Еда (Из книги «Нежные пуговки», 1914)

Перевод с английского Ивана Соколова

Ростбиф.

Есть в нутре засыпание, есть во вне покраснение, в рассветании есть значение, в смеркании есть ощущение. В смеркании есть ощущение. В ощущении что угодно находится в отдохновении, в ощущении что угодно находится в водружении, в ощущении есть покорство, в ощущении есть знакомство, в ощущении есть повторяемость и целиком заблуждаясь есть прищемление. Все правила не без пароходов и все занавески не без постельного белья и жёлтое всё не без разборчивости и весь круг не без кружения. Так происходит песок.

Ну хорошо. Длина конечно потоньше а остаток, округлый остаток не без лета подольше. Блистать, чего ж не блистать, блистать, размещать, укрупнять, торопить меру всё это не значит ровным счётом ничего если есть пение, если есть пение то есть и возобновление.

Заменить почву, не заменить почву это значит что нет никакого бифштекса а в том чтобы быть без бифштекса нет ни малейшей помехи, так легко обменяться значением, так легко увидеть различие. Различие в том что беспримесный запас не спутался с толщиной и это не значит что в толщине видно такую нарезку, что это значит так это то что луг небесполезен а корова абсурдна. Это не значит что есть слёзы, это не значит что источание в тягость, это значит всего лишь воспоминание, решение и восстановление, это значит куда больше чем какое-то бегство из прибавки вокруг. Всё то время пока есть прок есть прок и всякий раз когда есть оболочка есть оболочка, и каждый раз когда есть исключение есть исключение и каждый раз когда есть деление есть разделение. Всякий раз когда есть оболочка есть оболочка и каждый раз когда есть совет есть совет и каждый раз когда есть тишина есть тишина и каждый раз если он вальяжен то есть то там тогда и не почаще, не всегда, не особенно, нежный и переменчивый и внешний и основной и окружённый и однократный и обыкновенный и одинаковый и оболочка и окружность и отблеск и оплот и белизна и одинаковое и лучшее и красное и одинаковое и основа и жёлтое и нежное и лучшее, и в общей сложности.

Учитывая обстоятельства нет ни малейшего повода к сокращению, учитывая что нет никакого трезвона нет ни малейшего повода к обязательству, учитывая что нет ничего вопиющего нет ни малейшей необходимости что-либо возмещать, учитывая что ни одна не размокла частичка нет ни малейшего повода к тщательному рассмотрению. Учитывая всё вместе взятое и то куда тяготеет поворот, учитывая всё вместе взятое по какой причине отсутствует малейшая сдержанность, учитывая всё вместе взятое отчего так обосновывается это место а эта тарелка отличает некоторые фирменные блюда. Ничего во всём этом никем так и не понято и в этом нет ничего странного учитывая что отсутствует малейший намёк на образование, в этом нет ничего странного потому что при наличии этого разница в нарезке уж точно становится очевидной, становится очевидным что когда есть поворот нет ни малейшего горя.

Таким же образом, регулятором, сроком, чередованием голубей, деликатными разрезами и пространствами хоть густыми хоть редкими, деликатной ветчиной и разным цветом, длина выгибания прочной штуки во двор не чтобы извлечь звук но чтобы навести на мысли о корочке, преимущественный вкус это когда есть целый шанс побыть благоразумной, это не значит что есть обгон, это не означает ничего драгоценного, это безусловно значит что такой шанс поупражняться это светский успех. Тогда получается этот звук не назойлив. Предположим что назойлив, предположим что так. Оно хоть и явное отступничество а не сокращённое всё ж описание, описание это тебе не именины.

Мил кулик и нежен сгиб, отме́нен пар и скромно масло, вся заноза целый ствол, всех темнящих яд и хмель, весь восторг с успехом немочь, вся восторженная нежность, весь разрез и чай до дна, вся тучней симметрия.

Вокруг некрупного размера, внутри небоковой кормы, поверх благоговеющих останков, внутри вращающегося промежутка, вся территория измеряет и таянье приукрашает.

Прямоугольная ленточка не означает что нет извержения она означает что если негде держаться то негде и разрастаться. Деликатность не знает серьёзности, она не знает усердия она не встречает почтения.

Комната чтобы расчёсывать кур и перья и зрелый пурпур, комната чтобы гнуть отдельные тарелки и большие сервизы и второе серебро, комната чтобы отсылать всё прочь, комната чтобы экономить тепло и хандру, комната чтобы искать лампу попроще, вся комната лишена тени.

