Куба, город Тринидад

На Кубе, в городе Тринидад, стало ясно, что Куба сегодня — это идеальная лаборатория социологии. Общественные процессы катализированы новыми экономическими условиями, что коснулось и человеческих отношений, т.к. люди поняли, что кроме музыки, танцев и душевного тепла есть еще товар, деньги, и деньги штрих. Потеря политэкономической невинности не прибавила кубинцам обаяния. Из-за того, что их перестали жестоко наказывать, в туристических местах кубинцы настолько нелюбезны, что постоянно приходится принимать участие в яростной борьбе за ресурсы. Когда мне в очередной раз в гостинице нахамили, во мне проснулась мирно дремавшая до этого в глубинах подсознания советская тетка из очереди. Встреча с этим персонажем не доставила мне ни малейшего удовольствия, и я решила удрать из гостиницы, чтобы посмотреть, каков народ в условиях кубинского НЭПа.  Начала с того, что через своего нового друга, историка, очень образованного молодого человека, с которым я познакомилась прямо в гостинице, нашла себе проводника с лошадью.

Оказалось, что мой проводник не знал ни слова по-английски, что было большим минусом, т.к. за испанский я собиралась взяться только после возвращения с Кубы, но отступать было поздно.

Меня привели в какую-то ветхую лачугу, впрочем, недалеко от центра города. Лошадь, на которой я должна была прокатиться, выглядела изнуренной и тощей, что меня немного успокоило.

Моего молодого проводника звали Мальборо. Он мне показал, как управлять поводьями, быстро рассказал, как объясняться с лошадью, которая понимала только испанские команды. Что-то я запомнила, а что-то со страху сразу вылетело из головы. Мальборо осмотрел меня так же критически, как я – его лошадь, тяжело вздохнул, помог мне сесть в седло, и мы медленно двинулись вперед. Дальнейшая поездка происходила примерно в том же духе — мы с лошадью ползли впереди, сзади тащился, зевая и умирая от скуки, Мальборо. Время от времени он просыпался, вскрикивал что-то, отчего моя лошадь принималась бешено бежать, тут я орала и он лошадь останавливал. По уговору, за довольно незначительную сумму, Мальборо должен был меня отвезти в горы и там хорошенько покатать, но я поняла, что скорее умру, чем поскачу на лошади, пусть даже такой, по горам Тринидада и Санта Клары. Я кое-как объяснила эту нехитрую мысль Мальборо и мы отправились обратно через очень живописную деревню.

У дома Мальборо нас уже поджидала его родственница, которая пришла помогать мне слезть с лошади и заодно уж рассказать по-испански о своей тяжелой судьбе. Она так увлеклась живописанием своих горестей, что не заметила, как со всего размаху, стукнула меня какой-то частью лошадиной сбруи по ноге. Это было совершенно лишним, но так как я этнограф, то бедную женщину было очень жалко и ей удалось из меня вытянуть обещание прислать ей подарочек/передачку. Такое попрошайничество — тоже примета нового времени.

Главной просьбой было прислать мыла (что я честно и выполнила потом, отправив ей передачку с мылом и старыми вещами уже из гостиницы со своим новым другом). Местных денег у меня не было, а американские доллары она наотрез отказалась брать, поэтому пришлось пойти с ней в какое-то кафе, чтобы наменять кубинских фантиков, чем она осталась очень довольна.

Хозяин кафе долго со мной беседовал, причем его совершенно не смущало, что я не говорю по-испански, и чтобы хоть как-то поддержать беседу, я все время желала ему хорошей фортуны. В его кафе была очень красивая керамика, с любовью сделанный интерьер.

Когда я все это искренне похвалила, он так расцвел, что мне напомнил еще один кубинский эпизод.

Когда-то, много лет назад, я с детьми поехала на такси в город Холгин, в то время во всех отношениях довольно неприятный. Нас вез таксист, который все время останавливал такси, чтобы получше показать нам прекрасные виды на горы, настолько ему было приятно, что нам Куба нравится. И вот эти гордость, желание сделать приятное иностранцам, так нам знакомое по советским временам, мне показалось, остались у кубинцев и по сей день. Кстати, как только я чувствовала, что у меня заканчиваются темы для разговора с местными людьми, я говорила, широко разводя руками, – «Тринидад – патримонио мондиаль» и мои собеседники начинали сиять от неподдельной радости.

Вообще, город Тринидад был основан в 1514 Диего Веласкесом, его центр является памятником архитектуры мирового значения и действительно находится под охраной Юнеско. В самом городе чувствуется размах, т.к. на заре торговли рабами и сахаром он был очень богатым. Кроме того, что Тринидад прекрасен колониальной архитектурой, хорошо сохранившимися фресками, общей живостью атмосферы, а также видами, т.к. волшебно расположен в долине между горами, в нем сохранились следы еврейского присутствия. Например, две детали в Палаццо Брюнет, в котором находится теперь Романтический музей: звезды Давида на фресках и две отдельные печи, для мяса, и для хлеба. По-видимому, новые христиане или марраны сохранили некоторые старые привычки.

