Нижний как Дальний. Валерий Отяковский

В 2021-м Нижнему Новгороду — 800 лет. «Центр 800», (курирует организацию юбилейных торжеств), и издательство TATLIN подготовили – при поддержке правительства Нижегородской области — большой том под названием «800 лет Нижнего Новгорода: пересборка. Истории города и его людей». Составители и редакторы книги — Кирилл Кобрин и Александр Курицын сделали не обычное «юбилейное издание». Авторов множество — писатели, историки, искусствоведы, философы, художники, филологи; все они пишут о городе, исходя из своего профессионального угла. Получилась действительно пересборка. Ниже мы публикуем (в некотором сокращении) первую главы книги, посвященную истории города в XIII—XVI веках. (Примеч. P(n)F).

Ну, как все начиналось, мы примерно себе представляем:

«По потопе первые из сыновей Ноя разделили землю, Сим, Хам, Иафет. И достался восток Симу: Персия, Бактрия, даже и до Индии в долготу, а в ширину до Ринокорура, то есть от востока и до юга, и Сирия, и Мидия до реки Ефрат, Вавилон, Кордуна, ассирияне, Месопотамия, Аравия Старейшая, Елимаис, Индия, Аравия Сильная, Килисирия, Комагина, вся Финикия. Хаму же достался юг: Египет, Эфиопия, соседящая с Индией, и другая Эфиопия, из которой вытекает река эфиопская Красная, текущая на восток, Фиваида, Ливия, соседящая с Киринией, Мармария, Сирсис, другая Ливия, Нумидия, Масурия, Мавритания, находящаяся против Гадира. На востоке же находятся (во владениях Хама): Киликия, Памфилия, Писидия, Мисия, Ликаония, Фригия, Кавалия, Ликия, Кария, Лидия, другая Мисия, Троада, Болида, Вифиния, Старая Фригия; и некоторые острова: Сардиния, Крит, Кипр и река Геона, иначе называемая Нил. Иафету же достались северные страны и западные: Мидия, Албания, Армения Малая и Великая, Каппадокия, Пафлагония, Галатия, Колхис, Босфор, Меотий, Деревня, Сарматия, жители Тавриды, Скифия, Фракия, Македония, Далматия, Малосия. Фессалия, Локрида, Пеления, которая называется также Пелопонес, Аркадия, Ипиротия, Иллирия, славяне, Лихнития, Адриакия, Адриатическое море. Достались и острова: Британия, Сицилия, Эвбея, Родос, Хиос, Лесбос, Кифера, Закинф, Кефалония, Итака, Корсика, часть Азии, называемая Иония, и река Тигр, текущая между Мидией и Вавилоном; до Понтийского (Черного) моря на север: Дунай, Днестр, Кавкасийские горы, т. е. Венгерские, а оттуда до Днепра, и прочие реки: Десна, Припять, Двина, Волхов, Волга, которая течет на восток в страны Сима. В странах же Иафета сидят русские, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочьская чудь, пермь, печера, емь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, либь» (Лаврентьевский список, л. 1об-2).

Это — первые страницы «Повести временных лет», главного источника знаний о древнерусской истории. До нас он дошел только в списках, древнейший из которых — Лаврентьевская летопись, составленная нижегородским монахом Лаврентием в 1377 году. Перечисление стран и народов напоминает опцию zoom на фотоаппарате, приближая и настраивая резкость отображения того участка Вселенной, который подотчетен летописцу и монахам, продолжающим его труд. Как и любой другой, Лаврентьевский список неидеален, в нем есть пропуски, описки и ошибки, но мне нравится думать, что нижегородец былых времен не удивлялся, видя количество племен, населяющих пост-ноеву землю, ведь именно на пересечении Оки и Волги встречались не просто русь и мордва, но даже больше, сыны Иафета со «странами Сима». Ощущение пограничья, пожалуй, не слишком свойственно современному Нижнему, стоящему в центре огромной империи, но когда-то он был аванпостом колонизации северо-восточных окраин Руси.

Первые века нашей истории мало связаны с этими землями — основные сюжеты разыгрывались южнее, а Поволжье тогда принадлежало местным народам. Описывая их расселение, летописец замечает: «А по реке Оке — там, где она впадает в Волгу, — мурома, говорящая на своем языке, и черемисы, говорящие на своем языке, и мордва, говорящая на своем языке» (л. 4). Среди этих этнонимов для нижегородской истории важнее всего мордва, живущая здесь в буквальном смысле испокон веков. Увы, у этого народа не было своих Нестора и Лаврентия, письменность вообще появилась поздно, поэтому о его прошлом мы можем судить только по молчаливым археологическим памятникам и иноязычным источникам. Впервые племя под названием Mordes упоминается в сочинении «Гетика» готского историка Иордана, жившего в VI веке, что свидетельствует о том, что к данному времени этот народ уже давно существовал и взаимодействовал с окружающими. Мордва делится на две крупные группы — эрзя и мокша, Нижний Новгород чаще контактировал с северными эрзянами. В древние времена у мордвы было развито земледелие и животноводство, постепенно важной частью их быта стала добыча меда, бортничество. Городов у мордвы не было, жили в деревнях, иногда укрепленных «твердью» с земляным валом и рвом. Последнее было необходимо, поскольку с каждым веком соседи становились все агрессивнее, совершая бесконечные набеги на мордовские земли и облагая их данью (чаще всего как раз в виде меда).

