), то я траву и т. п. нет, а спирт с кофе – мог. Это же уточняет схему отношений и взаимное расположение участников исторического процесса. А спирт что же, некоторое время его даже в кафе продавали, например – в том, что в тёмно-сером доме в начале Авоту, где поворот от Мариинской. Теперь там мебель, что ли. Или секонд-хенд. Ну, или заедать спирт снегом.

Ещё одно уточнение моей позиции в рижской природе. За исключением Жени Шитова и Олега Баусова (и его «Синей двери») визуальная часть русской тусовки (определённая русскость в андерграудности всё же присутствовала) мне неизвестна. Мой двоюродный брат Саша Буссе (мы частично латыши — я на четверть, он наполовину) учился в Академии художеств, работал потом сценографом, долго был художником «Арсенала» (фестиваля) – понятно, что визуальных людей я знал там. Но о неизвестной мне части могут рассказать (не сразу, а постепенно) оба вышеупомянутых дядьки, Шитов и Баусов. Вот тут об Олеге. А Шитов (вот картинки из его фб; полагаю, раз уж они открыты, я его privacy не нарушаю) тогда любил развлекаться так.

Но у меня и литературная часть тоже несколько искажена с точки зрения чистого андерграунда – из-за переводческой версии меня-пишущего: я переводил Нейбургу, Берелиса, Озолиньша и, что ли, с этой стороны был косвенно прислонён к условному истеблишменту – в отличие от моей пишущей версии. Вообще, странно: так-то, по жизни, особо андерграундным не был, а вот по тому, что писал – ну, там. Пока не появился «Родник», хотя какой уж это истеблишмент, да и андерграунд к тому времени во мне освоился навсегда. Да и журнал уже в самом конце 80-х, а тут речь о том, что было раньше.

И вот всё, что было выше, – было маленькой и совершенно необходимой справкой. Так что только на то, чтобы хотя бы минимально описать даже схему поляны, ушла уже половина блога. Надо полагать, уже эта ситуация чему-то да соответствует. И, разумеется, если даже предуведомление так слоится, то тут не об истории, а о стиле и даже не стиле, а, что ли, о типе сознания. Стиль и т.п. – это слишком заужено, да и «тип сознания» тоже кислое определение. Словом, некая рижская материя обладала абсолютной отдельностью. Ни разу не имею в виду, что все вели себя в одной схеме, я а о том, что на основании этой материи получалось что-то всё же родственное, невзирая на очевидную разницу. Той же природы – вполне такое же, как сейчас на стенах рисуют.

Теперь уже конкретно и, конечно, совсем частная версия. По мне, так эту штуку лучше всего – не определял и не задавал – а предъявил «Атональный синдром» Олега Гарбаренко. И то, что они играли, и само название. При этом вполне можно был позволить себе обойтись и без синдрома, удовольствовавшись атональностью. Вообще, «атональность» – смешное слово. Шёнберг, который есть его официально утверждённый основоположник, очень на него ругался: «Прежде всего я считаю, что «атональная музыка» – это самое неудачное определение, подобное тому, как если бы мы называли полёт «искусством не падать», а плавание – «искусством не тонуть»» (Style and Idea, London : Faber & Faber [1975]. p. 210). Но, между тем, в рижском случае и этот смысл также присутствовал: а вот да, и чтобы не падать и не тонуть. Занимая примерно процентов 80 в рижской атональности (ну, мне кажется).

А уже она позволяла определённым образом коммутироваться с чем угодно. У меня, скажем, – с городом. Или вот по той же визуалке у меня с того времени главным остаётся Блумбергс: и сам по себе, и в качестве какой-то базовой рижской (вообще рижской, не андерграундной) составляющей. По мне, так он вообще человек, который держит город, еще с начала с 80-х. Да хоть сейчас (это 2013-ый — А.Л.) в «Арсенал» на его выставку зайти («Es nemiršu», «Я не умру»), в Арсенале, к 70-летию: там ведь та же атональность.

Что до Гарбаренко и «Атонального синдрома», то гугл их найдёт (Гарбаренко + «Атональный синдром»), но требуется осторожность. Всё это ставилось уже давно, на странные сайты, которые, среди прочего, любят подшивать к музыке ещё и exe-файлы, которые немедленно начинают вклеиваться в компьютер ему не во благо. Но выкачать можно, только аккуратно и это того стоит: музыка реальна и сейчас.

Если музыка, то и Судник, конечно, «Зга». Они (Судник, Дудкин) из Риги уехали ещё в начале 90-х, но куда ж они денутся от атональности. Какое-то время я жил с ними в одном доме в СПб, на Пушкинской, 10 – тогда ещё Жилин погиб на гастролях в Италии, и лестницы и стены дома были покрыты надписями «Шура Зга». Потом от дома-сквота осталась небольшая часть, но Судник и его точка там остались. Вообще, он есть в фейсбуке и детали можно выяснить у него. Сейчас он вполне такой же, каким был. Вот, вполне преемственно про серенького козлика.

