English holly, common holly

Нельзя же, чтобы предмет письма в точности переходил в само письмо. Тогда объект и субъект перепутаются и испортят все на свете различения. А Манчестер ― текст уже и сам по себе. По размеру, по составу/фактуре и прочему. Тексты о текстах — ну что это такое, и что теперь делать? Вот Манчестер, город. С ним связано ощущение некой недостачи: чего-то тут не хватает ―> какую-то штуку надо написать, чтобы недостачу заткнуть. Эта недостача может и не быть связанной с городом, но если ощущение возникло в нем, то он в этом участвует.

Но Манчестер сам как этот текст. В том же формате, по частям и в сумме устроен ровно так, как то, что сейчас следует написать. Нет разрыва между имеющимся объектом и требуемым субъектом. Мне надо понять штуку, которой не хватает; сначала ее надо найти, но в нем, Манчестере никакой щели не видно, тут все без зазоров. Вот он здесь, давно составлен и связан ― совершенный иероглиф. Остается лезть именно в это сходство&подобие: в некотором месте ощущается какая-то штука, которую не понимаешь ―> надо ее определить и записать. Она предполагает такой-сякой текст, устроенный как-то. Но ровно так же ― по тому же, исходному ощущению ― устроено само это место: вот, Манчестер. В чем, собственно, они схожи?

Например, текст можно сделать (не набело) дней за пять. За пять дней можно обжиться и в Манчестере (а больше у меня и нет). Конечно, это нетто-время. Упаковка добавляется до (покупка билетов и проч.) и после (доделывание текста). Здесь «до» и «после» относятся уже к разному ― к городу и тексту: вот так они и перепутываются. Какой-то подготовки (смотреть справочники, карту) не было, некогда. Но, разумеется: чуть ли не главный промышленный центр XIX века. Шерсть-хлопок, мануфактуры, каналы для подвоза сырья и вывоза продукции. Промышленная революция, ткацкая столица мира, черно-белая (картинки). Пакгаузы, дымные трубы, мосты, каналы ― впрочем, небольшие и узкие. Вот это он тут, Манчестер и, что же, сочинять в нем беллетристику или думать о собственной жизни?

Улицы, как устроены ― непонятно, откуда идут, куда? Вывески, а также виды, и от них тоже никакой пользы, потому что, ну ― вывески, виды; лужайки, заборы, перекрестки, прочее. Люди ― никогда ранее не виденные ― со всех сторон туда-сюда: всякий из них первый раз в твоей жизни, они производятся Манчестером всякий миг лично для тебя. Люди в затрапезе, только что не секонд-хенд, входят и выходят в/из зданий, интерьеры которых (заглядывая через окна) роскошны и сияют. Ну, так тут устроена реальность. Вероятно, денег немного, так что же ― никому не заходить никуда внутрь или же намеренно уничижать такие помещения? Центр небольшой, что ли город размером с Вильнюс, меньше Риги? Но он раскидистый, есть и боковые районы, но где ж таких нет, а центр небольшой. Миллион в городе явно не рассредоточился бы. Да, нет тут миллиона: «полумиллионный город имеет крупнейшую в регионе 2,2-миллионную агломерацию Большой Манчестер». Вильнюс, примерно (агломерацию не считаем).

Река. Не получалось сориентироваться и из-за нее тоже. Река всегда дает ось координат, но ― не тут. Ее не видно, она узкая, а еще в городе каналы, так что то ли река, то ли канал? Уличная сеть тоже косая, автобусы в ней крутятся так, что направление все время сбивается на четверть, а еще и с непривычки, со второго этажа ― оттуда другие пропорции, отчего 90 градусов всегда то выпадают, то добавляются. Это еще без районов двухэтажных узких домов в длинные ряды ― там улицы будто и устроены так, чтобы был лабиринт.

Здания, вывески, парки, лужайки и т. п. пока сами по себе, слабо связаны друг с другом; некие культовые строения, которым и положено торчать отдельно. Некоторые высокие, блестят. Город, тут живут. Стадион «Олд Траффорд» на пустырях возле пруда и тамошний же, новенький Сэлфорд не добавят к пониманию ничего. Не сделают этого сетевые магазины и несетевые харчевни на Карри-майл (турецко-пакистанские и т. п.). Ничего не складывается, а так да ― он существует и не очень-то и запутанный, собственно. Какая уж такая путаница при его размерах. Конец февраля, начало весны. Или конец местной зимы. Чего-то не хватает.

