Big Data, Общепит былых времен и Глютаминат натрия

Проект Shorpy Historical Photo Archive крупногабаритный – зайдешь и выйти сложно. Специально я ничего не выбирал, там тысячи фотографий. Здесь — о городах, прошлом, об искусстве и больших базах данных. Третий материал почти уже сериала для Артеритории. Уже была история об Амстердаме,раньше — о базе работ европейских художников. Теперь американская история. 

В сравнении с предыдущими, индивидуальность этого проекта слабее, но ощущение того, что здесь не просто склад картинок, а искусство — все равно есть. То ли это иллюзия, то ли что-то еще. Лучше бы, конечно, «что-то еще» – тогда интереснее. Мир пришел на территорию Big Data, это должно иметь свои последствия для восприятия — должны возникнуть новые чувства по его поводу. 

Здесь база данных старых фотографий. Не платонический арт-проект, они и торгуют отпечатками (на бумаге, на холсте). Что конкретно сообщает о художественной ценности собранных работ, сайт тут как превью. Там много разделов, это — почти первый попавшийся, кафе-рестораны. Искусство тут возникнет в нескольких слоях, а само качество работ оставляем в стороне (с ними все ок, просто тут речь не о фотографии), ищем другое искусство, совокупное. 

Во-первых, оно возникает за счет времени, «духа времени», просто из-за прошлого, детализация которого даже и не слишком важна. Тут будут 20-е, 30-е, 40-е (в основном) и 50-е – разницу можно ощутить, но там уже действует флер, которые ее уравновешивает, уравнивает. Во-вторых, множество фотографий, фиксаций сообщают об устройстве мира, каким он был когда-то. Это устройство уже отслоилось относительно нашего: артефакт, практически. Дальше будет еще «в-третьих» и, кажется, еще «в-четвертых», если и не «в-пятых».

Конечно, это совсем не амстердамский проект. В том были сведены вещи разного времени, назначения, характера и условной ценности, отчего проект будто приобрел субъектность. Эта субъектность возникла без специального повода – тогда это и есть искусство, что ещё может свести стилистически неблизкие дела? Там возникла непривычная совместная плотность чуждых друг другу, но – по факту нахождения предметов разного времени вместе – слоёв времени. Возникает совокупность, не объяснимая имеющимися терминами. 

Здесь этого нет, время примерно одно («прошлое» такое, что 20-30 лет не важны), назначение — тем более. Никакой субъектности, вроде, не возникает. Но громадное количество фотографий позволяет ощущать связи, ощутить которые – даже просто физиологически – раньше было невозможно. Точно также, как у амстердамцев: на больших массивах обнаруживается какое-то ещё вещество, на котором можно работать, как на ресурсе (поэтому фотографий тут будет много). Здесь в основе прагматика (продажа принтов), но тема или цель сами собой не смогут связать большие объемы материала (чтобы реально, а не формально, типа по списку). Не отчуждённая Big Data. 

Что-то здесь объединяет все эти картинки, выбранные почти механически. При этом они попадают в зрительский контекст и не сказать, что его создают, ведь у зрителя одновременно возникает множество разных, даже и не стыкуемых вариантов – совершенно личных. Их будет так много, что рационально эти проекции и связи между ними проконтролировать нельзя. Разве что возникнет ощущение какого-то склеивающего вещества – оно-то и производит это искусство, и, одновременно, им произведено. Оно тут и будет главным.

Контекстные слои все равно останутся, у всякого же свое ассоциативное связывание (у, столовая, как у нас в институте, или типа видел такое в таком-то фильме, или примерно такой фудкорт был на трассе, почти такой же). Или линия одноэтажных магазинов-ателье-забегаловок, почти сразу за даунтаунами, они и сейчас такие же.

Несмотря на дробность контекстов, связность сохранится. Да, она задана и рубрикой Restaurants, но ощущение единства — все же, поверх нее (конечно, ч/б тоже влияет, но считаем, что его влияние тут отслоили). Есть, разумеется, Zeitgeist. А это серьезно, как ни странно. Когда-то в конце 90-ых ко мне попала книга, точное название не помню — примерно «Обращения граждан РСФСР в прокуратуру», двадцатые-тридцатые годы. Это к тому, что есть А.Платонов с его, как считается, чрезвычайно авторским языком. Так вот, примерно тем же языком были написаны и эти обращения. Понятно, что Zeitgeist еще лучше передаваем визуально, может он и организует общее ощущение, почему нет? Нет, Zeitgeist сухой, прохладный, а это ощущение — нет. И искусство тут какое-то… чересчур антропо-friendly, что ли. На Ютубе много каналов типа «Relaxing Jazz Music — Music For Work & Study — Live Stream 24/7», всякое такое.