ZGA: The little gray goat-kid/серенький козлик. 11.04.2013, ГЭЗ-21

Что касается рижских рокеров, то спрашивать надо Д.С.’а или Иру Осадчую (гугл, гугл). О Сержанте и журнале «Третья модернизация» даст справку Д.С. А я могу ещё разве что о джаз-клубе, который вполне относился к этой жизни (учитывая его ещё и как точку всасывания правильных приезжих). Банных, Болдырев, Розенберг, Раубишко, Бакрадзе, ещё много кого. Сюда можно даже Ганелина, Чекасина, Тарасова и Курёхина вписать, они в Риге появлялись всё время . Сейчас будет клип – там, конечно, не запись ровно вживую, но в сумме соответствие живого звука и живой картинки имеется. На клипе 2R2B (R.Raubisko-G.Rozenbergs-B.Bannihs-V.Boldi­revs) и ГТЧ (V.Ganelin-V.Tarasov-V.Chekasin). Дело происходит в ДК, который был на Красноармейской, а сейчас там Армия спасения. Это вторая часть фильма «Джаз в Латвии», который снял Леонид Нидбальский (президент джаз-клуба). Всего частей 9, в ютубе их можно найти по «Džezs Latvijā». Там и прогон телеги Банныхом в начале клипа – тоже аутентичный и вполне по тем временам зачётный.

С литераторами мне тоже сложно, но уже по другой причине – я ж не могу тут втыкаться в полное изложение собственной памяти. То есть, могу, но лучше бы делать это не письменно, да и тут всё же о стиле. Для меня в кругу стилево-близких были (это не личный стиль, но всё же его окрестности) Варяжцев – Ивлев – Золотов. У Золотова незадолго перед смертью издана книга («18 октября», «Pop-front», 2006; вот немного из неё на «Орбите»). Ивлев тоже умер, в Москве, на лавочке на Чистопрудном, а где его архивы – не знаю. Отлично знаю, где варяжцевский архив: когда он уезжал – очень рано, ещё при СССР в Швецию, – то отдал его мне. А потом (очень не скоро) у «Орбиты» появилась возможность что-то издать, и я отдал его Артуру Пунте. Он связался с Саввой, а тот как-то категорически запретил что-либо оттуда печатать. И зря. Да, ещё Вадик Руднев (даже в Вики зафиксирован со списком– сильно неполным, похоже – трудов ). Он уже был по части, что ли, некоторой гуманитарно-интеллектуальной поддержки процесса, в котором и сам участвовал. Вообще-то особых гуманитарно-интеллектуальных проблем у нас не было, но так – чтобы ввести наш процесс жизни в общечеловеческий контекст – вполне уместно. Тем более, что внешний контекст был вполне сумбурным и весьма разновекторным. На картинке – то, как это выглядело тогда.

Конечно, тут не о схожести, но именно о чём-то таком невнятном, но отчётливом. Конечно, потом всё это исходное менялось. Но только когда я вписывался в СПб и Москву, то не ощущал никакой семантической недостаточности. Эта штука во мне обеспечивала и моё существование как пишущего, и моё место на их раёнах. Не само место главное, а то, что когда оно внятное, то видишь и всё чужое. Ну да, у меня пишущая штука не совсем рижская. Скажем, к концу 80-ых у меня было уже все, что требуется: пространство, отношения в нем, что и зачем писать – тоже было, даже какая-то теория возникла, вполне вменяемая. Интонацию и отношение я то ли стырил у R., то ли мы этопроизвели вместе, как-то и не заметив. Тут  же много, что надо определить: на что проект не обращает внимания, на что обращает. На чём он вообще работает. Это произошло как-то само собой, проект уже был, но не хватало одной штуки, как вести себя в (при) письме. И это оказался буто в версии Адасинскомго, DEREVO. Несколько раз к ним приезжал, всё встало на место. То есть, это было понятно и до них – чего бы я иначе туда ездил – но требовалось что-то доуточнить, что ли, физически. Может, и Чекасина (с Вишняускасом) хватило бы, но тут  о том, что никакого стилистического несовмещения с Ригой в СПб не было, разве что уточнение.

И, безусловно, в Риге было много людей, которые как бы не классифицируются по родам искусств, но во всём этом тоже существовали. Скорее всего, распутать тогдашние отношения невозможно, а даже если бы было возможно, то не имеет смысла. Даже наоборот: ну вот зафиксируем всем миром, издадим, что ли, книгу – там всё и засохнет. А так всё существует. Я, во всяком случае, никаких признаков исчезновения в себе рижской атональности не ощущаю. Где уж (и как) только ни живу.

***

Исходная публикация — Арттерритория.