Весенний магнитофон и музыкальный центр Африки

(из “Шорт”)

О том, что Мали это музыкальный центр Африки, я узнал из передачи второго баварского радио. После этой новой для меня информации пошло множество тому подтверждений. Музыки Мали хватило почти на всю поездку на велосипеде, а дома я решил продлить эту фичу, я подошёл к музыкальному центру, древнему Sharp’у, который давно уже используется только в качестве радио, и впервые за десять или пятнадцать лет попробовал переключить его в модус магнитофона.
Ещё по дороге я вспомнил, что там стоит кассета, которую мне подарил Кристоф, записавший её вот именно в Мали с тремя тамошними известными музыкантами, возможно, я слышал и их в том числе в наушниках, когда ехал через Остпарк. Я взял у Кристофа кассету, поблагодарил, подумав: вряд ли мой “Sharp” её потянет, ведь CD он уже отказался прокручивать, когда я вспомнил о них и попробовал. Кассет у меня просто не было давным давно. Но вот теперь одна появилась, распечатав её и поставив в магнитофонный отсек, я переключил модус, или, как там написано, “функцию”, нажал “плей” и услышал утренний бой гитар, полуденное многоголосье, местами вступал даже детский хор… И кассета – кассета! – сама по себе, невольно потянула за собой фрагменты аналогового мира, в котором часто можно было увидеть на ветвях деревьев лианы цвета жженой сиены или умбры… Почему, кстати, откуда они брались, я и тогда не очень понимал, неужели столько размотавшихся кассет выбрасываются в окна, думал я, или это стрит-арт, кто-то делает такую инсталляцию, страйп-арт, стартапсайддаун… Плёнка на деревьях была тонкой, она явно происходила из кассетных магнитофонов, а не бобинных. И хотя бОльшая часть моих магнитофонных воспоминаний связана как раз с бобинами, этот пункт “Шорт” будет кассетным.

Кассетный плеер с приёмником, т.е. тоже своего рода музыкальный центр, только не стационарный, а тот, который всегда с тобой, центр… я купил в девяносто первом году в Израиле, где плёнку на деревьях, в отличие от Харькова, ни разу не видел, но мне сейчас вспомнилось, как я нашёл её на дороге… Т. е. я нашёл кассету на обочине серпантина, по которому поднимался пешком на Кармель, плёнка успела вылезти, но ненамного, всего на пару метров.
Ввернув плёнку обратно, я вставил кассету в плеер и услышал: “Весь мир идёт на меня войной…”
“Забормоты” – это собственная устная характеристика текстов, которые в какой-то момент вытеснили прежнюю прозу. В словечке, наверно, что-то всё-таки было, раз его использовал и Юрий Лейдерман в тексте о моём “Пятиполе”: “Поскольку сами его тексты − с их намеренными «забормотами», русско-немецкими ассонансами, с их способностью разбегаться в любом направлении из любой точки − представляют собой особого рода машины письма” (отсюда: https://prostory.net.ua/ua/krytyka/218-okna-v-piatypol).
А сейчас я подумал, что ещё напоминает забормот: плёнку, которая вылезла из кассеты, ну да… Sony прослужил долго, на него намоталось вместе с проводками наушников, множество кассетных воспоминаний, одно, нью-йоркское, уже было в пункте “Шорт” ”Странные сближенья”, а в Коктебеле, в 1992-м, я сидел в открытом кафе и заметил вдруг, что мой кошелёк исчез. Я вряд ли мог и тогда внятно объяснить, как я сам-то туда попал. Но мне надо было купить билет, ехать в Харьков, по-моему, я накануне кого-то проводил, остался один, собирался теперь сам восвояси. При этом в сумке у меня остались плеер и несколько кассет.
Я вспомнил, что на вывеске было написано “У Хромого Чёрта” и опознал в человеке, одетом в чёрное, с волосами, заплетёнными в хвостик, владельца заведения. Он провёл меня, слегка прихрамывая, в кабинет, где я рассказал ему, что случилось и предложил купить у меня плеер. Он задумчиво посмотрел на серебристый Sony, на оранжевые наушники, на кассеты, почитал надписи на торцах коробочек: Santana, Metheny, Weather Report, McLaughlin, Gypsy Kings. Последняя была какой-то залётной, кто-то оставил мне её. Хромой Чёрт сказал, что ему ничего этого не нужно. “Но вот как мы поступим. – сказал он. – Я просто дам тебе эти деньги и всё”. “Я не знаю, когда я буду здесь и буду ли когда-то, – сказал я. – я не знаю, когда я смогу вам отдать”. “Неважно, – сказал он, – не нужно мне ничего отдавать”. “Возьмите тогда хотя бы кассеты”, – сказал я. Он подумал и взял со стола кассету “Gipsy Kings”, а я перенёсся в Харьков.

