Что такое минимализм

Серьёзно писать о минимализме уже поздно, минимализм — дитя 1960х. С тех пор это слово потеряло остроту и вкус, и, интересуясь минимализмом, мы скорее всего интересуемся каким-то не тем минимализмом. Эту расфокусировку легче всего проиллюстрировать на понятии долбоебизма – почему кто-то был назван в какой-то ситуации долбоёбом, понять иногда можно, но вот описать что такое долбоебизм сам по себе и, более того, написать историю долбоебизма – это уже занятие с крайне сомнительным итогом.

Так же непросто сказать, чего именно в минимализме мало – минимал-техно-трек можно урезать на такой громкости, что мало не покажется. В 90-х было принято рассказывать, что слово минимализм нельзя понимать буквально и в виду НЕ ИМЕЕТСЯ ограниченность выразительных средств.

ЭКОНОМИЯ СРЕДСТВ

Тут можно сделать первое важное отступление – экономия выразительных средств есть один из столпов искусства эпохи классицизма (представлять себе можно дом с колоннами, построенный в 19 веке), это искусство якобы было завершенным, лишенным всего лишнего – в Джоконде Леонардо да Винчи, как знают даже школьники, ничего ни убавить, ни прибавить, картина доведена до такого состояния, что всё, что можно выкинуть, уже выкинуто, она достигла твёрдого грунта, находится в точке минимума.

С этой точкой минимума связана другая народная мудрость – максимум выразительности при минимуме средств, математики ценят наиболее простые решения задачи, это всё следы эстетики классицизма, которая минимализму вовсе не чужда, минимализм и является новым классицизмом (тогда новым романтизмом является, по-видимому, панк- и инди-рок). А там, где классицизм, там и серьёзность, и разговоры о сущности и истине. Минимализм просто благодаря коллажу из пары народных мудростей оказался сущностью любой музыки вообще, в визуальных искусствах такой привилегией тешился геометрический абстракционизм.

БОРН ИН ЗЭЮЭСЭЙ

Важно понимать, откуда взялась минималистическая музыка – а взялась она в нью-йоркском арт-андеграунде, это сугубо американское дело. У американских композиторов-минималистов был, как выяснилось много позже, нехилый рессантимант по отношению к евроклассике – Бах, Моцарт, Бетховен, Шуберт были европейцами и их музыка уныло не соответствовала реальностям американских полей и городов. Европейских студентов консерваторий это несоответствие не смущало, а американским было неуютно: джаз, блюз, всякий Джон Колтрейн был им ближе и понятнее и главное оправданнее, чем евроклассика, взявшаяся из дурацких крестьянских танцев эпохи барокко – мазурок, полек и прочих менуэтов и сарабанд. На эту тему есть мемуары Стива Райха. По этим мемуарам понятно, что Райх не мог игнорировать, условно говоря, треш-культуру, американцы были куда ближе к «низкой» культуре чем европейцы, европейская высокая культура была недостаточно риэл и тру.

Тут следует заметить, что в конце 1940х никакой особенно высокой культуры в Европе и не осталось, Европа была изрядно поломана и потоптана, американцы чувствовали себя победителями в мировой войне, в США началась новая литература (Берроуз), новый театр, новый танец, новая живопись (абстрактный экспрессионизм), новое мировоззрение (битники, потом хиппи), новая музыка (джаз Чарли Паркера), новые инструменты (синтезаторы), новая серьёзная музыка тоже должна была появиться. Ею и стала пэттерн мьюзик, позже названная минимал мьюзик.

ПОВТОРЯЛОВО

Пэттерн мьюзик состояла из повторяющихся недлинных пассажей, классический пример – два магнитофона, которые гоняют по кругу два идентичных склеенных из пленки кольца, скорости у магнитофонов слегка разные, поэтому в начале представления два синхронных акустических потока постепенно разъезжаются, звук начинает расплываться, обзаводится эхом, потом двоится, потом опять превращается в эхо, потом сливается. Эффект медленно нарастающего асинхрона был многократно в минималистической музыке поюзан, слои плывут друг относительно друга и возникают акустические конфигурации (уплотнения, загогулины), которые воспринимаются как реально существующие аудиоартефакты, но никто их не играет, они есть чистой воды акустическая иллюзия. Эти загогулины при следующем повторения цикла модифицируются или же исчезают, это аудиоэквивалент муарового эффекта, я заебался это писать, писал про муаровый эффект уже раз десять, тоже своего рода минимализм, сам я никакого эффекта давно в музыке Фила Гласса или Стива Райха не слышу. А муаровый эффект считаю в визуальной сфере применимым разве что в недогламурных рубахах, последняя из которых истлела и порвалась много лет назад, а новых что-то не попадается. Это такие ткани, складки на которых с одной стороны зеленые, а с другой скажем, фиолетовые, а когда ткань мнётся, распределение цветов плывёт у тебя перед глазами.

