Остров

— вс / ё смешано, и открыта форточка
Полина Андрукович

Полтора года назад я узнала о планах на стройку в лесопарке Лосиный Остров. Вырубка около двух тысяч деревьев, разделение массива асфальтовой автодорогой на две части. Предполагаемый разрез назвали реконструкцией. Однако объекта восстановления нет, есть только множество исключенных объектов. Самый крупный лес, расположенный в городской черте, как пишут в справочниках. Но я не чувствую городскую черту: наоборот, москва точно не здесь.

Я пишу москва, имея в виду не город, но центробежное и центростремительное движение, экспансивное и замкнутое в себе. Я не знаю его и знаю его. Чувствую его в метро, среди сталинок на северо-западе, в трамвае у Чистых прудов, в Орехово, на Восточном вокзале, в Метрогородке, у здания МГУ, в МФЦ, МЦК. Иногда я чувствую его в том, как мир вокруг склонен располагаться. Я замечаю его на центральных улицах некоторых других городов, чувствую его в осыпающей краске с фасадов рядом с новыми рекреационными зонами, в исключении.

°

Если выйти на станции Белокаменная и отойти достаточно далеко от основных дорог, то москва утихает, а лес располагается. Я не могу сказать, что его плотность дарит спокойствие, убаюкивает руссоистской грезой. Скорее всего его вообще нет. Лес или лес не может быть абсолютным, но это не обязательно. Персона на станции спрашивает у спутников, почему этот парк так называется. Их ответ тонет в тоннеле, который должен вывести нас из города во что-то еще, другое, но все же оставить в нём, сложить в неполный сегмент, выудить из невидимой здесь воды. Словом «остров» в центральной России именовали участок леса в степи, возвышенность на равнине, «гриву», невысокие и плосковерхие холмы. В сказках лес часто чудесным образом поднимается — например, вырастает из гребня, брошенного протагонисткой. Лес и остров — то, чего не было, что смогло выйти на поверхность, смятая земля, зелень, зацепка на горизонте, локон. Однако меня занимает скорее то, что между зубьями гребня, внутри.

°

Надкусываю яблоко по дороге к дубовым зарослям. У лесного массива есть общий иммунитет. Здесь в размышлении о нем — доступная часть острова, мое расположение. Зона вблизи. Какой бы ни была коммуникация между деревьями, их сближение нежно и чудовищно. Быть с ним — значит увидеть не слепую силу и миф, но умножение слоев и генеративных ошибок, жизни. Позволить мышлению оступиться. История подавления, забытые капища, сохранение и браконьерство, симбиотический кластер, работа лесничих, элитные дачи, ресурс во время военных действий, просьбы мэров о сокращении территории, борьба за границы, обмен веществ, удобное место для новых домов, этот свет. Он падает как бы из ниоткуда, не сквозь листья, мимо, но каждый раз находится здесь.

°

Искусственное дерево в тоннеле метро показывает себя, но мой телефон отказывается его сохранять: file is corrupted, кризис сцены как есть. Я вышла налегке. На входе в лесопарк декоративные фигуры лосей. Их отсутствующие тела оформляют металлические стебли, аппарат поддержки воздуха и теней. Дальше — люди на разном колесном транспорте щекочут асфальт шинами. Я чувствую себя слабой версией киборга: моя скорость меньше.

Иногда листья немного скрипят при соприкосновении с поверхностью. Мне кажется, этот звук отделяет москву как тонкая случайность, распределенная по всей территории. Периодически звук колес затихает, остается почти тишина. Порослевые клоны деревьев создают однообразный фон, сквозь который мне кажется чье-то присутствие. Эта инерция узнавать находит меня, но я почти не схожу с асфальта, потому что так я точно смогу вернуться домой. Все говорит о том, что лес не должен быть ясным, но мы уточняем его как умеем. В конце концов, делаем его сами и соглашаемся видеть в нем архетип, а не экосистему, госзаказ или чью-то инициативу, усилие сообщества. Возможно, самое настоящее присутствие — не быть здесь буквально.

Время от времени я отклоняюсь от основной тропы, а потом возвращаюсь. Я собираюсь представить где-то дальше новую двухполосную автодорогу, но совершаю ошибку: инбридинг своего текста связывает мое воображение. При переходе с земли на асфальт перестаю ощущать ход — земля не возвращает упругость шага. Я понимаю, что мне одновременно удобнее и неудобнее идти по готовой дороге, и ловлю себя на цинизме.

°

Популяции растений и животных растут в изоляции, по словам сотрудни:ц института, подтвердивших допустимость стройки в лесу. Мои слова не могут затронуть весь лес, но останутся ли они в этом же исключении? Здесь нет красоты, а в словах заключений нет достоверности. Оба отсутствия завернуты в плотный глитч листьев, который сдерживает внимание, расслабляет глаза.

Некоторые деревья здесь отмечены красным — знак для сотрудни:ц лесопарка. Чуть дальше похожие знаки на металлических столбах с фонарями наверху. Их тела сливаются со стволами. Фонари кажутся мне то собеседниками, то конвоирами для деревьев, меченными общим укусом. В какой-то момент я замечаю, что бесконечно думаю о сюжетах, достраиваю то, что вижу как бы в обход. Да, грёза действительно среда обитания. Или во всяком случае — ещё одно расширение, камень с палкой.

С каждой минутой я иду медленнее, пока не касаюсь простого узора на повороте — извитые линии: это напоминает проверку зрения, сосуды глаза. Мне кажется, что территория — врожденная катаракта, которая мне не видна, и понимаю, что заблудилась.

°

Я чувствую себя одновременно одержимой и безучастной, когда вечером выхожу обратно на станцию. У меня ничего нет здесь, но есть дубовые листья (самые маленькие, которые я смогла найти). Обитание — хрупкая-плотная ткань обстоятельств, как ломкое покрытие листа, которое он сохраняет, даже крошась в руке. Ответственность, вероятно, не всегда может быть измерена чувствами, но то, что я ощущаю сейчас действительно есть. Мне больно из-за того, что я не могу не осваиваться, даже потерявшись.

Я могу проецировать опыт, наслаждаться тем, как точно моя культура сочетается с ритмом листьев. Я могу грустить о том, чего здесь никогда не было, а потом пить и есть то, что якобы беру в соавторство. Я могу оставить подпись на литературной книжке и на документе против застройки — можно даже исхитриться и сделать это одновременно, сразу двумя руками — наш бэкграунд приматов позволит и так. Было ли мое присутствие здесь, в этом воздухе, чем-то, кроме метаболизма? Иногда метаболизма достаточно. Я возвращаюсь домой, на ветки инфраструктуры, где такие, как я, оставляют очень медленные деревья для дофамина.


* * *

Фрагмент из книги «Спектр», готовящейся к выходу в издательстве «Новое литературное обозрение» в 2026 году.