Был такой журнал «НАШ» в Днепре, где в начале нулевых публиковали мою гонзо-панораму, там же вышел перевод рассказа Юдит Герман, правда, не «Хантер-Томпсон-Музыка», тот был опубликован до книги (“Летний домик, позже”, ОГИ, 2009) в другом журнале – в «Крещатике».
Эта “переводная картинка” была по замыслу довольно-таки сложносочинённой, там должна была стоять новогодняя ёлка, увитая коричневым серпантином, и Парк-авеню, и деревья Централ-парка, тоже увитые… или чем там оранжевым их обматывал Кристо… а может, только ёлка, под которой стоял бы Санта-Томпсон с гонзо-подарунком для героини рассказа.
Нет, в тексте Юдит ничего этого нет, как и того, что в итоге нарисовалось, в её рассказе нет никаких выкрутасов, он лаконичный и трогательный, помню, была экранизация, короткий метр, минут двадцать, производство ARTE. Старик покупает у старьёвщика старый кассетник и дарит девушке вместе со всеми своими старыми кассетами. Я как-то спросил Юдит Герман, имеет ли какое-то отношение Хантер Томпсон, герой рассказа, к Хантеру С. Томпсону? И встречала ли она на самом деле Х.С.Т.? Она сказала, что удивлена, что я задаю ей и даже, что сам задаюсь подобными вопросами. «Хантер Томсон живёт в Нью-Йорке. – сказала она. – Отель «Вашингтон Джефферсон», номер 93″. Вот так я написал в фейсбуке, “Томсон” без “с”, просто описка, сейчас хотел исправить… и вдруг что-то как бы вспомнил, заподозрил, погуглил.. и да, есть, или была такая марка “Thomson”, наверняка это и вдохновило Юдит Герман – “Хантер – Томсон – Музыка”, ну да… хотя у неё “Томпсон” написано, а я о такой марке тогда не знал. Я рисовал, глядя, кажется, на старый грюндиг в сети или что-то в таком роде… по-моему, похоже получилось и на “Весну”, которую я хотел купить в юности, когда у меня был “Маяк-202”, но так и не наскрёб тогда, или не достал, не помню, кажется, это был дефицит. Такую картинку, кстати, только без Хантера С. Томпсона, просто кассета, в которую вставлен карандаш… да нет, вот именно, что не вставлен, отдельно карандаш и кассета… можно было увидеть в начале пандемии во френдленте, надпись гласила: “Если вы знаете, как связаны между собой эти предметы, вы находитесь в группе риска!”

Возвращаясь в свою квартиру: я не смог включить магнитофон. Музыкальный центр переключился в модус “магнитофон”, но больше ничего не происходило, нажимая на “плей”, я видел на крохотном экранчике надпись: “ERR TO 01”, я попробовал достать кассету и тут выяснилось, что и это невозможно, она оказалась замурована.
Можно было взять отвёртку и взломать деку, но зачем? Это могло совсем угробить центр, а ведь радио я включаю каждый день, нередко под него и рисую, если не под электронщиков из ютьюба.

Тут мне и пришла в голову картинка. Я имею в виду первую картинку, в начале этого пункта. Я не жил десять лет в Мали, как Кристоф, я никогда там не был, поэтому прежде чем рисовать, нашёл в сети фотографии мечети в Дженне, остальное было, я бы сказал, делом техники. На следующий день я снова попробовал переключить центр в магнитофонный модус, нажал на плей, и он заработал. Я попробовал достать кассету, нажал на стоп, кассетница мягко приоткрылась, я извлёк из неё белую кассету со звёздочкой-прорезью в центре, поставил обратно, включил и машинально прикинул в пэйнте, сделав инверсию цветов, как бы выглядела картинка, если бы я истыкал палками стены, как на фотографии мечети. Я не думал постить ещё и эту инверсию, но меня всё же подкупили птицы – чёрные наклейки птиц на стёклах моей террасы стали бронзовыми и что-то выпорхнуло с ними из детской… повесть, от которой в памяти осталось только название.

Пушкин, слезающий с гиппопотама, выпорхнул из этой картинки:

недавно вошедшей в сет почтовых открыток, который сделали и растиражировали друзья, чтобы разослать в прозрачных конвертиках друзьям друзей. Эта открытка называется “Mali” хотя первоначально я было назвал её “Puschkins schwere Heimkehr”, вспомнив “Langsame Heimkehr” Петера Хандке. Но бегемоты бегают очень быстро на самом деле, гипподром… Ну да, “Мали” на главном малийском языке, по словам Кристофа, это “гиппопотам”, что странно, вроде, они там не живут… но я надеюсь, что за десять лет Кристоф, если и не выучил малийский в совершенстве, слово “мали” перевёл правильно.
p.s. 2023. Последний из мотивов этого пункта “Шорт” вчера получил некоторое развитие. Акрил на картоне, называется: “В Петербурге вандалы измазали красной краской памятник А.С. Пушкину”.

“