В 1235 году по мордовским землям, уже полнившимся слухами о приближающихся монголах, проехал венгерский миссионер Юлиан, записавший: «Мордвины язычники и до того жестоки, что у них считается никуда не годным тот, кто не убил много людей. Если кто-нибудь у них едет по дороге, несут перед ним головы всех людей убитых им и чем больше голов, тем он лучше сам. Из черепов делают чаши и охотно пьют из них. Жениться тому нельзя, кто не убил человека». Явное преувеличение, конечно, хотя об активной нелюбви мордвы к чужестранцам писали и арабский географ X века Абу-Исхак, и австрийский дипломат XVI-го Сигизмунд Герберштейн. Мы уже говорили, что сами эрзяне не оставили письменных памятников, объясняющих «внешнюю политику» своего народа, поэтому резонно предположить, что яростная оборона рубежей — естественная реакция колонизируемого народа на агрессию. Впрочем, славяне все равно постепенно проникали в мордовские земли и основывали там поселения. При этом практически все летописные упоминания свидетельствуют именно о конфликтах, самые ранние из которых относятся к 1104 и 1183 годам. Вплоть до XIII века колонизация мордовских земель не была для Руси главной, княжеское присутствие здесь скорее было обусловлено желанием коммуницировать с южным соседом мокшан — могучей Волжской Булгарией.

История этого государства содержит больше загадок, чем ответов, хотя ясно, что Волжская Булгария была важнейшим политическим образованием в регионе. В ранние десятилетия существования Булгарии на нее сильно влиял Хазарский каганат (Хазария — еще одна историческая загадка), но от этой зависимости она, довольно быстро освободилась. К концу первого тысячелетия Булгария была богатой страной с продвинутым сельским хозяйством. В отличие от мордовских земель, основная жизнь здесь была сосредоточена в городах, среди которых был Биляр, называемый в русских летописях Великим городом — действительно один из крупнейших мегаполисов средневекового мира. Благодаря исключительно удачному положению Булгария стала торговой страной, прославившись в этом качестве по всей Восточной Европе и мусульманскому миру. Именно волжская держава стала точкой пересечения двух цивилизаций, регулируя потоки товаров в обе стороны — и стремительно богатея. Интересный пример распространения этой торговли на Руси — замочки для шкатулок и сундуков в виде животных. Небольшие зооморфные украшения изготовлялись в Булгарии, а археологи находят их в Москве, Рязани, Новгороде, Владимире, юго-западных Гомеле и Киеве.

Для Руси Булгария не просто торговая площадка, но и представитель иного, мусульманского мира. Фламандский путешественник XIII века Гильом де Рубрук писал, что «булгары — самые злейшие сарацины, крепче держащиеся закона Магометова, чем кто-нибудь другой». О том, что такое положение вещей сохранялось и в предыдущие столетия, косвенно свидетельствует зооархеология: при раскопках в Биляре довольно редко находят кости такого «нечистого» животного как домашняя свинья. Именно булгары приходили с посольством к Владимиру в 986 году, предлагая Руси принять мусульманскую веру, в ответ на что услышали ставшее сакральным «Руси есть веселье пить, не можем без того быть» (л. 27об).

В лето 7016 (1507) … велел князь великий заложити град камен Новъгород Нижний, а мастер Петр Фрянчюшко Фрязин.
Миниатюра из Лицевого летописного свода. 60-е — 70-е гг. XVI в.
Шумиловский том.
Лист 683. Оборот.
Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, ОР F.IV.232.

Правители Булгарии восприняли монгольскую угрозу со всей серьезностью — будучи включенными в систему мусульманских торговых путей, они наверняка хорошо понимали реальность грядущего нашествия. В отличие от русских князей, которые могли надеяться, что монголы не пойдут далеко на север или не будут углубляться в леса, булгары чувствовали неизбежность столкновения. Первое сражение с монголами им удалось выиграть еще в 1223 году, когда потрепанные после резни на Калке пришельцы не смогли наступать и атаковать, как привыкли. После этого булгары поняли, что грядет тяжелая война, а в тылу у них — беспокойный сосед, отстраивающий новые города и наращивающий присутствие в регионе. В 1229 году булгары продлили мирный союз с Русью, предложив также и объединиться против новой угрозы, но князья отказались. Более того, поняв, что булгары не будут особенно им препятствовать, они активизировали экспансию в мордовские земли. И 1229, и 1232 — годы русских вторжений на эрзянские территории — совпадают с годами монгольских вторжений в Булгарию. Очевидным образом, Нижний Новгород богател за счет походов за спиной соседа, отвлекшегося на более серьезные проблемы. Не потому ли столь наивным кажется предприятие Пургаса, который еще рассчитывал на поддержку булгар в своем противостоянии Нижнему Новгороду, но оказался обманут в своих ожиданиях?