Нет никакого проку нет ни малейшего проку в обонянии, во вкусе, в зубках, в сухариках, в чём угодно, нет ни малейшего проку и уваженье взаимно.

Почему вдруг то что неровно, то что возобновлено, то что приемлемо почему вдруг всё это должно походить на какой-нибудь запах, есть что-то там, оно свистит, оно не теснее, почему нет никакого закона обязывающего оставаться в стороне и при этом смелость, смелость повсюду и лучшее остаётся побыть.

Если бы в чувствуемом могло быть сдерживаемое то был бы стул там где есть стулья и не было бы больше возможности отрицать что что-то разгромыхалось. Громыхание это не запах. Всё это хорошо.

Субботний вечер из тех которые воскресенье случается каждый будний день. Из чего тогда и выбирать когда что-нибудь различается. Распоряжение не действительно. Чувство жажды это не разделение поровну.

Как бы там ни было, в том чтоб быть старше или возрастней нет пресыщения и нет и присасывания, в этом нет застарелости и осторожности, в этом нет ни малейшей запачканности. Всякая мелкая штучка чиста, натиранье черно. Почему древние ягнята должны быть козлами и юными жеребятами но никогда не говядиной, почему они должны ими быть, они должны потому что есть немалая разница в возрасте.

Звук, целый звук это не разделение, целый звук расположен в порядке.

Предположим есть голубь, предположим что есть.

Расшатанность, почему в кухне есть тень, в кухне есть тень потому что каждая мелкая штучка будет побольше.

Момент когда есть четыре возможности а в различии есть четыре возможности, момент когда есть четыре возможности то есть какая-то и есть какая-то. Есть какая-то. Есть какая-то. Если допустим есть кость, то есть кость. Допустим есть кости. Тогда есть кости. Когда есть кости, то не подопускаешь что есть какие-то кости. Есть кости а есть то поглощение. Чтобы как-то приятно почувствовать разделение надо чтобы было пространство с одной и другой стороны. Здесь видна схожесть.

Надежда в воротах, надежда в ложках, надежда в дверях, надежда в столах, никакой надежды в привередливости и решительности. Надежда в датах. Надежда в финиках.

Жесть это не консервная банка а плита и подавно. Жесть не нужна как не нужны и носилки. Жесть никогда не узка и не густа.

Цвет-то в угле. Уголь держится дольше обжарки и ложка, целая ложка если полна не прольётся. Уголь всякий уголь есть медь.

Не претендуя совсем ни на что, ни на что не претендуя, ни одной претензии ни в чём, собирая претензии, всё это образует гармонию, оно даже образует последовательность.

Искренне грациозная как-то утром, искренне грациозно дрожа, искренна в грациозном тайном побеге, из всего этого вырастает печь и одеяло. Во всём этом видно количество.

Словно глаз, совсем не настолько, совсем никаких поисков, никаких комплиментов.

Будь добра побудь этой говядиной, будь добра говядины, доброта не стенает. Будь добра говядина, будь добра быть почётче нарезанной, будь добра побыть случаем рассмотрения.

Поищи упущения. Распродажа, всякое величие это ларёк и нет никакой памяти, нет никакого чёткого средоточения.

Атласный образ, что такое уловка, ни одна уловка не гориста а цвет, весь натиск только в крови.

О немногом торгуясь, выторговывай прикосновение, вольность, отчуждение, типическую индейку.

Будь добра специй, будь добра без имён, опусти весь вес, впади в общепринятое поднимание, подыми кружок, выбери верный вокруг, позаботься чтоб был учтён резонанс и собери назелено любой воротник.

Зарыть скромных курей, поднять старых перьев, стать вкруг гирлянды и запечь заноз жерди, сулить перерыв и селиться спроста, сдавать друг друга, суметь сберегая спростей, соблюдать самобытность и не становиться слепей, не сластить чтоб темней и прочесть покрасней, иметь цвет подобрей, собрать чего на обед, пребывать вместе, не смущать кто срамнее, не изгнуть сахарнее, идти дальше худея, нарастать в покоящейся передышке чтоб творить снурок не тусклее.

Облачность что такое облачность, изнанка ли это, рулон ли она, тает ли.