В этом эффекте и состоит (якобы) сущность музминимализма, хотя есть много примеров минималистической музыки, муаровый эффект вовсе не использующей – скажем опусы Мортона Фелдмана или Ла Монте Янга. Гигантский опус «In C» Терри Райли тоже обходится без муарового эффекта – там фокус в том, что каждый инструменталист большого оркестра играет последовательно недлинные пассажи: поиграет раз сто один, берется за другой, оркестр в целом ползет вниз по списку пассажей, не все музыканты играют одновременно одно и то же, но музыка всё равно остается статичной, навязчивой, трансовой.

Минималистическую музыку 1960х можно представлять себе как навязчивое пульсирование, долбление одного и того же тра-ла-ла.

АУТИЗМ

В этом долблении можно без особенного труда распознать некоторые признаки аутизма или ещё какой-нибудь малоприятной шизофрении. Всем известны страницы, исписанные одним и тем же словом или фразой, сознание находится в туннеле, циклится, заполняет строчку за строчкой идентичным курсивом, буквы не совсем точно повторяют друг друга, ничего нового ни в тексте, ни в графике не появляется, аутичному шизоуму нет преграды и нет износа – но он и не может выскочить за пределы тупого повторения одного и того же паттерна.

Меня всегда интересовало, как выглядит человек, пишущий одно и то же слово тысячи раз в тетрадке, о чем он думает, если он вообще думает, есть ли внутри него протест против канализационной трубы, в которой он движется, или же он захвачен правдой и правотой своего дела? Странная это правота – ведь никакого содержания в этом тексте нет, это восклицание, повторяющееся как кафельная плитка, это и не текст, это рукодельный лингвопаркет, минимал лингво.

Я не хочу сказать что все композиторы-минималисты были аутистами, шизофрениками и больными обсессивно-компульсивным расстройством, но что они на свою музыку капитально подсели и именно и хотели делать длинные простыни, в которых формально ничего не происходит, от которых «нормальных людей» клонит в скуку и сон, но которые милы и единственно выносимы тем, кто именно такое и слушает. Это очень специфическое умение – слушать минималистическую музыку.

Минималистическая музыка вполне соответствовала духу эпохи, минималист Сол Ле Витт делал огромные кубы из квадратных секций или рисовал сотни параллельных линий карандашом на стене, Йоко Оно покрасила стены и потолок галереи в Лондоне в белый цвет и поразила в самое сердце Джона Леннона, Энди Уорхол снимал длиннющие фильмы, в которых вообще ничего не происходило – кроме бесконечно длящегося стоп-кадра; Уорхол якобы издевался над буржуазным вкусом, новое смертельное оружие называлось тоска/занудливость (boredom), впрочем скептики сразу распознали, что гиперзанудливость стала элементом стильного буржуазного лайфстайла.

ГАРАНТИЯ ПОБЕДЫ

Ты можешь сыграть одну фразу, – сказал мне Джон Тилбёри, — после этого ты можешь сыграть что-то иное или просто повторить ту же самую фразу, потом ты можешь повторить её ещё раз. И получится минимализм? – спросил я. Нет, — был мне ответ, — минимализм получится, когда это повторение будет иметь смысл.

Процедура изготовления минимализма прекрасно описана, означает ли это, что превосходный результат, то есть получение минималистической музыки, гарантирован? – спросил я Фила Ниблока. Он посмотрел на меня как на идиота, усмехнулся и сказал: Нет.

Иными словами, если делать минималистическую музыку по общеизвестному рецепту, собирая ее как шкаф из ИКЕА, то результат ничем пристойным, скорее всего, не окажется – тупое повторение тупо выбранным семплов и паттернов так и останется тупотой, чуда охренительной музыки без начала, конца и фокуса посередине не возникнет, мироздание ничего про закон автоматического успеха процедуры испекания торта минимализма не знает.