Тем временем, монголы все конкретнее обозначали свои претензии на булгарские земли, и к 1236 году устроили полномасштабное вторжение. Не устояв, пал Биляр, Великий Город русских летописей, последний «буфер» перед северо-восточными границами Руси, имевший целых шесть рядов оборонительных сооружений. На протяжении следующего года монголы разоряли булгарские и мордовские земли, а затем устремились и вглубь Руси. Следующие несколько лет в летописях выглядят как бесконечная череда побоищ и разгрома русских городов. В 1238 году татары сожгли Городец и, как записал Лаврентий, «пленили все по Волге» (л. 162).

Удивительно, но Нижний Новгород в этом мартирологе не упоминается, что вызывает очевидный вопрос — мог ли быть пропущен вражеской армией столь стратегически важный пункт? Борис Пудалов предполагает, что он также подвергся нападению, но поскольку находился в административной зависимости от Городца, летописец включил его в категорию «всё по Волге» без отдельного называния. Это довольно странно, ведь важность Нижнего вполне осознавалась современниками — тот факт, что его основание отдельно отмечено в летописи, является большой честью, которой не удостоились ни Городец, ни, например, Москва — история этих городов отсчитывается от момента первого их упоминания в летописи как уже существующих поселений. Впрочем, опираться на летописание времен монголо-татарского нашествия сложно, так как в ту пору оно пришло в сильный упадок: очевидцы событий гибли один за другим, а книги, скорее всего, горели. Нижегородская археология тоже не помогает пролить окончательный свет на этот вопрос, поскольку город мог быть сдан и без уничтожения его укреплений — скорость продвижения татарской армии говорит о том, что практически никто не мог оказать ей упорного сопротивления. Многие из исследователей полагают, что татары все-таки миновали Нижний, поскольку поняли, что застали Русь врасплох и бросили все силы на блицкриг, в котором счет шел на недели и даже дни. Если это действительно так, то окажется, что Золотая Орда оказалась для Нижнего Новгорода скорее пряником, чем кнутом.

Дело в том, что целью похода монголов не был простой грабеж. Захват огромных территорий являлся, в некотором смысле, колонизаторским проектом, в его ходе создавалась разветвленная административная система, способная заставить работать гигантскую империю монголов, разбитую на отдельные улусы. То образование, которому оказались подчинены русские земли, по имени своего правителя получило название «Улус Джучи». Имя старшего сына Чингисхана некоторыми источниками переводится как «неожиданный гость», и для русской истории это звучит очень уж грустной иронией. Улус был создан в 1243 году, сразу по завершению походов на Русь, и территория уже бывшей Булгарии стала важной её частью, торговым центром с множеством городов. Вместо раздавленного Биляра столицей стал город Болгар — известное еще с X века поселение очень разрослось за золотоордынские годы, в нем активно развивалась торговля, а с принятием монголами ислама он стал еще и важным религиозным центром. Соседний Нижний Новгород лишь выигрывал от того, что бесконечные столкновения разных народов на беспокойной территории прекратились, «фронтир» успокоился, и поэтому привлекательность волжского пути резко возросла, привлекая все больше торговцев и переселенцев, выбирающих эти земли для заведения хозяйства.

Мордовия и Булгария вошли непосредственно в состав Улуса Джучи, а русские земли сохранили свой порядок правления. Однако монголы теперь выдавали ярлык на правление новым князьям. Вообще говоря, вопрос о характере золотоордынского влияния на нашу историю чрезвычайно полемичен, оценки пляшут в диапазоне между «кровожадные варвары, замедлившие развитие, усилив внутреннее дробление» и «цивилизаторы, принесшие институты административного управления, благодаря которым появилось централизованное государство». Разрешить этот спор, пожалуй, невозможно, но для нашего разговора о Нижнем и «фронтире» важно признать, что в это время регион превращается из неспокойной границы в богатеющую провинцию.

Как пишет Пудалов, «Оставаясь восточной окраиной великого княжества Владимирского, Городецко-Нижегородский край оказался в благоприятных для существования и развития условиях, ибо в спокойствии этого русско-ордынского «приграничья» были заинтересованы и князья, ездившие «в Татары», и ханы, получавшие «выход». Расположение городов на Волжском пути, который, судя по летописным источникам, стал мирным после монгольского завоевания Руси, сулило горожанам относительное спокойствие».

