В обществе контента. Дмитрий Степанов

Случайные заметки для будущего комментария к обществу контента

-1.

Озвучил парижскому челику в переписке в мессенджере, что общество спектакля кончилось и наступило общество контента. Чел предложил разогнать тему, я согласился, но в итоге пишу один. Чел, не обижайся на меня, просто я, если и не анархо, то точно индивидуалист.

Так вот начнём с того, что на месте переписки остается отчуждение, цементированное (несмотря на кажущуюся поточность) в миллиарды терабайт. Вот, вроде бы, есть слова. Внутренняя организация их массива имеет форму диалога. Диалога нет. Его и не было: там, где он мерцает, всегда лишь общие места.

Чел смотрит на меня глазами отправленного эмодзи и молчит, ничего не имея сказать, и знает: что бы ни было сказано, всё — пустота и общие места. Так ведь и я уже не до конца уверен, что там чел, а не чат. Гпт.

Я закрываю нашу переписку в телеграмме. Я открываю инстаграм, я листаю ленту. Француженка, на которую подписан, делает видео, драматургия разворачивается вокруг выражения je suis juive, она публикует его через два дня после нападения на тель-авивских болельщиков в Амстердаме. В Фейсбуке русскоязычные знакомые шутят, что Амстердам стал Махачкалой. Я нажимаю mute и unfollow. Не то, чтобы я против юмора, скорее, я против русской его школы, что ли…

Левый французский паблик разоблачает механизм создания медиаповода, дескать не было никакого антисемитского погрома, а был конфликт с голландскими болельщиками, которых оскорбили тель-авивские.

Я листаю ленту и натыкаюсь на сторис, где какой-то чел на русском комментирует: так фейк или пост-фейк?

Не знаю, не знаю, но знаю, что многим моим друзьям сейчас по-настоящему страшно.

Они читают, они пишут, они реагируют. Они пилят контент. Они снимают, монтируют, выкладывают. Они обсуждают. Они ужасаются трупам с их зияющими в режиме онлайн ранами. Они боятся. Они пилят контент, в котором говорят, что боятся.

Распил, вероятно, есть базовая единица человеческого действия, метафизический жест расщепления целого на элементы ради будущего синтеза: такова суть пересборки. Здесь очевидно: коррупция есть основная онтологическая схема.

Однако суть не в коррупции, а в том, что лежит в её основе — в желании.

То есть прежде распила — желание.

Они желают. Они снимают свою жизнь, они её монтируют. Они организуют свою жизнь с учётом необходимых по отношению к ней съёмок и монтажа. Они общаются с подписчиками. Подписчики говорят: я обвиняю. Они говорят: долой ваши фейковые жизни.

Я смотрю твои сторис и спрашиваю себя: неужели я просто часть сериала, который ты изо дня в день показываешь своим подписчикам?

Я спрашиваю себя: неужели ты просто часть того фильма, который я так никогда и не покажу своим подписчикам?

Я спрашиваю себя: почему ты так и не стал кинорежиссером? Я спрашиваю себя: почему ты отказываешься снимать? Я говорю себе: послушай, ведь если бы ты не останавливался, сейчас бы ты оказался счастливым обладателем конкурентных преимуществ на рынке современного контента.

Они говорят: скоро все профессии на рынке заменит искусственный интеллект. Ты уточняешь: на каком-таком рынке?

Ты говоришь: я помню только Канавинский, там всегда можно было купить отличные специи для риса.

То есть еда — это жизнь.

Но прежде жизни — желание.

Есть способы его реализовать: корпорации предлагают нам простую схему для сколачивания быстрого и малозатратного стартового капитала в деле его реализации.

Купи смартфон с камерой, купи пакет мобильной связи с интернетом, зарегистрируйся в инстаграме, скачай бесплатную программу, начни пилить контент, перейди на pro версию программы по подписке. Корпорации обещают: у каждого есть возможность обладать своими пятнадцатью минутами славы.

Выбери жизнь, выбери стать известным.

Нет денег? Купи шестнадцатый айфон по подписке, купи мобильную связь по подписке. Ну и купи рекламу своего контента для продвижения. Заодно.

Я не могу уснуть, я листаю ленту. Какой-то чел эксплуатирует собственный жир и прикид с канавинского рынка, поёт блатные песенки, показывая миру (русскому или всему?) количеством и качеством своих подписчиков, что капитализировать можно абсолютно всё.

Здесь следовало бы на мгновение, подобное случайному толчку в метро, пока я фотографирую спящего бездомного на фоне улыбающейся напечатанной рекламной девушки, дабы создать антикапиталистический продукт, направленный на критику общества потребления, остановиться. И пояснить за базар.