Многие электродизайнеры рассказывали (в 90х, в героическую эпоху бури и натиска электроники, сейчас, как мне кажется. никто себя этим не мучает), что у них дома с утра до вечера крутится луп их нового трека. Только если ты его слушаешь много часов подряд (речь идет о коротких отрезках в несколько секунд) несколько дней, ты можешь оценить, в самом ли деле он хорош. Если ты сам в состоянии выносить свой луп много часов, то слушатель скорее всего сможет его вынести три-четыре минуты.

Уже много лет меня преследует эта сцена – обычная квартира, жилая комната, зеркало на стене, красное кресло, зелёный диван, полированный шкаф, светлые обои в малозаметный цветочек, и на дикой громкости рубит тыып тыып тыып тыып много часов подряд, а человека и нет, слушателя в этом интерьере мне не представляется. Я каждый раз при этом думал, что же за ужасная жизнь у электропродюсера, какие же муки он нечеловеческие терпит, утюжа свои мозги многочасовым прогоном каждого лупа, это дарк сайд электронной музыки, неприглядные швы ее изнанки (и это, кстати, одна из причин, почему я сам не стал ею заниматься).

Сейчас же мне хотелось бы обратить внимание на эффект это утюженья мозга – а именно на то, что мозги оказываются таки отутюженными, многочасовое слушание лупов приводит к тому, что зацикленные звуки становятся нормой, мозги, вкус и совесть, все рефлексы к ней приучаются и под нее подстраиваются. Профессионального военного узнаешь по выправке, которая доминирует и много лет после того, как его выперли со службы, у профессиональных слушателей лупов та же самая история. При этом я сильно сомневаюсь, что многочасовое гоняние семпла по кругу дает тебе шанс выбрать самый классный семпл или хотя бы определить его длину – говногоры электроники вопят об обратном.

2 И 1+1

Мне кажется, что повторение можно воспринимать по-разному, обычное восприятие привыкло к тому, что у перил повторяются вертикальные палки, повторяются окна дома и повторяются сами дома, кресла в самолете, столбы вдоль дороги, загогулины на протекторе шин, вокруг нас навалом решеток, сеток, секций, панелей и плитки. Повторение – самый распространенный способ заполнения плоскости и пространства. Восприятие воспринимает сразу много циклов повторений, сразу много секций, решётку целиком. Как все это царство повторялова можно воспринимать по другому?

Просветление у меня наступило, когда я рассматривал два идентичных сорванных мной со стены (в Берлине) плаката, изображен был ужасный отечный малый в очках, безнадёжно толстый и очкастый, огромное пузо, цветная фотография на белом фоне, реклама фитнесс-центра или чего-то в таком духе. Я не могу сказать, почему я сдираю несколько экземпляров одного и того же плаката, чаще всего, потому что первый экземпляр рвётся при отдирании, иногда потому, что плакат кажется прикольным, плакат с пузаном прикольным не казался. Я склеил первый экземпляр из нескольких кусков, насмотрелся на его пузо, и скоро нашел в рулоне, принесенном с улицы, второй экземпляр, положил его рядом с первым, и тут меня вставило – бляяяяя, второй плакат неожиданно «стал иметь смысл».

Я попробую описать этот эффект: когда я втыкал в первый плакат, моё восприятие поместилось в трубу, плакат занял собой всю панораму. Появление его во второй раз не образовало сетку или последовательность, но вдарило еще раз тем же самым душем по глазам. Это не было два лежащих идентичных плаката, но сначала один плакат-заменивший-собой-весь-мир, а потом еще раз тот же самый эффект с самого начала. Наверное можно назвать такое восприятие дискретным, ограниченным, каждая секция/панель воспринимается в упор, анфас, а потом щелчком меняется на точно такую же, но с эффектом обновления, то есть скидывания усталости и привыкания от первой секции/панели. Если сравнить с хлестанием (нелюбимого мной) пива, то эффект такой – глоток пива, противный вкус во рту, жажда, глоток пива, противный вкус итд.

Третьего плаката с пузатым дядькой у меня не было.

Были другие плакаты в нескольких экземплярах, но такого эффекта не возникло, впрочем, я не особенно и старался его исследовать, совершенно точно его не было, когда я видел целый ряд плакатов с дядькой на кирпичной стене – по-видимому, играет роль относительный размер плаката, то есть расстояние от него до зрителя.