После того как колонизаторов колонизировали, судить об истории Нижнего становится сложнее, поскольку он нечасто мелькает на страницах летописей. Русь все глубже погружалась в междоусобицы, тонко и умно распаляемые золотоордынским начальством — теперь не сын Пуреша ходил на Пургаса, а, например, Дмитрий Константинович на своего брата Бориса. Глядя ретроспективно, мы понимаем, что ставки в борьбе повысились — в этом смутном столетии речь шла не просто об отдельных княжениях, а о том, кто возглавит процесс срастания русских земель. Потребность единения вела Русь к объединению — и главный вопрос заключался в том, где будет располагаться центр. Серьезным претендентом была Тверь, затем упорно настаивала на своих правах Рязань, но в итоге все подчинились Москве. Василий Ключевский назвал это плодом «полуторавековых скопидомных усилий московских князей по собиранию чужих земель». Одним из эпизодов этой истории было и возвышение Нижнего Новгорода.

К середине XIV века волжская торговля с мусульманским миром достигла, быть может, своего пика — археологи находят в Нижнем вещицы из Ирана, Египта, Китая. Город разрастался и обретал все большую политическую значимость, из-за чего на управление им стал претендовать Суздаль, которому золотоордынские стратеги его и передали, видимо, не желая излишнего возвышения Москвы. Тогдашний князь Константин Васильевич понимал, что контроль над новым владением в значительной степени определяет силу его княжества, поэтому назначил столицей вместо Суздаля именно Нижний. Город стал важным политическим центром, здесь развивались ремесла, одновременно с Москвой началась монетная чеканка. Археологи находят даже фрагменты книжных застежек, что свидетельствует о культурном развитии новой столицы. Могло ли влияние Нижнего распространиться на все русские земли? Стал бы форпост колонизации метрополией? Снова неисторичные вопросы, но пример Петербурга показывает, что пограничная столица — вариант вполне возможный. Идеи о том, что Нижний Новгород подходит для столицы уже единой Руси возникали и через двести лет после переезда сюда Константина Васильевича, и через пятьсот. Особенно интересно думать об этом в связи с тем, что Улус Джучи потихоньку начинало лихорадить, внутренние распри ханов занимали у них все больше внимания, все ближе подбирались «великая замятня» и распад Золотой Орды.

Борьба Дмитрия и Бориса Константиновичей за правление Нижегородским княжеством, к счастью, не закончилась масштабным кровопролитием, но в значительной мере избежать обострения помогла поддержка Дмитрия Москвой, желавшей распространить свое влияние и на восточную столицу. Вскоре после этого дочь Дмитрия Нижегородского Евдокия стала женой великого князя Дмитрия Ивановича Московского, а соперничество двух городов сменилось союзом. Укрепление княжества на фоне кажущегося ослабления ханов подвигло нижегородцев на дерзкую антиколониальную политику, которая из внутренней стремительно становилась внешней. С конца 1360-х начинается серия ордынских походов на Нижний Новгород и ответных русских нападений на булгарские земли. Вплоть до 1376 года удача была на стороне Дмитрия Константиновича, который дошел до стен самого Болгара, даже начав создавать на завоеванной территории подобие административного аппарата. Это был безусловный пик развития Нижегородского княжества, недаром именно в 1377-м Лаврентий и создал свой летописный список. В некотором смысле цветущую столицу можно сравнить с домонгольским Биляром: оба начинались как дальние форпосты, но набрали силу и обрели независимость (Булгария изначально зависела от хазар), оба были дальней границей ойкумены, оба несли миссионерскую миссию: Биляр был севером мусульманства, Нижний — востоком европейского православия. Наконец, оба были жестоко разгромлены татарами, пусть и с полуторавековой разницей.

В том же 1377 году ордынцы совершили на поход средневолжские земли. 2 августа русские полки, расположившиеся у реки Пьяна, были неожиданно атакованы и уничтожены практически без сопротивления. Уже через три дня вражеская армия ворвалась в Нижний Новгород, сожгла его и окружающие села. Спустя полгода татары повторили резню и пожар. Богатая восточнорусская столица была разгромлена, разграблена, раздавлена. Самостоятельность княжества подорвана, оно все прочнее входило в орбиту московского влияния. В 1392 году хан Тохтамыш продал ярлык на нижегородское правление московскому великому князю Василию Первому. На этом, впрочем, история нижегородской самостоятельности не закончилась, в следующие полвека претенденты на это княжество с разной активностью пытались его вернуть. Самой, пожалуй, серьезной из них была попытка хана Улу-Мухаммеда, фигуры, в некотором смысле, трагической. В результате долгой внутренней борьбы он был изгнан с золотоордынского престола и со своим войском скитался по поволжским землям. Осенью 1444 года он захватил большую часть Нижнего, не сумев штурмовать только самую укрепленную автономную часть города. Около девяти месяцев он служил временной ставкой Улу-Мухаммеда, но невозможность там закрепиться ознаменовала окончательное подчинение Нижнего Москве, «скопидомные усилия» которой в очередной раз увенчались успехом.

