Черно-белые португальские стихи

Все началось с возвращения. Из Португалии. Мне сразу же стало ее не хватать. С романами Сарамаго романа не случилось. Да и «русского» Пессоа все ругают. Паллиативом были Madredeus, Mariza и фильм Вендерса. Но хотелось букв. Ничего не обнаруживалось. Совершенно случайно я зашел на сайт poemsfromportuguese.com с англоязычными переводами новейшей португальской поэзии. Этот проект одного человека – португалки, живущей в Лондоне, Аны Хадсон. Следующие полгода жизни я и провел на этом сайте. Читать стихотворения с электронного листа мне всегда трудно, приходилось что-то записывать, уточнять и т. д. Неожиданно получались стихотворения на русском. Это неправильный путь, конечно. Переводить нужно с оригиналов. Вот вы, справедливо возмущенные, и займетесь этим, я не уверен, но очень сильно на это надеюсь) Другим же советую отнестись к переводам как к черно-белым репродукциям, скажем, раннего Кандинского. Направления линий и сюжеты понятны. А цвета добавьте сами. Obrigado.

 Жоржи Соуза Брага (р. 1957. живет в Порто, работает акушером)

Любовное стихотворение

Ночью мне снилось, что дарю тебе кольцо Сатурна,
и я чуть не умер, боясь,
что оно не подойдет твоему пальцу.

Пять взглядов на вульву

Притаившаяся
в лобковых
волосах

Бабочка
у которой только
крылья

Разломленный гранат
переполненный
семенами

Цветок плоти
раскрывающийся
только от ласки

Рот
с отрезанным
языком

 

Грибник

Самое трудное не в том как отличить
белый гриб от

гриба-дождевика самое трудное
не в том чтобы идти километр за

километром через лес и остаться
в конце пути с сухими ногами.

Самое трудное не поддаться
красоте мира

питающейся утратой и разложением
в том месте где нет ни одного цветка

и ни одного фрукта

 

Фотография 25 апреля

Сначала на деревьях были листья
Потом птицы
а потом люди

 

Плач

Я сидел в комнате, рядом с операционной,
из которой вышла медсестра, неся в прозрачном пакете твою матку
Твою матку, первый мой дом и моих братьев,
все еще истекающую кровью
Маленькое здание, построенное из камня,
разделенное кирпичными стенами и негашеной известью,
с окнами, выходящими на долину
С твоей маткой
вспоминаю свежий хлеб и длинную юбку, запачканную мукой,
вспоминаю яичный желток
С твоей маткой
вспоминаю туфли, что были слишком тесны,
вспоминаю мел и угольный утюг, и стежки
в моей душе до первой примерки
С твоей маткой
вспоминаю канун Рождества со сладким, коричным хлебом и рисовым пудингом
и воду, случайно залившую кухонный пол
Плохо помнится та вода
С твоей маткой
вспоминаю взрыв мимоз
вспоминаю ароматы цветущего апельсина и нероли
С твоей маткой
которую скоро разрежет патологоанатом
лезвием скальпеля.

 

Иветт K. Ceнтeнo (живет в Лиссабоне, профессиональный переводчик)

Менины

I.
Из темноты
выходят девушки

они садятся на низкие
стульчики
собираются в плотное кольцо
у огня

достают
корзинки с фруктами
затем начинают иголками
цветными нитками

и красными блестками
вышивать
на белой ткани
шкатулок

восклицают
слышат

плач и крик
кошка убегает
от ножниц

там в углу
маленькая девочка
в переднике
полным слез

II.

Смущенные сны
поглощаются
волнами

темной воды
протекающей реки

на берегу
ждет тень мамы
она прячет сны
в шкатулку
Сквозь тусклое стекло
Ты всегда была странной:

волосы были заплетены лишь с одной стороны
глаза внимательно смотрели только вперед
зелень твоего передника
была невообразимо
зеленой

ты жила во множестве домов
и отовсюду уходила
никогда не задерживаясь
и достигнув с другими
середины пути
ты поворачивала назад

 