Чем скорее задёргается, тем скорей понежнеет свежесть, чем скорей круг он не кругл тем скорей это втянут нарезкой, чем скорей мера будет значить услуга, тем скорее задзынькают, чем скорее наступит грустнее салата, тем скорей ей никто не, чем скорее не останется выбора, тем скорее найдутся потёмки свободней, столь же скорее и ещё поскорее, это тебе не ошибка в спешке и в гнёте и в противлении рассмотрению.

Сольный концерт, что такое концерт, это орган и прок отваге сил не придаст, он облегчает лекарство.

Перевоз, крупный перевоз, небольшой перевоз, некоторый перевоз, рельсы и облака занимаются перевозом, перевоз не упущен.

Гордость, да и когда притворство-то безупречно, на свете есть только вчера и обычное.

Приговор к неясности той что жестокость это настоящая власть и миссия и спотыкание и ещё конечно же ещё это тюрьма. Спокойность, покой рядом с тарелкой и внутри неё ещё как внутри. В ужасе не увернёшься. В звуке нет громкости.

Есть свёртывание в холоде но нет его в благоразумии. Кое-что бережётся и вечер долог и у весны что похолоднее есть стремительные тени в солнце. Весь срам нежен и сирень в самом деле помята сирень. Зачем практикуют и почитают безупречное восстановление, зачем его сочиняют. Результат беспримесный результат в том что сок и размер и запекание и выставка и небрежность и жертва и громкость и в делении срез и окружающее чувство знакомства и садоводство и ни намёка на ропот. Вот результат. Никакого наслаивания и никаких обстоятельств, есть прочность и причина и прочее и остаток. Нет никакого наслаждения и никакой математики.

Баранина.

Письмо способное увять, познание способное страдать и безобразие разворачивающееся одновременно принципиально.

Студент, студенты милосердны и признаны они что-то жуют.

Остаётся ненависть прочная и неплотная и вся в той или иной форме и в значительной мере очень значительной. Переслоенная и чередующаяся и образец запаха всё это превращает уверенность в некий оттенок.

В светлых кудрях очень светлых кудрях кудрявости не больше чем в супе. Это не тема.

Смени отдельный поток вминания и смени его в спешке, что он выражает, он выражает тошноту. Похоже на очень странную схожесть и розовый, похоже на то и не более похоже на то чем то же сходство и не более похоже на то чем среднего пространства в нарезке не дано.

Окуляр, что такое окуляр, это вода. Отменный образчик, что он такое когда он некрупен и нежен так чтобы состоять из частей. Центр способен на помещение и четырёх больше нет и дважды два будет не середина.

Таяние а не треволнение, безопасность и порох, определённое воспоминание и чистосердечное одиночество от всего этого избегание становится настолько тщательным и настолько неповторяемым и разумеется если хоть что и осталось то это будет кость. Она не одинока.

Любое пространство не укромно столь вероятно что залоснится. Темнота очень тёмная темнота разрезана на участки. Существует способ увидеть в луке и разумеется более чем разумеется в ревене и помидоре, разумеется более чем разумеется есть то засеванье семян. Крепко засевшая штучка это мелкая штучка.

Не имелось ни ила и ни воды и ненамного больше ни того ни другой. Не имелось ни шёлка и ни чулок и ненамного больше ни того ни других. Имелась ёмкость и символ и ни единого чудища и не больше того. От этого кое-где начало проступать и была ли в том доброта, можно задаться вопросом была ли в том доброта чтобы его сделать теплее, была ли в том доброта и больше ли значит скольжение. Больше ли или нет.

Больше ли грязь потолок. Нет не больше. Привередность ли это, да если привлекательны цены. Плачевно ли это, нет если нет гробовщика. Любопытно ли это, нет когда есть юность. От всего этого появляется линия, от него даже больше и не появляется. От всего этого появляется вишня. Причина того что есть варьирующееся предложение обязана этому что есть взрыв смешанной музыки.

Искушение всякое искушение есть восклицание если есть проступки и мелкие косточки. Ничего поразительного в том что кости перемешиваются по мере варьирования совсем ничего в этом духе да и в любом случае что делает кость выдающейся, она выдаётся потому что обстоятельство не производящее торта и темперамента так легко вспенить и выпестовать.

Мышь и гора и колебание, курьёзная статуя и боль в одном из экстерьеров и тишина ещё тишины да погромче так обнаруживает себя сёмга замыслительница озорства. Торт, настоящий бальзам из баранины и спиртного, особым образом продержанное промывание и укоренившаяся пробка и полыхание, то на что покорство влияет и что оно сдерживает, сдерживает больше вконец. Знак есть произнесённый образчик.