В принципе, на этом историю средневолжской колонизации, главную роль в которой играл Нижний Новгород, можно считать законченной. Границы Руси сдвинулись, «фронтир» окончательно стал внутренней территорией, мусульманским народам оставалось покориться, а языческим — начать долгий и болезненный путь крещения и интеграции. Здесь еще бушевали черемисские войны, а казанский сепаратизм всегда находил сторонников в этих местах, но все-таки процесс успокоения и провинциализации неумолимо захлестнул оба берега Волги. Отныне Нижний Новгород готовился к каким-то иным сюжетам, к какой-то новой роли, в которой «пограничное мышление» уже не задавало смысл его существования.

Конечно, между православным и мусульманским мирами существовала конкуренция, изображенная в летописях как бесконечная череда княжеских походов за военной добычей в богатую страну иноверцев. К XII веку русские владения постепенно расширялись на северо-восток; Киевская Русь слабела, уступая пальму первенства Владимиро-Суздальской, а та, в свою очередь, стремилась к контролю над Волжским путем. Двусторонняя дипломатия не ограничивалась лишь войнами и торговлей — так, например, в голодные годы Булгария помогала Руси хлебом, а в разгар борьбы между северными и южными князьями у Киева и Биляра были общие интересы, направленные против Юрия Долгорукого — так Булгария участвовала и в княжеских междоусобицах.

Русь постепенно расширялась по направлению к Волге — к 1171 году относится первое летописное упоминание Городца. Прибрежная крепость была возведена в очень удобном месте для контроля над всеми проплывающими суднами, а заодно и для сбора войск перед походами на булгар. Ее основание можно считать первым шагом на пути к русификации земель, которые в будущем станут нижегородскими. В конце XII и начале XIII веков вокруг Городца появляются русские села, приток людей сюда усиливается. В 1219 году булгары начали войну против Руси, которая закончилась в 1220-м, когда великий князь владимирский Святослав Всеволодович совершил поход на Булгарию и разрушил крупный город Ошель. Успех этой кампании, подкрепленный мирным договором, утверждал господство славян на территории. Уже в следующем году, как сообщает летопись, «великий князь Юрий сын Всеволодов заложил город на устье Оки и нарек имя ему Новгород» (л. 153).

Его расположение было стратегически важным. Место встречи двух больших рек настолько очевидно подходило для поселения, что некоторые историки не прочь предположить существование на этом месте более древнего русского, мордовского или булгарского поселения, которое предшествовало русскому городу — но, скорее всего, это обычная попытка удревления, свойственная краеведам. Логика средневековой истории подсказывает, что здесь мог быть построен только город со значительными оборонительными сооружениями: любой слабо укрепленный пункт тут же был бы разорен теми, кто использовал Волгу как торговый путь — а кто везет много товаров без значительной охраны? Археология никаких до-нижегородских укреплений не обнаружила, так что эту романтическую идею стоит отнести к разряду городских легенд. Еще одну красивую фантазию о возведении города записал в XIX веке Павел Иванович Мельников (Андрей Печерский):

«Суздальские князья любили строиться, и мыслью Юрия Владимировича Долгорукого было — основать вдали от Киева государство отдельное, быть в нем великим князем, иметь своих удельных князей, свои отдельные действия, — словом, составить новое общество русское на берегах Оки и Волги, и по внутренним и по внешним формам сходное с обществом на Днепре. Следствием этого было разделение Руси на две отдельные части: северо-восточную или суздальскую, и юго-западную или киевскую. Этим кончилась распря двух поколений Ярослава за право быть сильнейшим и великим князем Киева, кончилась так, что обе стороны остались в выигрыше: старшее поколение осталось в Киеве, младшее сделалось сильнейшим. Первым князем Руси стал князь суздальский. Успев в своем намерении, князья суздальские все еще любили Киев, почитали этот город, как матерь городов русских, как драгоценный залог русской гражданственности, как город, в котором Русь сознала бытие свое, озарилась светом истинной веры и сохранила священный прах князей славных. Привязанные сердцем к отдаленному югу, они с унынием вспоминали в лесах своих про широкий Днепр, про соборы киевские, про святую лавру Печерскую. Поэтому они наполнили свою страну городами, в именах которых звучали имена родных полей киевских: явились Владимир-на-Клязьме, Переяславль-Залесский, Юрьев-Поволжский, Галич и др. Прежде князья киевские бывали и властителями Новгорода, и народ русский привык думать, что только первый князь русский может владеть столицею первого великого князя. Вследствие этого князья суздальские всячески старались упрочить власть свою над столицею Рюрика; но когда после сильных духом и твердых волею первых князей суздальских остались Константины и Юрии, они оставили этот замысел, и князья южные водворили власть свою на берегах Волхова. Но Суздалю нужен был Новгород, — того хотели князья, того требовало общественное мнение, и Юрий решился сделать свой Новгород. Суздаль сделал уже свой Переяславль, свой Галич; почему же ему не сделать было своего Новгорода? Юрий выжидал только удобного случая, который вскоре представился. Соседями суздальских князей были Мордва и булгары. В южной части нынешней Нижегородской губернии и в сопредельных с нею губерниях Симбирской и Тамбовской обитали полудикие «поганые идолопоклонники Мордва». Они жили в дремучих лесах, остатки которых сохранились и до сих пор, не знали почти никакой гражданственности; не имея городов, они жили большими селениями по Оке, Кудьме, Пьяне и другим рекам. Управлялись они своими князьями, с которыми часто делали нападения на соседние области русские. Мордва то платила русским дань, то разоряла их селения, то убегала от их оружия в знакомые только им одним чащи лесов. Внезапные набеги их сильно беспокоили великих князей суздальских, которые, желая придать своим владениям формы покинутого Киева, нашли в них своих половцев. Поэтому они необходимо должны были построить город, который сторожил бы движения Мордвы и держал бы её в повиновении, или, по крайней мере, в страхе».