Здесь пора цитировать «Арт-дневник 2018. (Не)удовольствие современности» К.Кобрина в Арттерритории, 1 августа. В начале у него об альбоме Kamasi Washington: «И вот странно – всё же на месте, всё хорошо, слушай, получай удовольствие. Да, но многое смущает, прежде всего слово «удовольствие». Непонятно, что это такое. Satisfaction – это понятно. «Наслаждение» – ясное дело. «Радость» – ещё яснее. Удовольствие же… Это когда специальной чесалкой с длинной ручкой скребёшь между лопаток, если там свербит? Или всё-таки это satisfaction? Наверное, удовольствие, прежде всего, бывает от повторения известного, ожидаемого, но, быть может, ожидание чуть – несильно – превышается, чуть лучше, чуть приятнее. <…> Всё сегодня такое. Прекрасные романы Теджу Коула, там, как надо, как у хороших людей, от Зебальда до постколониальных штук. Столь же прекрасные проекты Ай Вэйвэя. Удовольствия (собственного, не претендую на общий глас) от просмотров «Великой красоты» и «Молодости» Соррентино – не передать. Недавно прислали кучу ссылок на оторванный феминистский рэп, хотел было прийти в дикий восторг или неистовство, ан нет – сплошное удовольствие. Прекрасный протест. Только это уже было, всякое было».

Извлечение вот этого, не-понять-как-назвать-точнее удовольствия — очевидное достижение: да, есть такая штука. Ей-же-ей, она раньше не была сформулирована. Нет сомнений, она подразумевалась очень часто, но в тренд чего-то не вышла. Вот и следует ее зафиксировать. Без эвфемизмов типа «массовое искусство», заигрывания с оным поп-артовцами или юзанья-в-образе в варианте «Молодого британского искусства» 90-ых (см. «Высокое искусство, версия облегченная. Взлет и падение брит-арта 90-х», Дж.Сталлабрасс, Ад Маргинем, 2015 — High Art Lite: The Rise and Fall of Young British Art). Зафиксировать просто как субстанцию, прямым действием.

Потому что такое удовольствие работает и в Shorpy Historical Photo Archive. Там, по ощущению, производится именно оно. Ощущения могут подводить, но, право же… Вообще, раз уж ощущение — то, конечно, в самом деле искусство — термин относится к художественной области. А еще интрига: сейчас происходит дробление и разделение всего и вся — множество предложений всего подряд, что формирует много разных групп по интересам. Но — с одновременным нарастанием гомофморфности. Равномерности, однородности, соответствующей неким доминирующим теперь свойствам среды. Гомоморфность сейчас наловчилась возникать в любых обстоятельствах, через их же фишки. 

Уж, казалось бы, все порознь, но… по логике, в нормальной литературе все должны бы стать заведомо индивидуальными — дело почти не денежное, а частное — вот и работай as is. Но преобладает групповая/тематическая индивидуализация, и даже не в вариантах пара-литературы (это, если очень грубо, когда письмо используется социально, — ну да, там как раз и удобно искать личную идентификацию: активистскую, гендерную, такую-сякую). Нет, для склонности сползтись в нечто индивидуально-однородное годится любой повод. Как вот эти фотографии. На них интерьеры разного достатка, они разного времени и места— а не важно. Что-то их объединяет.

Например — тип удовольствия, о котором пишет Кобрин. Удовольствие-то очевидно, да и его тип примерно такой же. Неопределенный, не связанный ни с чем конкретно, приятный. Как же не удовольствие разглядывать эти картинки? Да, не трип, не перескок в неведомое, но с ними же уютнее, чем без них. 

Реакция на них будет тоже однородной. Особенности образования, вкуса и т.п. зрителя вряд ли тут сыграют. Очень уж антропо-френдли-арт, предельно гомоморфное удовольствие (или гомофорфность возникает имеено через это удовольствие?) Причем, именно гомомфорфность (определим его на время этой заметки — чтобы отличать от прочих — как г-удовольствие) и принимается руководить. Или посмотрим чуть со стороны: эта подборка — определенного времени, а тогда же была сделана, в частности, чуть ли не самая главная американская картина. Поместим ее в этот ряд (для корректности переведя в чб). Право же, она встает сюда без проблем.