Можно ли так же слушать музыку? Я думаю, что да, поп-песни состоят обычно из идентичных мелодичных загогулин (можно взять для примера гёрл битлз или энджи понятно кого), и такая загогулина (по научному называемая словом хук, крючок) цепляет и цепляет слушателя, стимулируя его аппарат циклической зависимости.

Работает ли эта схема для более коротких пассажей? ай донт кнов.

Мне кажется, что где-то тут кроется разгадка тупой приверженности к одному и тому же брейку драм-н-бейсса или биту хип-хопа. Непонятным образом был найден пассаж, который прекрасно «ложится на слух», то есть к которому наступает моментальное привыкание, который слушается сам по себе взятый отдельно, не слипаясь в сетку/решетку. И на таком пассаже паразитирует вся индустрия поп-минимализма десятки лет, нет ему износа, и ей тоже.

МИНИМАЛ-ПОП

Минимал-музыка утекла в поп через несколько пробоин, можно ограничиться двумя наиболее известными примерами – американской группой Вельвет Андеграунд и британской АММ.

Снова про минимализм заговорили в середине 1990х, когда появилось минимал-техно. Когда электронную музыку стали делать на семплерах, крутивших одни и те же пассажи, всем заинтересованным лицам стало ясно, что это новое состояние именно минимал мьюзик.

Сегодня странно на голубом глазу просвещать, что такое минимал, потому что очень трудно указать, где же не минимал, даже инди-рок продолжает оставаться минимал-роком, все пассажи, из которых он собран, повторяются практически без вариаций внутри одной песни. Про музыку, собранную на компьютере, даже и говорить не хочется – чистый минимализм.

Сегодняшние уши, прочищенные и промытые минимализмом, слышат эту заразу где угодно – в повторяющихся риффах блюза 1930х годов, в индонезийском гамелане, в индийских рагах, в музыке для коры западной Африки. Везде, где появляется репетативность, где пассажи повторяются, мы слышим тот или иной минимализм, минимализм стал точкой отсчёта, тем, что само собой подразумевается. В эпоху, когда десятое издание электропопа воспринимается как знак свободомыслия и арт-креативности (как я понимаю, след, тянущийся от болезных Чикс Он Спид), ставить под сомнение сам принцип идентично повторяющейся долбёжки стало невозможно, однако возможно это зудящее, гудящее, постукивающее дело разной степени лиричности полностью игнорировать.

АРХИТЕКТУРА

Конечно, никто не ищет сегодня твёрдое дно и не очищает свою музыку от лишних декоративных украшений, современная музыка и есть культура декоративных завитушек и излишеств. Оправдание звучит как «эмоциональность» и «народу же нравится». Мэтры геометризма и конструктивизма полагали сто лет назад, что новое видение предполагает не только удаление с фасада завитушек, а с головы здания покатой крыши, но сами стены должны идти по-другому, окна должны иметь другую форму и по другому группироваться. Каждое здание было не только уникальным (хотя и возводилось из вполне прозаических железобетонных плит), оно было и выразительным – в нём присутствовали резкие изломы и сдвиги, неочевидные симметрии и асимметрии. В любом случае эти здания не были тупыми, отказ от излишеств и мещанской декоративности позволял достичь гиперэкспрессивности, перекособочить огромную бетонную чушку, добиться тонких аритмических эффектов буквально на пустом месте, к тому же обильно цитируя др. Египет и др. Рим, что всегда заметно и приятно челу с высшим образованием.

Сегодня же мы имеем тупой застой тупо повторяющихся секций, а ремесло архитектора стало заключаться в оживляже этой унылоговённой репетативности новыми вполне индустриальными и повторяющимися декоративными элементами – накладными панелями, идиотскими полосочками, сеткой стеклянных или зеркальных панелей, или бетонных, или пластиковых. Промышленность диктует вкус, заставляющий фасад каждого здания выглядеть как кафельная стена туалета, при этом в головах архитекторов крутятся и говорятся клиентам слова – минимализм, геометризм, дизайн и конструктивизм, а также «это современно», надеюсь, что хоть кто-то из них хотя бы иногда отдаёт себе отчёт, что это всё долбоебизм.

С музыкой та же хуйня.