Не то, чтобы я был против современного способа производства образов. Тираж — дело святое в эпоху технической воспроизводимости. Структура отношений между копиями, их различение — штуки необходимые любому современному художнику и художнице. Я и сам вчера целый час смотрел тупые видео ради дофамина.

Спору-то нет никакого. Есть, скорее, вопрос собственной гигиены, а гигиена — это, как известно, путь к свободе посредством одиночества.

А в современном мире (а может, и в любом, другом) одиночество — это роскошь.

Если у тебя есть ресурс, ты можешь выкинуть смартфон в помойку и выйти из всех соцсетей. Если у тебя ничего нет, ты возьмешь смартфон в кредит. Человеческие потребности рано или поздно толкают к социализации.

Ну и там ещё в качестве приятного дополняющего структурную базу орнамента всякие птичьи ритурнели и прочие ретерриториализации. Как пел один чувачок в свой беззаботный период конца восьмидесятых, когда делал кавер на другого чувачка: “Чтоб умереть, нужен дом”.

У меня никогда не было дома в собственности, но всегда был установлен инстаграм. Мой дом — мой инстаграм. Могу спокойно умирать.

Война в режиме реального времени, погромы в режиме реального времени, твиттер как инструмент молниеносного координирования протестных срачей внутри росоппозиции, тексты Алексея Навального из тюрьмы, посты Ильи Яшина после тюрьмы: контента всегда нужно много. Нужно много разного контента. Нужно много социального значимого контента. Контент способен изменить мир.

Контент дает шанс изменить мир. Контент обещает изменить мир. Нужно просто последовательно создавать и распространять контент. Нельзя останавливаться, иначе смерть. Нельзя останавливаться в производстве контента, иначе победа зла. Нельзя останавливаться в производстве контента, ведь на производство контента дают денeг, и контент привлекает внимание, которое потом конвертировано в символический капитал, позволяющий спасать реальных людей.

Не, ну я был в индустрии, простая же схема: пакетно дают гранты на проектную деятельность. Контент-мейкинг — всегда важнейшее направление этой деятельности. В качестве полезной побочки — спасённые жизни. Ну? Ну не побочки, а прибавочной стоимости, ок, перепутал. Прежде спасения — контент, короче.

Так говорит Мета. Так гласят посты.

Ваш контент имеет значение. Все глаза на ваш контент.

Помните, ваш контент может изменить мир.

Помните, только от вашего контента зависит, изменится мир или нет.

Помните. Помните. Помните.

Аминь.

Я плохой осинтер и так себе аналитик. Мне лень приобретать знания и осваивать навыки. Я могу лишь предположить, благо никто еще право-на-гипотезу у меня не отнимал.

Я соблюдаю гигиену, и это путь к свободе-посредством-одиночества, как мной сказано выше было уже. Вот знания и навыки не путь к свободе per se, ведь часто случается так, что не пользователь определяет пути и способы использования инструмента, но инструмент определяет волю пользователя.

И я предположу, как делал это не один раз. Я предположу, ведь предположение есть высшая ступень человеческой дерзости и мятежного духа его. Я предположу, ведь предположение, окутанное туманом сомнений, есть трансцендентальный прыжок за грани уверенности. Всё, что очерчено уверенностью, — мертво. Гибкое, сомнительное, аморфное, недоверчивое, сомневающееся — живое.

Прежде жизни — желание. Но прежде свободы — предположение. И только потом осуждение и обвинение.

А я и не обвиняю. Я ж не Золя, хоть и во Франции.

Я предполагаю, я просто спешу предположить.

В общем, предположу, что, может быть, и не стал бы писать этот текст, если бы у меня было много деньжат. Ну допустим, столько же, сколько у сотрудника корпорации meta, который работает на производство желания производить контент.

То есть Perpetuum Mobile имеет и всегда имел форму морковки, которую нужно расположить на дистанции от субъекта в поле его обзора, чтобы он бежал, не останавливаясь. Он и бежит навстречу картинкам, которые каждый день видит, наивно предполагая, что если будет делать это достаточно рьяно, то рано или поздно окажется на картинке сам. Что ж, хозяин-барин, некоторые и добегают. Впрочем, к картинкам это не имеет никакого отношения. Это имеет отношение к распределению ресурса, получению прибыли и, что самое главное, к уходу от налогов.

Можно, кстати, посчитать, сколько зарабатывают все игроки поляны, начиная от владельцев соцсетей, заканчивая производителями смартфонов, и прочих Илонов Масков.

Что касается последнего, то тут к гадалке не ходи, чтобы понять, что пацан к успеху идёт. Финансовый капитал у него есть, средства производства тоже, сейчас он занимается накоплением политического капитала. Рекомендую всем свободомыслящим взять сей факт на карандаш, если ещё не, ведь как говорится: дедлайн — вчера.