Впрочем, мой новый друг-историк, который подтвердил, как само собой разумеющийся факт, что среди первых поселенцев в Тринидаде было очень много евреев, бежавших от Инквизиции, ничего об этих двух деталях не смог рассказать. Рядом с мясной и молочной печами находилось два забавных приспособления: настоящая средневековая кастрюля-скороварка и холодильник.

В самом Романтическом музее есть башня, с которой открывается прекрасный вид на город и горы, но она в аварийном состоянии. Несмотря на это и на жуткую винтовую лестницу, на башню с маниакальным упорством карабкаются огромные толпы туристов разной степени физической подготовки. Мой новый друг сказал, что не удивится, если в какой-то момент эта башня просто рухнет, и до смерти испугался, когда я решила прислониться к перилам — он тут же подхватил меня и увел.

Веянием времени является также и то, что смотрительницы, которым дали немного свободы, столь заняты мелкой коммерцией, что совершенно не следят за порядком. Я стала свидетельницей пешеходной пробки на очень узкой винтовой лестнице, образовавшейся в результате движения двух противоположных потоков туристов, и мне даже пришлось, как регулировщику, направлять их в разные стороны, чтобы хоть как-то освободить себе дорогу.

Отдельного внимания в Тринидаде заслуживают фрески, они повсюду и в прекрасном состоянии. На фоне общей разрухи они производят очень благоприятное впечатление, трудно поверить, что находишься не в сердце Европы. Вообще, изначальной функцией фресок было прикрывать недостатки штукатурки, но поскольку для них использовали, как сейчас говорят, органические продукты — кровь животных, землю и глину — они выглядят совершенно свежими.

Главная достопримечательность города — колокольня — находится в собственности Ватикана, может быть, поэтому она в хорошем состоянии.

Поскольку моя голова сейчас занята куклами, я их повсюду вижу. Первая кукла, естественно, перевертыш, попалась мне прямо в гостинице.

Я стала расспрашивать про нее всех подряд и мне сказали, что эти куклы появились на Кубе сравнительно недавно как форма протеста. Правда, кто протестовал и против чего, мне объяснить не могли, но когда я показала фотографию точно такой же куклы, но из Америки, мне уверенно сказали, что это как раз именно кукла-вуду с Гаити, т.к. «там вуду очень силен». По словам моих респондентов, на Кубе никакого вуду не было, потому что Куба всегда была очень «духовной и религиозной». Это, конечно, неправда, не говоря даже о значительном количестве гаитян, живущих на Кубе, вуду на ней практикуется не только ими. Но по какой-то причине моим респондентам не хотелось в этом признаваться. Хотя город буквально дышит афро-христианским синкретизмом, т.к. привезенные из Конго и Нигерии рабы постепенно привили свою культуру. Потомков конголезов (и их религию) в Тринидаде называют «пало монте», они славились своим умением лечить, и среди них было много лекарей, к которым даже обращались за советом испанские врачи. Прижилась в Тринидаде и нигерийская система верований, и все это, в свою очередь, органично смешалось и синкретизировалось с католицизмом. Образовавшаяся религия хорошо известна под названием «сантерия». Сложно сказать, почему все мои респонденты уверенно говорили, что их сантерия – конголезского происхождения, хотя на самом деле она нигерийская, о чем говорит, например, такая табличка, показывающая «юрисдикцию» богов (они известны также, как ориши, Обатала – олицетворяет собой небо, Чанго – божество огня и грома, хотя по совместительству он же — покровитель музыки и искусства, что-то вроде Аполлона, и так далее). Табличка, видимо, шпаргалка, висела прямо под потолком одного дома (рядом с ней висела маска и пучок каких-то трав).

Вполне возможно, что существует некоторая путаница в головах из-за быстро происходящих перемен, ведь еще вчера Куба была коммунистической. Хотя сантерия очень заметна и никак не конфликтует с недавней еще коммунистической идеологией. Мне сказали, что власти ни религию, ни сантерию не преследовали, считается, что Кастро сам был сантеро. Вера в магию проявляется очень буднично, например, в Триниаде у всех по два святых, вернее, по одному святому, но каждому христианскому святому соответствует эквивалент из африканского Пантеона, где у каждого божества есть определенная сфера действия и влияния. Все знают и своих католических, и африканских святых, например, у моего друга святой покровительницей была La virgin de la Caridad она же Джемайя, т.е. морское божество. У нашего повара была другая святая — Santa Barbara, она же Чанго и так далее. Интересно, что все мои респонденты, независимо от своего социального класса и уровня образования, уверенно и без запинки называли и своих католических святых, и соответствующих им африканских богов.