Monte

вечер мягко опускается
на вершины холмов

птицы замолкают
зайцы и зайчихи
ложатся в свои норы

летучая мышь
свисает с гранатового дерева

коварные кошки
прыгают по крышам
в поисках гнезд
и невнимательных мышей

лунный августовский свет

покрывает дорогу
влюбленные начинают говорить

 

В супе Кэрролла

для супа Кэрролла
берем всего
по кусочку:
берем зверей
растения
нарубаем
нарезаем
разделяем
ножки
ручки
очень правильно в самом деле
выдержать все
в приправах
тех что заставляют чихать
чашки
и чайники
бисквиты
очень-очень горячие
и головы
маленьких девочек
со снами
расположенными на макушках
девочек
вертящихся
девочек
говорящих
нет
снимать с них платьица
не различать
цвета растений
не знать
их тайн
не знать
будущего
и более всего
не знать страха
перед черным глубоким
пространством
хорошо
сделанными каменными
узкими
воротами
ключ находится не в
супе
он лежит во времени
а время бесконечно
и ради чего
бесконечность
там не спрашивают
правильно ли это
неважно что
тебе не хочется
спрашивать
тоже
все до одного
хитрые умы
не похожи друг на друга
но это неважно
если ключ
подойдет к замку
этот суп
только шутка
мы конечно не сможем
его съесть
не заработав несварение желудка
он был приготовлен
для королевы
бросившей кости
на пол
она прячет карты
в волосы
уложенные в форме
сердца
ее рука держит фламинго
улыбающегося как
чеширский кот
Кэрролл-кролик
предупреждает
что время
тикает
о чем это говорит
мы не знаем
и мы никогда
не узнаем
но можем вообразить
кричащего
буку
Алиса теряет
свой голос
ищет
выход
и рыдает
но все тщетно

 

Полная луна

памяти Бернардо Сассетти

Львы ушли.

Темная ночь поглощает это время,
забирая
тайны лета:

море
в лесу

солнце
на рассвете
прячется
в волну

а страхи
в свои пещерки

античная Лорелея
управляет воспоминаниями
и открывает все двери

 

Puer Eternus/ Солнце

внутри него
жил ребенок

он был домом

ребенок побежал
к солнцу

и он знал:
солнце сожжет его крылья!

вернись

вернись домой!

но золотой пепел
уже падал на дорогу

 

Жоао Луиш Баррету Гимараеш (р. 1967. живет в Порто, работает пластическим хирургом)

Ботокс

Руками я обследовал женщину,
ей сорок,
и ей хотелось отсрочки осени, что уже наступила в ее уставших
глазах: «только бы лет десять скинуть». И
я почувствовал горький вкус от того, что это можно замедлить,
если только она захочет наказать
какие-то десять лет из своей жизни,
и найдет у себя достаточно жалости, чтобы не удалять память,
а только морщины
и какие-то черты лица (изящно
помеченные разрушением). В ловушки времени
никто не попадает по ошибке:
с кожи на лице невозможно стереть десятилетие, в лучшем случае
одну-другую
морщинку.

 

Обман правил

Сидеть и смотреть
как другие проходят мимо – это
мое любимое занятие. Это развлекает.
Это не надоедает.
Это бесплатно. В этой моей настольной игре
только другие проходят
(я даю задание этим другим
проходить мимо). И у меня чистые ноги.
И я могу писать изнутри жизни.
Возможно, вам кажется, что таким образом
я никуда не иду, но кто
пойдет
туда, куда уже идут эти другие?

 

Нуну Бритту (р. 1981, живет в Мексике, специалист по средневековой истории)

Три болгарских пастушка

Богородица не может забыть Болгарию,
После школы у трех пастушков чай,
Макание в молочный кофе хлеба с маслом,
Горячее молоко – холодно же – в горах
Очень холодно, просто брррррр.
Богородица не может забыть народ Болгарии,
Она холодна, когда необходимо, и солнечна, когда это нужно,
Еще может подарить болгарам снег, если захотят.
Овцы поднимаются в горы, следуя за
Тремя пастушками – овцы вверх,
Овцы вниз,
Они спускаются к подножию гор, люди и овцы.
Богородица не может забыть Болгарию.
Для болгар она всегда является прекрасной и сексуальной,
В своем красном атласном платье,
Нежные руки, сотворенные не из света, а из плоти и крови,
Они стоят перед ней на коленях в тени оливкового дерева
Три болгарских пастушка.