Одно точно: мы с тобой бесправные милые прекарии на службе медиамагнатов в сфере интернет-коммуникаций — от социальных сетей и мессенджеров моментальных сообщений до скрытых (аки мировое правительство) от глаз конечного пользователя поставщиков фибры и владельцев серверов.

Каждый день божий мы производим с тобой массивы контента, образы дольче виты и моральные призывы ко всем неравнодушным, желая, чтобы однажды наша жизнь стала реальностью.

Схема, повторюсь, проста: успешненький успех, лимиты которого заранее не озвучены. Всё, что от нас с тобой требуется, это регулярная аренда средств производства в форме подписки и своевременный апгрейд технического оборудования в форме смартфонов и защитных аксессуаров к нему, ибо устаревать нельзя, ведь стандарты качества контента всегда растут.

Я не пользуюсь экс-твиттером, ты пересказываешь мне все новости оттуда. Вопрос простой, из сферы политэкономии, что ли: являюсь ли я потребителем твиттера, если я иногда даю тебе денег, когда тебе их не хватает?

Мы пришли с тобой в макдональдс в центре Парижа, и я вижу спящего. Он устал, он измотан. Он спит, положив голову на стол. Я достаю смартфон, я делаю фото. Я компоную элементы реальности в рамке кадра, чтобы получить достойную фотографию. Я пошлю её К.

Я сделаю это, используя whatsapp. К, вероятно, не пользуется телеграмом, хотя я не спрашивал, поэтому наша переписка осуществляется в воцап.

Телеграм же, в отличие от воцапа, имеет премиум-подписку, и ты ей пользуешься. Твой телеграм оплачен, и около твоего имени стоит значок, эмодзи, которое отличает тебя от тех, кто за телеграмм не платит. Я не плачу.

Твой телеграм оплачен, и, кроме значка при имени, у тебя есть возможность расшифровывать голосовые сообщения и превращать их в текст. Не скрою, это удобно. Я так одному художнику помогал с большим текстом, он наговаривал мне большие полотна голосовух, ты расшифровывала их и присылала мне текст, я его редактировал. Художник остался доволен.

На заработанные деньги мы съездили в Бретань. Я был на могиле Шатобриана. Там много туристов. Они все снимали видео. А я снимал их на видео и даже смонтировал его, но так и не выложил.

Но разве это важно, если вся аренда средств производства все равно оплачена, и шоу будет продолжаться. А что делать с произведённым контентом, решать уже мне на собственное усмотрение. Главное — производить.

А лента была полна трупов и разрушенных зданий.

С начала полномасштабного вторжения контент поменялся: на место котиков пришла смерть. Котики, впрочем, никуда не делись и через некоторое время перемешались со смертью.

Лента похожа на маятник: путешествие на край смерти и обратно. К любимым котикам. Качнувшись влево — качнёмся вправо. Словно Европа, которая сейчас стремится в объятия нового популизма.

Словно дофамин, который скачет футбольным мячом на матче, после которого волна насилия провоцирует появление нового информационного тренда. Тренд краткосрочный, и уже на следующей неделе на его место придет другой. И все будут вздыхать о чем-то ещё, а потом и вовсе уберут флажки со своих аватарок в фейсбуке.

10.

Впрочем, не всё так печально, что ли. Отдельные пользователи соцсетей устраивали и устраивают сборы средств на помощь пострадавшим от российского агрессии украинцам и собирают крупные суммы. Другие помогали с помощью соцсетей уезжать оказавшимся на территории России украинцам.

Я работал в одной такой инициативе и прочитал множество трагичных историй от первого лица. От некоторых из них мне хотелось сдохнуть, но я брал себя в кулак, принимал заявку и передавал её следующим в цепочке, а через какое-то время читал, что человек добрался до места назначения и теперь в безопасности. Всё это происходило благодаря телеграму.

11.

Можно было бы ещё много сказать на эту тему, но кто я такой, чтобы подвергать сомнению основы современного бытия: мессенджер и соцсеть, которые срослись в одного большого кракена.

Ну, и как я написал выше, не всё так плохо. Может, вообще надо как-то, что ли, перестать уже создавать не слишком комфортный контент… Иначе меня даже моя микро ЦА читать не будет.

А разве не это цель любого современного контент-мейкера — надеяться, что его одинокий голос будет хоть кем-то услышан ? Одинокий голос человека.

12.

В общем, чел, я всё сказал, твой черед, что ли… Только не спрашивай меня, почему я заканчиваю этой рефералкой к Сокурову.. Может, я хотел стать режиссёром, но вовремя прочухал, каким образом мои навыки станут востребованными на момент написания этого текста, и решил вовремя остановиться и начать пилить лонгриды.

13.

Художественная графика (или как хотите): Дмитрий Степанов и ЧелГПТ.