Сантерия практикуется открыто. Совершенно прозаические целлулоидные куклы выставлены в частных домах, по всей вероятности, это домах «сантерос», т.е. священников (иницированных жрецов) культа сантерии. Я заметила в одном доме большую целлулоидную черную куклу, сидящую на стуле, должна признаться, что даже для бывалого этнографа — зрелище довольно жуткое. Поскольку двери везде открыты, можно заходить и фотографировать, я ее сфотографировала и потом решила прийти туда снова уже со своим другом, чтобы получить объяснения. Мне показалось, что он не хочет, чтобы я туда заходила, но я все же потащила его вовнутрь и оказалось, что уже во второй комнате был целый алтарь. Так случайно получилось, что это был алтарь святой-покровительницы моего нового друга, Джемайи, морского божества (ее атрибуты, как и у Святого Николая, покровителя моряков, – якорь, сеть и ракушки). Я увидела, что моему другу не по себе и на всякий случай спросила, не повредила ли я ему тем, что фотографировала, на что он сдержанно сказал, что конечно, нет, но просто чувствовал какую-то сильную «энергию». Видимо, святая была не в восторге от того, что я ее фотографировала, ничего не предложив взамен, хотя там же, у ее ног лежали всяческие подношения и пожертвования.

Потом я видела и в других местах похожих кукол, как черных, так и белых, каждая со своим набором атрибутов. Одна, например, оказалась Санта Барбарой, т.е. Чанго, интересно, что ее алтарь располагался прямо в жилом помещении, которое служило одновременно ресторанчиком, а также, видимо, местом для сна.

И последняя кукла попалась мне в деревне и оказалась чучелом старого года — «мониготе» (или муньека¹), хотя сначала мне показалась обычным чучелом огородным.

Обычай сжигать чучело старого года, привезенный еще из Европы, у которого есть параллели, например, обычай сжигать чучело Иуды в Латинской Америке или русская Масленица, и так далее, возродился на Кубе всего несколько лет назад. При Кастро он был объявлен коммунистическим режимом вне закона.

Когда я показала одному кубинцу фотографию этого чучела, у которого снаружи располагался огромный детородный орган, он искренне расстроился, видимо, стало неудобно, что такие неприличности попались на глаза иностранным туристам. Опрошенные потом другие респонденты ничего внятного ни про саму куклу, ни про ее фаллос рассказать не могли, сказали, только что так провожают старый год: под 31 декабря сжигают чучело, и обычно тот, кто больше всех напьется, должен в качестве наказания подержаться за ее детородный орган.

На Кубе разделения на частную и общественную сферы просто нет, во всяком случае для чужака, вероятно, такой же выглядела и наша жизнь для иностранцев, когда они попадали в наши коммунальные квартиры, но мы изнутри этого не замечали. Окна и двери всюду раскрыты настежь, я просто заходила в дома и фотографировала, никто не возражал. Поскольку началась новая экономика, еще одной приметой времени является то, что повсюду открываются маленькие семейные ресторанчики, как правило, в частных квартирах, они часто располагаются на крышах или между спальней и кухней.

Мне попался ни один, ни два, а несколько таких ресторанчиков и в Тринидаде, и в Сантьяго, похоже, просто семьям приходится немного тесниться для того, чтобы начать свой бизнес. Интересное ощущение испытываешь, когда для того, чтобы попасть в ресторан, сначала проходишь через чью-то спальню или жилую комнату, в которой лежат книги, стоит виолончель и видно, что там живут.

По самому городу Тринидаду ходить приятно как утром, так и вечером – повсюду забавные интерьеры, люди украшают свою жизнь, кто как может. 

Отдельного упоминания заслуживает ресторан-музей, набитый прекрасным антиквариатом, который, как оказалось, государство дает бизнесам в аренду на время.

Кроме того, повсюду старинная деревянная и кожаная мебель.

 За 50 долларов продавалась огромная вышитая вручную скатерть неземной красоты, можно было отторговать и за 40, и за 30, торговка на рынке была готова уступить полмагазина, просто было непонятно, что с этой красотой потом делать. Мне было немножно стыдно, что я ничего не купила, и чтобы не обижать добрую женщину и сделать ей приятное, я скорбно цокала языком.

И как везде на Кубе, в Тринидаде повсюду играет музыка, на каждом шагу спевки и репетиции, а танцы устраиваются прямо на улице под аккомпанимент с балкона ресторана.

Про «Буэна Виста» говорят с гордостью и уважением, их почитают национальными героями, везде с удовольствием играют их музыку, видно, что любая, даже совсем любительская группа желает быть на них похожими. Играют за очень редкими исключениями совершенно божественно.

В гостинице единственный, кто тяжело работает, это — танцоры, музыканты и хореографы, но в течение дня, кроме участия в постоянных репетициях, они были заняты и как официанты, то есть принцип «спи-отдыхай», как и повсюду и во все времена, распространяется на самых образованных и талантливых. Например, великолепно обученная, явно закончившая хореографическое училище, Кармен, оттанцевав, подавала кушанья, в то время, как очень грустный повар смотрел спектакль из-за решетки, видимо, ему хотелось смотреть на Кармен, но приходилось присматривать за кастрюлями.

Ну и следует отметить местный напиток «канчанчара», рецепт его значился прямо на стене бара: смесь лимонного сока, воды обычной, воды «огненной» (agua ardente), льда и меда.

Последним этнографическим впечатлением была городская танцплощадка под названием Casa del musica. Местные джентльмены, очень галантные, хоть и обтрепанные и сильно пахнущие ромом, приглашают танцевать всех желающих дам. Осталось только научиться танцевать.