Спритц

Так случилось, что одна из сестер Медузы порезала
оба запястья стеклом и, испугавшись, застыла у зеркала.
То, что она увидела, было не льющейся кровью, а мхом,
с ее побелевших запястий капал свежий, зеленый мох, вытекающий
из синеватых вен, свежий, зеленый, словно один из фонтанов
Миноса, затем она снова посмотрела в зеркало и поняла, что не может умереть,
не потому что уже мертва, а потому что получила сладчайшее
наказание — переродиться без всяких проблем;
один из тех, кто смотрел на нее из зеркала, поцеловал ее запястья,
слизав свежий мох, наполненный ее жизнью;
она положила голову на грудь тому, кому досталась для сна, и
чувствовала каждый удар его сердца.
Она поцеловала, слизав свежее тепло с его запястий,
а затем, улыбнувшись, выпила марсалы и, после этого вина,
перевернула на спину того, кому досталась для сна,
буква за буквой – заказанные ею
маки и маргаритки были доставлены, они были частично съедены, а оставшимися
она украсила волосы.

Венгерское безумие
1.
Словно Морфий я избавляю человека от боли.
Любой, пристально смотрящий мне в глаза, лишается свободы.
Я самая прекрасная женщина во всех мифологиях.
Рай на земле – становится самым опасным местом.
Я порождаю безумие,
Патриция, Сестра Бога.
Мои сыновья – всё сущее, все возможности,
своих дочерей
я награждаю комплексом самоубийц,
даруя и отнимая у них жизни, не размышляя, хорошо это или плохо, потому что я
цветок, а цветы не подсудны – они безразличны и печальны.
Я заставляю немецких романтиков брать в руки
оружие и сражаться ради бессмысленных целей. Я набиваю порохом
их ружья,
вызывая величайшее удовольствие.
Я создана из плоти и крови, но во мне нет света –
я Богоматерь северного полюса,
наблюдающая как солнце капает на лед.

2.
Я сон верблюда с особенными желаниями,
безумие девочек, сиамских близняшек,
кошмар четырех новорожденных жирафов.
Паралич это противоположность Бога – говоришь ты
под моей юбкой и я бью тебя по голове –
я прах диктатора в клюве летящего ворона,
все продавцы айвовой пасты стоят вдоль иракской границы.
Под мой юбкой – я люблю тебя как лунатик.

3.
Я сама возможность – из моего рта быки направляются к земле,
проходя своими копытами каролингские метки,
плугом выцарапывая рифмы Петрарки на моем языке.
В каролингском письме идеальная каллиграфия
и я пишу с помощью нового флюоресцентного ритма, что очарован тобой.
Одетый в тюль папист стирает со своего лица Пятно с помощью желе и джема.
Сны: сладчайшие, словно
Африка раскололась на половинки,
в моем рту раскололась целая Африка
Link, link, link, link

4.
Страх одиночества, с богиней плодородия, выгрызающей мою уретру
Самые тайные желания – у крановщицы
Рот, полный снега Волосы горят звучащей музыкой
рыжие волосы – наушники!
Облака во сне меньше прекрасного
Хлопья снега в Брюсселе, подогреваемые ангелами
Ежедневно я еду по трассе, направляющейся
в центр твоей души
Там удовольствие в каждом атоме,
в каждом атоме вселенная
Булочники месят тесто по все Венгрии
в верхней Венгрии и в нижней Венгрии
На завтра венгерским детям, самым жадным –
венгерские булочники самые печальные
– Посмотри мне в глаза
мои глаза печальны
Печальней всего

 

Мария ду Розариу Педрейра (р. 1959. живет в Лиссабоне, лингвист)

Кошка помнит…

Кошка помнит тебя после того, как уходишь. Глаза светятся,
она ждет всяких историй, которые ты нам еще расскажешь. Она
расслабленно гуляет по подоконнику, потом ее шерсть
встает дыбом, это она чувствует твое приближение.