 

Здесь ― как и положено при написании текста ― происходит просветление: день на третий обнаруживаешь себя в ясном сознании, которое предъявило себя в первом ряду второго этажа синего автобуса фирмы MagicBus (темно-синие, со всех сторон бородатый пацан в колпаке, с волшебной палочкой, как иначе) на конечной, на Пикадилли-гарденс: слева колесо обозрения и т. п. Но это не о том, что все стало понятным, а ― вот же, как происходит жизнь: ты сейчас именно тут. Газета Metro, толстая ― они тут толстые, валяются где ни попадя ― лежит перед ветровым стеклом второго этажа, сообщая: «Why Tilda Swinton feels (almost) 3,000 years old >>p. 27― 28», яично-желтым по серо-бежевому в правом верхнем тизере; свет за окнами примерно такого же цвета ― желтый тоже немного есть, потому что иногда выглядывает солнце (тут быстро, очень быстро меняется погода).

Коль скоро для меня Манчестер и этот текст схожи, то сидишь и понимаешь (раньше тоже понимал, но теперь осознал окончательно): вот же, как происходит жизнь: сейчас ты в этом тексте, на этом месте. Будто шарик в какой-то игре, в пинболе, производя траектории при содействии выступов, стенок и силы тяжести. Затем наступает следующая ясность, уже совсем спокойная и ― этот шарик зависает. Висит и формулирует недостачу, которая, возможно, и не дает ему упасть в дальнейшие колебания мыслей и прочего: тут есть отсутствие чего-то, что обычно, всегда есть. Не дела, служба и т. п., все это в голове, но какой-то, что ли, привычной связности в окрестностях. Потому и не можешь въехать в эту историю, в город. Привык, что города чем-то связываются в целое, это что-то тут же опознается и ― все устроилось, даже и топографически. А тут этого нет. Ну а поскольку с телом, органами чувств и мыслями все, как обычно, то, значит, на свете бывает что-то еще. Чего тут нет или оно здесь другое.

Будто соли не хватает или сахара ― если тупо. Но сложнее, нет какой-то связности. Локальная, по дню, есть, конечно. Нет какой-то длинной, привычной. Не поступает некое вещество или же оно тут тобой не вырабатывается: то, которое соединяет тебя с местностью, что-то между физическим и умственным (где-то примерно там). Нет какой-то связки, сцепления. Тушка тут отдельно, ей нормально, все прочее ― отдельно (этому всему тоже неплохо), но между ними нет связи. Нет щели в то пространство, в котором все это как-то связывается. Его самого никогда не видно, но из-за него остальное и ощущается, будто вместе. Как-то так.

Примерно, как шарики каких-то белых цветов-плодов; белый (когда-то) лист бумаги на земле, отсыревший; пластмассовая машинка, желтая, колеса красные, кабина зеленая; трава тоже может быть ― если на ней будут капли воды сверху. Спичка, то есть длинный дым от сырой спички о коробок ― ну, какие теперь спички ― это о том, как помнится то, как эта связность может выглядеть. Когда-то впервые, наверное, со спичкой, ее дымом и соотнеслась. Запах коры чего-то лиственного, конечно; дым вообще, чуть прибитый влажностью, утяжеленный сюда. Белые шарики каких-то растений, цветов-плодов висят над темно-зеленым и черно-коричневым, а некто, smbd все это ощущает: что это за чувство? А то, что всего этого тут нет ― что это за чувство? Выемка, дырка. Она ощущается ― хорошо, но дырки обычно зарастают. И еще это ловушка: когда есть желание, чтобы нечто стало быть, то оно и появится, но как-то так: все, что попадет в, заполнит дыру желания, и представится его исполнением. Этим, типа, следует утешиться.

 

То же, примерно, и тут: как-то не видно смысла города (не вообще, а автору; также не утверждается, что смысл для городов обязателен). Исходная градообразующая цель была (даже каналы прорыли), затем ее не стало и теперь город (как механизм, что ли) используется по какому-то другому назначению, по какому? Оно должно быть, иначе тогда одноразовый город, который бы уже сложился обратно в никуда, а нет же. Например, в футбол здесь играют, две команды Премьер-лиги, обе козырные, обе со словом «Манчестер» в названии, зачем им две? Университетов даже пять, но не похоже, что с целью сделать город студенческим, просто так вышло. Существует он и ничего.