С приходом Big Data начинается что-то новое: новая культура, фактически. А это и вопрос о новом типе персонажа (персонаж как тело плюс его социальное положение), точнее — о комбинации/гибрида персонажа с чем-то еще, факультативным, которое обслуживает уже культура. В общем, тут внятная новая коллективная идентификация, на которую можно выйти обратным ходом от предпочитаемых удовольствий.

Понятно, такое искусство помогает понять антропологические изменения. Вот мир персонажей, склонных к г-удовольствию, которое обеспечивает им кто-то такой же, как они — а иначе как бы он понял, что им надо предложить? Как бы получается, что этот мир любит быть выстраиваемым самим собой из самого себя. Что тут работает — Бигдата, производящая выборки, с которым организм что-то хочет сделать, но — выстроить их по уму уже невозможно (слишком много, ум не справляется), так хотя бы эмоционально извлечь из них хоть что-нибудь, а лучше — приятное? Или в принципе изменился воспринимающей аппарат?

Здесь можно и Объектно-ориентированную онтологию приспособить — вдруг она прояснит, почему организм готов позитивно реагировать на объекты, совершенно безразличные к зрителю. Только это будет теоретическое объяснение, ничего не дающее в конкретном случае: чё тут нравится-то? Все выглядит все как банальность: почему нравится то, что нравится? Спектр возможных версий очевиден и, соответственно, логично тривиальными окажутся и рассуждения на этот счет. И понять, что именно тут не так (а иначе откуда бы эти мысли?) нельзя. Как, собственно, тут «так»?

Но в том и фишка — тривиальными рассуждения не будут, фиксация общеприятных вещей, тем более — выделение из них стиля, доставляющего удовольствие, не может свестись к констатации очевидностей. Сами по себе тривиальности с банальностями не раскрутят на мысли о них — такие, чтобы без публицистического заявления своей позиции (тут ведь она не обозначается, не так ли?). Значит, есть отслоение, промежуток, который в этом контексте не реализуем. Во всяком случае — его предметами и словами. Субстанция, появилась какая-то новая субстанция, которую все эти дела и генерируют. Ну или она — их. Тогда пусть она, столь же не сформулированная, и отвечает за этот промежуток — она здесь чужеродна и выполнить такую функцию сможет. Что это за субстанция?

Для ответа есть еще ресурс, частное воздействие г-удовольствия. Вот оно пришло, гомоморфное, однородное и всешнее: как оно всасывается в отдельного конкретного персонажа, как оно им апроприируется? Рационально не понять, Бигдату не сосчитать, ее лишь можно инстинктами, а там она просто какая-то пелена, которую психически узнает персонаж или же в его психической и физической, в общем — в психофизической составляющей открываются ротики-клювики, которые начинают сосать-всасывать это.

Но вещество и удовольствие одинаковы для всех, го удовольствие — не общее. Каждый потребляет и тащится по-своему — даже не по-своему, а строго индивидуально. В смысле, оно не усиливается в коллективе: кто только не делает селфи, но каждое селфи — радость самосфоткавшегося. 

Может, это и будет здесь главной тайной. Персонаж оказывается и частным, и общим, и — теперь никакого противоречия между вариантами. Он гибридное существо. Или существо в гибридном процессе.

Может, именно потому, что появилось г-удовольствие, все и делается гомоморфным? Big Data родили Субстанцию, Субстанция родила Г-удовольствие, Г-удовольствие сделало всеобщую и повсеместную Гомоморфность. Причем, оказалось, что под эту субстанцию в организме уже имелись штатные рецепторы. Она практически вещество, совершенно материальное и натуральное — как Глютаминат натрия, C5H8NO4Na. 

Тогда главная тайна — как образуется этот глютаминат. Есть искусство, выдающее такой тип удовольствия. Им, этим искусством производится — или же тот как-то сам выделяется — C5H8NO4Na. Он и обеспечивает удовольствие, которое каждый кушает по-своему, хотя C5H8NO4Na одинаков для всех. Его производят такие-то объекты, такое-то множество объектов. У объектов могут быть авторы, но это уже неважно. Глютаминат приходит из ниоткуда, ровно как туман (в хорошем смысле). Так и бывает, когда не можешь сосчитать. Славно, что это производится. Но вот устройство объектов, которые производят Глютаминат, сам процесс его производства… Все же, он возникает, соотносясь с какими-то слоями зрителя: дернули за это, дернули за то, а даже если и не дергает никто, а оно само. Тогда возможно еще одно искусство: фиксировать то, как возникает это милое удовольствие, как образуется его C5H8NO4Na, ах. Как горшочек варит. Влиять на процесс. 

P.S. Исходная публикация — в Артерритории.