Обед бараниной, баранина, почему дешевле ягнятина, она дешевле потому что столь немногого больше. Лекцию, читай лекцию и повторяй обучение.

Завтрак.

Перемена, в окончательную перемену входит картошка. Это совсем не даёт полномочий на злоупотребление сыром. Какой язык может обучить любого стипендиата.

Сияющий завтрак, завтрак сияя, никакого тебе обсуждения, никакой тебе практики, ничего, совсем ничего.

Внезапный ломтик целиком меняет тарелку, он делает это внезапно.

Подражание, ещё подражание, подражания следуют за подражаниями.

Всё что хоть как-то прилично, всё что хоть как-то налично, покой и кухарка и ещё более необыкновенно приют, во всём этом видна необходимость бурного недовольства. Что такое обычай, обычай находится в центре.

Что такое любящий язычок и перец и больше рыбы чем тогда когда нужны слёзы большое количество слёз. Язычок тот и сёмга, нет сёмги когда коричневый это цвет, сёмга есть когда нет никакого смысла в том чтобы раннее утро было попрелестней. Нет никакой сёмги, нет никаких чашек чайных, есть тот же самый род кашиц как тот что используется как наружная часть корсажа принимающими пищу надеждами от этого яйца становятся восхитительными. Питье скорее всего всколыхнёт некоторое уваженье к пашотнице и больше ар буза чем когда-либо съели вчера. На пиво не обращают вниманья а кокосъ знаменит. Кофе весь кофе и образец супа весь суп всё это пекарю выбирать. Беленькая чашка означает свадьбу. Мокренькая чашка означает отпуск. Крепкая чашка означает особое постановление. Одна чашка означает капитальное соглашение между выдвижным ящиком и местом что стоит нараспашку.

Цена цена не в языке, она не в обычае, она не в похвале.

Цветная потеря, почему нет никаких праздных занятий. Если преследование так вопиюще что ничто не торжественно есть ли какой-либо повод к тому чтоб убеждать.

Серый поворот к верху-низу, тихий карман со значительным отоплением, вся эта пластичная череда капитуляций вызывает изощрённую радость.

Ветерок в банке и даже тогда тишина, особое ожидание в подставке, бульканье целое бульканье и сыра больше чем практически чего бы то ни было, изумленье ли это, склоняется ли оно сильнее чем изначальное разделение между подносом и соглашением по поводу разговоров и даже тогда вызывание в другую комнату мягким тоном и в любом случае сколько-то куры.

Изогнутый случай то есть случай подходящий чтоб заявить что лучшее в полном составе, изогнутый случай совсем не демонстрирует результата, он демонстрирует лёгкую сдержанность, он демонстрирует необходимость стягивания.

Возьми отдельный намасленный цветок под сомнение, возьми его под сомнение наверняка, возьми его под сомнение а потом проскользи, разве это не меняет подсчёта.

Расшиблена-латана палка, расшиблена-латана чашка, расшиблен-латан предмет исключительного расслабления и надоедливости, расшиб подлатан, расшибать и латать настолько необходимо что нет никакого намерения ошибиться.

Что вероятней жарко́го, на самом деле ничто и всё же его никогда не постигают необыкновенные разочарования.

Неизменный торт, всякий неизменный торт совершенен и не беспримесен, у всякого неизменного торта есть вздымающаяся причина и больше того у него необыкновенные корочки. Сезон большего это такой сезон что взамен. Сезон многих не больший сезон чем большинство.

Никогда не принимай лекарства за шутку, никогда не принимай настояния зорко, никогда не принимай разлуки мягко, берегись ни прудов и ни погребов.

Тяжко обремени треснувший влажный промокший мешок, так его обремени чтоб он был учрежденьем в испуге и в климате и в самом лучшем плане из всех возможных.

Заурядный цвет, цвет есть та странная смесь которая образует, которая и правда образует которая неправда не образует спелого сока, которая не образует подстилки.