Вообще-то, ощущаемое в начале (чего угодно) отсутствие смысла и цели идеально: ты настороже и тут же дернешься, едва там (в тексте или в городе) обнаружится что-либо, что может оказаться им, смыслом или, хотя бы, целью. Ну да, когда обживешься, тогда смыслы и цели нарастут сами: все слипнется, примешь как факт. Но пока связности нет, то на ее месте дырка. Пока она не заросла, то может самонастроиться и притянуть к себе смысл ― не местный, не бытовой. Манчестер оказался владельцем такой дыры: отсутствия какого-то запаха, линии спектра, отчего здесь не вшиться-прижиться-пришиться к жизни. Это не от его запутанности, к этому-то моменту уже понятно где река, как идет Оксфорд-роуд, где Портлэнд и где вокзалы, где какие кварталы и проч. ― небольшой же город. Здесь получается ощутить, что есть пространство, в котором все как-то связывается, в котором находится связность. Понятно, связность у них тут своя, но я не знаю, что это, не выставлять же попусту слова «островная психология».

 

Вообще, это ж как водители знают заправки в городе, а пешеходы их и не видят, зачем им, разве что случайных сигарет купить. Нет, так: водитель их знает там, где знает, а в новом городе ― не очень. Но они ему нужны, вот он и смотрит по сторонам иначе: для него местность теперь устроена именно так. Какой-то механизм начинает выискивать возможную связку, сканируя все: как тут выглядит песок, как трава. Что это на краснокирпичном гладком заборе за пятно фактически изумрудного мха? Небольшое. Будто маленькое животное. Бесхвостая мышь, практически изумрудная. Связка должна быть, ею может оказаться, что угодно. Когда такой поиск включился, что-то уже начинает сшиваться.

Нитка нашла какие-то края, стягивает. Края принимаются греть друг друга, четче ощущается какое-то вещество, теплое, которое хочет быть тут, но пока его нет: искомая штука где-то уже тут, рядом уже должна быть лунка, ямка, дыра для шарика: с щелчком, или всхлипом, или звуком ой в нее, предполагая всякие мелкие мышечные движения, не доводящие до действия и даже до жеста. Потом все будет уже потом; все, что до этого, станет неважным.

Желание чувства делается осязаемым и само уже стало чувством; связь приближается, ей осталось только осесть на что-нибудь: должна появиться такая штука, которая ― если ее угадать ― откроет вот это пространство, в котором все связи. Если на свете есть волшебные места, то это одно из них.

 

Такая штука, какая-то такая должна быть и в Манчестере. Конечно, она нашлась, как бы иначе я дописал. Ею оказался Ilex aquifolium (holly, common holly, English holly, European holly, or occasionally Christmas holly): падуб, что ли, по-русски или остролист. Как можно было бы придумать, что ею окажется именно он?

Растет возле изгородей, то есть — там его можно увидеть, проходя мимо. Кустарник, но древовидный, что ли: ствол, ветки, только тонкие. Если на свету, то глянцевый, зубчатый, с острыми ― чуть ли не до шипов ― концами. Листья похожи на вытянутые в длину кленовые, но выступы не такие глубокие, зато резче. Овальные, в общем, листья, может даже и как дубовые ― но изломанные и выгибаются краями во все стороны. Плотные, чуть будто восковые, темно-зеленые, сильно отражают свет, вода на них собирается каплями. Топорщатся, но в сумме все же вдоль веток. Ягоды еще ― круглые, красные: их не видел, прочитал.

В темноте его почти не видно, только блики на листьях от фонарей, фонаря, плюс по нему шлепают капли дождя. Они и в темноте как-то минимально отражают уличный свет, так что если еще капли и влага, то получается запутанное устройство: уже и не ветки-листья, а одно целое: мерцает, потому что тут обычно ветер, а Ilex aquifolium чуткий.

Там он не редкость, обиходный. Он и является этой штукой, без намерения быть именно ею ― как-то так на нем здесь сошлось. Конечно, все это было не о Манчестере, а о месте, которое становится почти видимым, когда находишь что-то вот такое. Ilex aquifolium, common holly.