Конечно, далее Мельников пишет и о булгарах, но принципиально, что о мордве он вспоминает в первую очередь. Хотя до конца XIII века Нижний находился в тени Городца, с каждым десятилетием становилось все яснее, что именно он теперь стал восточными вратами Руси, главным акцентом русско-мордовско-булгарского «фронтира», как называет эти земли историк Андрей Кузнецов. Возведение Нижнего начинает эпоху столь частых походов в мордовские земли, что называть их террором не позволяет разве что уважение к старым костям. 1226, 1228, 1229, 1232 — это лишь масштабные кампании, которые были замечены летописями (пусть вторая из них и не состоялась, но армия была готова). Укрепленный город, рядом с которым находился форпост в виде монастыря, можно назвать не просто регулировщиком торговли и точкой сбора войск, а целой колониальной администрацией. Мордовцы вряд ли были рады новому агрессивному соседу. У колонизируемых народов обычно есть два вида реакции на завоевание: согласие с новым порядком вещей, включающим определенные выгоды, либо же ожесточенный отпор врагу В нижегородской истории мы видим примеры и того, и другого: мордовский князь Пуреш стал «ратником» Юрия Всеволодовича, а другой — Пургас, ныне считающийся национальным героем эрзян, — в апреле 1229 года осадил Нижний Новгород, пожег окружающие поселения и монастырь, но не смог взять город штурмом. В итоге таинственную «русь Пургасову» уничтожил сын Пуреша — видимо, это пример тактики взаимного стравливания колонизируемых народов.

На любом «фронтире», главным правилом являлся здесь принцип «there’s always a bigger fish»: воинственную мордву обложили данью булгары, могучих булгар принудила к выгодному миру Суздальская Русь, но никто даже представить не мог силу той армии, которая обрушится на Восточную Европу уже совсем скоро. Хронист XIII века Матвей Парижский, пересказывая персидские или сирийские свидетельства, так писал о татаро-монгольском нашествии:

«С северных гор устремилось некое племя человеческое, чудовищное и бесчеловечное, и заняло обширные и плодородные земли Востока, опустошило Великую Венгрию и с грозными посольствами разослало устрашающие послания. Их предводитель утверждает, что он — посланец всевышнего бога, [для того] чтоб усмирить [и подчинить] народы, восставшие против него. А головы у них слишком большие и совсем не соразмерные туловищам. Питаются они сырым мясом, также и человеческим. Они отличные лучники. Через реки они переправляются в любом месте на переносных, сделанных из кожи лодках. Они сильны телом, коренасты, безбожны, безжалостны. Язык их неведом ни одному из известных нам [народов]. Они владеют множеством крупного и мелкого скота и табунов коней. А кони у них чрезвычайно быстрые [и] могут трехдневный путь совершить за один [день]. Дабы не обращаться в бегство, они хорошо защищены доспехами спереди, [а] не сзади».

Монголы именно так прошли по миру: быстро, опустошительно, как горячий нож сквозь масло. Мистический ужас хрониста вполне оправдан, ему соответствует демонизация врага, которого европейцы воспринимали как потустороннюю силу. Чингисхан, а затем и его потомки, оказались выдающимися полководцами, комбинируя сложные тактики боя, хитрую дипломатию и изящную стратегическую подготовку. Рыхлая, раздробленная, погрязшая в бесконечной усобице Русь конца 1230-х быстро пала под монгольским натиском.

Почему же княжеские войска не смогли дать достойный отпор противнику? Был ли у Руси хоть какой-то шанс сохранить самостоятельность, не превращаясь в окраину азиатской империи? Вопросы риторические и неисторичные, попытки ответить на них в научной литературе нередко сводятся к спекуляциям, однако нельзя не отметить, что «братья-славяне» немало помогли монголам, варясь в бесконечной гражданской войне, устраивая походы друг на друга и не обращая внимания на очевидные знаки близящейся войны. Известий о монгольском разорении мусульманских стран было предостаточно, завоеватели совершали походы в соседнее Причерноморье, но князья, по-видимому, думали, что их минет чаша сия, и старались извлечь даже выгоду из сложившейся ситуации — особенно заметным это сказалось на нашем «фронтире».