Изделие то есть извивание настоящее извивание прикрывания успокаивающего спасения. То что настолько прохладно не занимается вытиранием пыли, оно не занимается выпачкиванием в попахивании, ему бы не помешало белой воды, ему бы не помешало более незаурядно и ни в едином из одиночеств. То что настолько не искусительно и не исширено и на самом деле не столько примочено сколь привередливо и в самом деле привередливо, очень привередливо, заурядно, привередливо, то что надо для приверед, не в такой привереде и привереде. Если час установлен, если он установлен и снова встреча снова встреча с тем тогда очертания, тогда есть в этом пронзительный заслон, весь из себя пронзительный орун, всё из себя то ещё вёдро, весь из себя увядший какой экстерьер, всё это в наиболее яростно вероятно.

Отговорка не есть безотрадность, одна тарелка ещё не масло, один гнёт ещё не возбуждение, одинокое крошение не только воинственно.

Спутанная защита, очень спутанная с той же действительной преднамеренной нестранностью и ездой, одно действие причинённое по необходимости ещё не в большей степени знак чем министр.

Усади ножик чуть поодаль от клетки и чуть ближе к решению и чуть ли не уместная рабочая кошка да ножницы. Поступи так на время и больше не совершай ошибок в положении стоя. Разложи всё целиком и обставь белое место, выделяется ли оно в доме, разве оно не выделяется на необязательном для этого цвета зелёном, разве оно не выделяется даже в объяснении и необыкновенно совсем не неподвижно.

Сахар.

Жестокая удача и целый образец и даже тогда тишина.

Вода выжимает, вода практически выжимает на сало. Вода, вода это гора и её отбирают и она настолько удобна что нет никакого проку в деньгах. Разум под точен и оттого необходимо располагать ртом и очками.

Возникает вопрос внезапного и больше времени чем ужасности это так легко и темнисто. Там вот ровно тот шум.

Клевок небольшой отрезок наблюдаемый не в частном порядке, совсем нет ни на ломтик, совсем не удручённый и не открытый, совсем не вздымающийся и заковывающий и равномерно превосходящий, все торги идут на чай.

Разлука не туго в ворсистом и соусе, её так содержат хорошо и в разрезе.

Выложи её в латку, выставь её на позор. Небольшая лёгкая тень и прочная отменная печь.

Насмешки нежны и нещадны и внимательны.

Черта назначающая сбрызгиванию стать лекарством проходит рядом с лучшей простудой.

Загадка, загадка-чудовище, тяжёлое удушье, не сбережённый вторник.

Влажное пересеченье и подобие, любое подобие, у подобия есть волдыри, у него есть это и зубы, у него пошатывание слепо и немного зелёненького, всё зелёненькое обыкновенно.

Раз, два и раз, два, девять, второй и пять и ещё вон то.

Вспышка огня, поиск промеж, корова, только всякое влажное место, только этот напев.

Срежь газовый рожок поуродливее а потом протыкай протыкай промеж ближайшим и пренебрежением. Выбери ставку к оплате и гладь гладь да покрепче. Собрание всехстороннего, сигнальный яд, недостаток истомы и многого другого ранит спокойно.

Белая птица, цветная шахта, смешанный апельсин, собака.

Объятья обозначают не останавливающиеся обновления.

Отрезок раздельного выдающегося порыва так слеп от нескрываемой деликатности.

Каноэ опрятно. Период торжествен. Корова принята.

Славная старая цепь расширяется, она отсутствует, она отложена на потом.

Клюква.

Как можно без внезапной даты, как можно без того чтоб в нынешнем решении вопроса о пенсиях, как можно без того чтоб свидетелем, как можно.

Клади цепь к числу, крои траву, полдень глуши и мух погуби. Смотри за подливой, вынь из макания схему, смотри как эти сорта лучше всего видно со всех остальных, с того и неряшливо.

Крои всё пространство на двадцать четыре пространства и тогда и тогда есть ли там какой-нибудь жёлтый цвет, есть но его нюхают, затем его относят туда где он лежит и ничего не украдено.

Поразительная степень алого означает то, совершён поразительный обмен.

Карабкаться всем вместе внутрь если прочные шансы на то чтоб попачкать не более чем какую-то гадость, раскрасить её целиком придавая устойчивости это желе.

Точно так же как она бедствует, точно так же как за ней следуют, точно так же как она мокрая точно так же с ней не получится кочевряжиться.

Молоко.

Белое яйцо и цветная кастрюля и капуста с признаками поселения, неуклонный рост.

Простуженным шмыганье носом, единственный застуженный нос уже оправдание. Два будет нужнее.

Все товары украли, все волдыри в чашке.

Стряпня, стряпня это то осознание что меж внезапными и почти что внезапными очень мелкими и всеми крупными дырками.