Ты всегда приходишь ночью. Я знаю, кто ты,
почему приходишь и предлагаю тебе молчание в глубине
маленькой комнаты, длинные тени на моей коже и время
для повторения неизбежного жеста. Я слушаю одну и ту же сказку,
рассказываемую каждый раз новыми губами. Я запоминаю ее и опять
забываю. Мы никогда не знаем, она для сердца, для кошки или для меня.

Потом ты уходишь. Уносишь с собой свой голос, но его мелодия
остается. Я медленно закрываю двери. Кошка тихо мяукает в окно.
Никто из нас не машет ни рукой, ни лапой: мы храним от других
тайну твоего визита. Мы, обе. Кошка и я.

Твое место за столом пустовало…

Бабушке

Твое место за столом пустовало. Кто-то вошел и сказал нам, что
ты не вернешься, что никто не может вернуться из такого далека.
С тех пор глубина наших ран измеряется
только твоим молчанием, а наши походы в гости только
другими столами. Даже ковер весь сжался
под твоим креслом, когда ты с него навсегда встала.
И, возможно, ничего и никогда уже не изменишь.

В то Рождество, когда дом наполнился детьми
и один из нас уселся во главе стола,
я не могла решить,
чего мы все больше хотим, чтобы стало не больно
или просто почувствовать тепло твоих коленей.

 

Витур Нугейра (р. 1966. живет в Вила Реал, работает в культурной институции)

Rua Diario de Noticias

Нам тяжело двигаться
когда столько музыки.

Поэтому здесь мы
служим одной ясной цели.
Мы выглядим как генералы
на конях.
Здесь то место битвы,
на котором нас ожидает поражение:
углы улиц, продуваемые
нашей зевотой,
и люди, слушающие
свои собственные истории
в песнях.

Музыка, отсутствие времени,
некоторые раны заживают.

Ночь

Жесты стали другими, когда вспыхнула молния.
Нам удалось спрятаться за самих себя.
Ночь, как всегда, лучшее время, чтобы ждать.
Как нам продолжать жить после всего этого? Как продолжать умирать?

Шляпа

Правило было утонченным:
если его руки не заняты,
он должен снять шляпу, войдя в магазин.
Поэтому он воспользовался моим предложением
подержать его сумки (осторожно,
на дне лежат яйца).

Как обычно, он смотрел на
дешевые марки. Такова жизнь,
лишь иногда мы удачливы и можем
позволить себе то, что хотим. Но,
в противоположность тому, что сказано,
покупка на дорогой улице может походить
и на золотой прииск, если вы знаете, где копать.

Ну, есть такие люди, с которыми мы никогда
не можем разговаривать всерьез.
А в некотором смысле,
гораздо чаще покупка каких-то вещей
еще тяжелей.
Не в этом ли сокрыто
наше возможное возрождение?

И не надо видеть в этом какую-то сложность.
Утро уже приближается к времени
ланча. Мы все должны отправиться домой,
само собой. Вот ваши пальто,
друзья. Ветер сегодня пронизывающий,
но мы ведь испытывали что и похуже.

Шторы 

Это было зимой и нам хотелось пить.
Возможно, страха не было, потому что
тогда мы верили в себя.
Мы шатались по окраинам Лиссабона,
и в тот день нашли дом, когда-то
принадлежавший одному еврею.
Птицы порхали в безлюдной комнате,
а в дальнем углу было окно со слепящим светом.
Мы спрятались за шторы,
сбоку от окна,
в памяти нашего общего прошлого.
Позднее мы глупо спорили
о поэзии. Нас было пятеро. Мы решили
расколоться на группы по четыре.
Это был повод для меня остаться с самим собой.

Концы

Мы потерялись, но не знали об этом.
Учиться человеческому существованию можно
долго. Дома были знакомы,
а люди нет. Как найти отсюда правильный путь?

«В этом доме начал свою литературную карьеру
великий писатель Эча де Кейрош».
Отвлекшись на мемориальную доску, я прикурил
последнюю сигарету с стороны фильтра. В каждом мире
каждой вселенной неудача почти всегда
вопрос перспективы. Два человека с двух сторон

смотрят на полет одной и той же птицы. Один из них – тот,
кто пишет стихотворение, вынимая горящий уголек из огня.
Думаю, я даже видел это: два конца
сигареты, два лица одного одинокого человека.