В лето 7014 (1505) … того же месяца сентября приходил ратию нечестивый царь Магамед-Амин Казанский под Новъгород Нижний и стоял под городом два дни и ко граду приступал, а на третий день от града бежал, а груду не сотворив ничтоже; гражане же, выходя из града, многих людей его побишя.
Миниатюра из Лицевого летописного свода. 60-е — 70-е гг. XVI в..
Шумиловский том.
Лист 648. Оборот.
Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, ОР F.IV.232.

А князь Иван Дмитреевичь прибежа вборзе к реце ко Пьяне, гоним напрасно, и ввержеся на коне в реку во Пьяну и утопе, и истопоша с ним в реце во Пьяне множество князей и бояр и вельмож и воевод и слуг и воиньства безчислено.
Миниатюра из Лицевого летописного свода. 60-е — 70-е гг. XVI в..
Остермановский первый том. Лист 717.
БАН, 31.7.30-2.

Впрочем, процесс построения государства в современном представлении растянулся еще и на XVI век, создание институтов разных уровней шло медленно, но постоянно. Одним из основных признаков, определяющих государство as it is, является граница, и, в то время как запад Руси довольно четко структурировался под воздействием постоянной борьбы с Литвой, восток был более зыбким. Возможно, самым определенным пограничным пунктом был как раз Нижний Новгород с окружающими селами. Бывший «фронтир», тем временем, становился все горячее. Длинный процесс умирания Улуса Джучи завершился в середине XV века, когда великая монгольская империя распалась на несколько независимых ханств. В 1431 году князь Федор Давыдович Пестрый совершил поход на Болгар, взял город и практически сравнял его с землей, после чего на булгарских землях произошел очередной транзит столицы — в постджучиевском пространстве новым центром стало небольшое татарское поселение Казань, где располагались бывшие отряды хана Улу-Мухаммеда. Промосковская повесть «Казанская история», написанная где-то через 130 лет после разрушения Болгара, предлагает развернутую метафору, задающую вполне конкретный модус повествования о дальнейшей политике местного ханства:

«И, поискав, переходя с одного места на другое, нашел царь Саин на Волге, на самой окраине Русской земли, на этой стороне Камы-реки прекрасное место, одним концом прилежащее к Болгарской земле, а другим концом — к Вятке и к Перми, богатое пастбищами для скота и пчелами, родящее всевозможные злаки и изобилующее плодами, полное зверей, рыбы и всякого житейского добра, — не найти другого такого места нигде на всей нашей Русской земле по красоте и богатству, с такими же угодьями, и не знаю, найдется ли и в чужих землях. И очень за это полюбил его царь Саин.

И рассказывают многие так: место это, что хорошо известно всем жителям той земли, с давних пор было змеиным гнездом. Жили же здесь, в гнезде, разные змеи, и был среди них один змей, огромный и страшный, с двумя головами: одна голова змеиная, а другая — воловья. Одной головой он пожирал людей, и зверей, и скот, а другою головою ел траву. А иные змеи разного вида лежали возле него и жили вместе с ним. Из-за свиста змеиного и смрада не могли жить вблизи места того люди и, если кому-либо поблизости от него лежал путь, обходили его стороной, идя другой дорогой.

Царь же Саин много дней смотрел на место то, обходил его, любуясь, и не мог придумать, как бы изгнать змея из его гнезда, чтобы поставить здесь город, большой, крепкий и славный. И нашелся в селе один волхв. «Я, — сказал он, — царь, змея уморю и место очищу». Царь же был рад и обещал хорошо наградить его, если он это сделает. И собрал чародей волшебством и чародейством своим всех живущих в месте том змей — от малых до великих — вокруг большого змея в одну громадную кучу и провел вокруг них черту, чтобы не вылезла за нее ни одна змея. И бесовским действом всех умертвил. И обложил их со всех сторон сеном, и тростником, и деревом, и сухим лозняком, поливая все это серой и смолой, и поджег их, и спалил огнем. И загорелись все змеи, большие и малые, так что распространился от этого сильный смрад змеиный по всей той земле, предвещая грядущее зло от окаянного царя — мерзкую тину проклятой его сарацинской веры. Многие же воины его, находившиеся вблизи этого места, от сильного змеиного смрада умерли, и кони и верблюды его многие пали. И, очистив таким образом место это, поставил царь Саин там город Казань, и никто из правителей наших не посмел ему помешать или возразить. И стоит город Казань и поныне, всеми русскими людьми видимый и знаемый; те же, кто не бывал там, наслышаны о нем».