Настоящая пинта, та что открыта и она же закрыта а в середине настолько дурна.

Нежные простуды, увиденные подставки для глаз, делу время, лучшая из перемен, значение, тёмно-красный, всё это и укушенное, по-настоящему укушенное.

Новые догадки и новый гольф и лучшие мужчины, лучшие из лучших мужчин.

Молоко.

Залезай на глаза влезай по самое в целое в имя иголки и догадка целая догадка свисает. Свисает свисает.

Яйца.

Кроткая высота, кроткая в верном желудке с маленькой стремительной мельничкой.

Коварная шаль, коварная шаль для устойчивости.

В белом в белых носовых платках в мелкую пятнышку в белом ремешке все тени необыкновенны они необыкновенны и раздобыты и избавлены.

Нет это не коров стыд и какой-то преждевременный звук, это укус.

Раскрои в одиночестве мощёную дорожку которая вред. Вред старая лодка и ожидаемое тире.

Яблоко.

Яблоко слив, стейк-саквояж, поросль-мидия, цветные вина, тихие видны, стылые сливки, лучший мандраж, картофель, картофель и нет нет никакой позолоты с любимцем, зелёные видны зовутся запекаж и заменяж сладкие хлебисты, маленький кусочек, маленький кусочек если можно.

Маленький кусочек если можно. Так-таки и тростник предполагаемому и готовому эвкалипту, отсчитай шерри и спелых тарелок и уголков кое-какой ветчины. Вот это прок.

Задки.

Холодные кадки, холодные от восторга никакого восторга.

Крошечное сиденье говорящее о лугах и промеха обниманий с сыром не топ и рей, всё это было бесследно уделано. Столбом был поставлен кричащий хлипкий вывих. Опора ничем не лучше. Она ещё лучше. Всё время.

Обед.

Успех в хлипком гипсе производит непорочный замерь и почти то, почти что больше штатов, больше штатов съезжается в городка запуск лёгкого змея, язва не белизна.

Немного обеда это перерыв в скатах немного обеда так много слизи, на западном другом конце доски пограничья именно там видно немного исподнизу так что необходимость получается шёлком ниже белья. Это лучше влажней. Оно так естественно и зачем шелушится, шелушится чтоб объяснить выхлоп.

Настоящая холодная курочка нервна нервна при полотенце при шпульке при бусинах настоящих. Она в основном как палтуса дополнительная подошва почти со всего этого снята кожица, снята кожица при помощи старой горы, более того пчёлы, более того ужин и целый пук штук под стать другими словами луковые сердцевинки бесце́лят-с.

Холодный кофеёк с кукурузкой кукурузно-жёлтая и зелёная масса это сокровище.

Чашки.

Единственный пример совершенства находится в мясе. Зыбится гнутая палка и мощь мощь вся ментальна. Пышные одеяния разыскивает свечу не то чтоб пшенично не то чтобы более чем совой и тропинкой. Некая ветчина гордится кокосомъ.

Некой чашкой пренебрегают в том смысле что вся по размеру. Она и ручка и луга́ и сахар всяческий сахар.

Некой чашкой пренебрегают в том смысле что полна размера. Она не указывает никакого тенька, тут-то и входят гравюрки и благословление почти не то чтобы не когда закуплена дикая пуща, совсем не так уж и вежливо, совсем не настоль позади.

Чашки заглядывают внутрь вытянув шейки. Им нужна игрушечная устрица, она нужна им так убелённо и почти что отборно. Лучший жах по самое не могу. Почти будь замри.

Почему чашке с утра на ногах и колготиться. Почему ей настолько не скрыться.

Чашка с готовностью затеняется, она не имеет промеж ни малейшего смысла то есть музыки, памяти, музыкальная память.

О рех обвиняет, полупесочек дыряв и почти.

Ревень.

Ревень сузен не сузен не сиденье охапкой игрушки не дик и не смехотворен не местами-местечками не небреженьем и овощем не веком складок угля не пожалуйста.

Рыбина.

Одинокая рыбина рыбина рыбины бак лажанина рыбины вид.

Лакомый куш и галдит не меньше седла и бороздит ещё больше и почти что со вкусом расписана штучками так.

Будь добра затушуй ей чтобы играло. Это необходимо и рядом с представителем покрупнее выдыхается слойка.

Где только не дубровеет, будь добра её там припасынкуй. Так она обретена.

Она отличается.