Впрочем, конечно, пропагандистский перекос процитированного источника сомнений не вызывает. «Казанской истории» нужно было оправдать многолетнюю разрушительную войну против ханства. Для татар же Казань была не только политическим, но и культурным центром, где цвели искусства и науки. В «Книге о победе казанцев», приписываемой поэту XVI века Кул Шарифу, новая столица булгарских земель описывается совсем иначе:

«Диво! Место увеселенья в мире этот город Казань,
В мире нет больше такого города, дающего кров.
В мире нет нигде такого цветущего города, как Казань,
В Казани еду-питье найдут всегда, таков он город Вселенной!»

Как бы там ни было, но возникновение нового центра в регионе вновь поставило вопрос о соотношении сил. Некоторое время Русь даже выплачивала Казани дань как золотоордынскому преемнику, однако новое ханство не обладало силой былой империи и не могло удерживать контроль над Москвой, значительно усилившейся к середине XV века. Борьба с Казанью — основной сюжет восточнорусской границы на протяжении следующих ста лет. Постоянные взаимные нападения, бунты, попытки влиять на внутриполитическую ситуацию… русско-татарские отношения в этот период трансформируются, и теперь в них постепенно обозначается все больший вес Москвы, все большее её влияние.

Естественно, эта ситуация не могла не привести к очередному переосмыслению задач Нижнего. Долгая, порой изнурительная борьба Москвы за эту точку на карте в итоге оказалась вовсе небессмысленной — город стал плацдармом для походов на Казань. Здесь собирались войска, отсюда они отправлялись на военный рубеж. Вплоть до возведения Свияжска в 1551 году, он был удобнейшей площадкой для всех военных операций на Волге. В результате постоянной борьбы за Нижний, длившейся с 1377 года по 1445-й, его население значительно сократилось, торговый и ремесленный потенциал оскудели. Некоторой компенсацией стало появление в городе «сведенных» (ссыльных) уже из другого Новгорода, Великого. Один из последних оплотов русской независимости от Москвы был сломлен в 1477 году, множество новгородских бояр были лишены своих владений и принудительно переселены. Их новые имения и старые умения вывели Нижний на новый виток развития.

Именно с казанским периодом связаны, пожалуй, два самых ярких нижегородских топоса, две важнейшие детали городского ландшафта: ярмарка и кремль. По сути, они символизируют торговлю и пограничную войну, два главных занятия колонизаторов во всех частях света. Хотя ярмарка оказалась в городской черте лишь в XIX веке, её история восходит к первой четверти еще XVI-го. Когда катаклизмы предыдущего столетия закончились, а власть нового ханства стабилизировалась, основной торговой локацией «фронтира» стала Казанская ярмарка. Туда стекались товары со всего обширного волжского пути, а вместе с ними и экзотические диковины из далеких стран. Русские купцы, как и прежде, активно участвовали в торговле, но ей все сильнее мешали, во-первых, привычка казанцев угонять в рабство русское население, а во-вторых, постоянные политические интриги, которые плела Москва, пытаясь пропихнуть на ханский престол своего ставленника. Сначала в 1505 году, затем в 1521-м и 1523-м в Казани нападали на русских купцов, приехавших на ярмарку. Нередко дело кончалось убийством. Помимо уже традиционного в таких случаях военного ответа, князь Василий III решил ввести по отношению к казанцам и экономические санкции: в 1525 году он запретил русским купцам торговать в Казани, призвав их и иностранцев на новую ярмарку, размещенную неподалеку от Нижнего Новгорода. Сначала она устраивалась в Васильсурске, затем — в Макарьеве. Значительно позже, в 1817-м, она переедет в сам Нижний.

Кремль также имеет свою предысторию: первые каменные оборонительные сооружения в Нижнем Новгороде появились еще в XIV веке. Однако тогда работы не были завершены, стены и валы оставались деревянными и земляными еще два столетия. В 1500 году началось строительство Тверской башни (ее точное местоположение ныне неизвестно), а в конце того же десятилетия работы по возведению стен кипели вовсю. Достроенный примерно к 1515 году кремль удался на славу: мощные башни, сложнейшие в своей конструкции стены, укрепленные ворота, всегда бывшие самым слабым местом любой средневековой фортификации. Кремль успешно выдержал три нападения — 1521, 1536 и 1574 годов — однако позже его башни и стены становятся все менее функциональны. Произошло это так.

Иван Грозный, первый царь всея Руси, сделал захват Казанского ханства одной из важнейших задач своего правления. В отличие от предшественников, он не ограничивался интригами и поддержкой своих кандидатов на ханский трон. Иван решил торжественно и кроваво усмирить неприятного соседа. В 1545 году начинается серия его походов на Казань, которую автор вышепомянутой «истории» сравнивал со змеиным гнездом. Спустя семь лет регулярные осады города дали свой результат. он пал, царские войска устроили кровавую резню, которая должна была сломить любую волю к сопротивлению в будущем.

Реконструкция вида Нижнего Новгорода с реки XV века. Святослав Агафонов. 1969.