Замок пьяных

Под куколь дней и шелест лет.

Кухонный шкафчик будто с ренессансной картины.

На террасе – два бубна сибирских шаманов, приезжавших в Тоскану для освящения горы.

Три: неизменное собачье число. Семь лет назад их тоже было три, но это были другие собаки.

Кастель-дель-Пьяно, или Пьяный замок. Живём на горе, усаженной каштанами, так что августовская жара касается нас лишь тогда, когда мы спускаемся со своих каштановых высот. Едим исключительно по-итальянски, учась тому у хозяев. Паста, писту, песто. Каждый день отправляемся полюбоваться очередной мóнтэ (монтэ Амиата, монтэ Лабро и пр.), открыть какую-нибудь фреску в церкви ещё одного карабкающегося в гору городка, совершенно кубистского очертаниями крыш.

Наши хозяева: Бьянка, Валерио. Их дочь Стелла. Дочка Стеллы, 11-месячная Лу́на.

Хозяева, сидя за столом, за весь вечер ни разу не посмотрели в смартфон. Исчезающая натура.

(Надпись на французских дорожных панно этого лета: «Будьте smart, выключите ваш phone!»)

Бьянка, с бокалом фризанте в одной руке и сигаретой в другой, отвечая на мой каламбур: «Не пьяный замок, а замок пьяных».

Пятилитровые бутыли крестьянского вина, покупаемого в магазинчике у подножия нашей монтэ. Винтовая пробка сорвалась в машине, и часть вина пролилась на пол. Несколько дней в салоне стоял волнительный запах тосканского белого, который выветрился раньше чем хотелось бы.

Имя Валерио здесь в чести. На центральной площади Санта-Фьоры мемориальная доска, сообщающая о том, что в месте сём родился кардинал Валерио Валери. Эпическая торжественность тавтологий: Валерио Валери, Иван Иванов-Вано, великий князь Николай Николаевич-младший, сын Николая Николаевича-старшего. Бархат слов, драпирующих неподвижность мысли.

Воображаемый итальянский. Однажды, говоря с Веселовским, вспомнил, что в детстве название оперы «Тóска» воспринималось мною как меланхолическая «Тоскá». Тот ответил, что переживал его ещё сильнее: «Пуччини “Тоска”» как «пучины тоски».

Слушая запись «Тоски», сделанной в «Ла Скала» с ублажающей слух Марией Калас, подумалось, что название театра тоже должно будоражить русское воображение: «Она его Ла Скала». Ласкала Калас.

Сельские звуки утром: церковный колокол и рокот трактора. Шорох рощи, как будто с мира снимают тяжёлое бархатное покрывало, чтобы предъявить его дню.

Сумерками в городской котловине варится рок-бульон. Летняя анимация. Звуки доходят до нас, растеряв по пути определённость. Кажется, что музыканты всё время воспроизводят одну и ту же песню: волны баса, накаты ударных, исповедальные заплывы баритона.

Ночью, на террасе, в кресле, под мохеровым пледом. «Лишь согласное гуденье насекомых» (Бродский).

Белый шум цикад. Сотни невидимых будильников, тикающих на все лады. Из этого множества люди выбирают один, живут по нему и называют своей эпохой. Миф о душе, перед очередным воплощением зависающей над холмом и выбирающей себе время.

Не выбирать. Вернуться в дом, постель в комнате, подсвеченной звёздами. Спать без снов.

Купавна, Би-Би-Си, Тоскана, цикады. Прошло столько лет, рижская «Ригонда» стала винтажным предметом, украшающим хипстерские бары, а я занят одним и тем же. Ищу истину, недоступную по официальным каналам.

Этрусское кладбище в Соване. Могильные ниши в холмах, словно гостиничные номера-капсулы. Подъём по каменной расщелине – древние считали, что по ней души уходят в мир иной. Наверху – оливковая роща с одним-единственным персиковым деревом. Тёплые, шершавые, слегка недозревшие плоды в награду. Листья олив на ветру – как стайка рыбок, вспугнутых человеческой тенью. Задворки рая.

Сорано, городок-рынок, где число жителей равно числу продавцов. Сколь сложными должны быть кармические расчёты, чтобы объяснить совпадение в одном время-месте француза, говорящего с нефранцузским акцентом, здешнего скупщика семейных библиотек и набоковского пятитомника «Евгения Онегина»? Набоков, «Онегин», счастливо-провинциальный Сорано размером в несколько улиц и одну смотровую площадку. Пушкинист отсюда – как дантовед из Новохопёрска. история, при всей своей правдивости, не из области реализма.

Баньи Сан-Филиппо, или Филипповские бани. Сидение в каменных бассейнах, заполненных водой различной температуры. Можно лечь на бортик и оказаться одной ногой в 28 градусах, а другой – в 46-и. Здесь это кажется нормальным. Древняя городская церковь, в одном и том же здании: справа – богослужебное помещение, слева, через стену, – ресторан.

Макароны никогда не бывают слишком горячими. Двустишие с ассонансной рифмой:

Не забывай

свой пармезан!

Памятная плита в честь Давида Лазаретти, арчидосского харизматика, жившего со своей коммуной на вершине монтэ Лабро и убитого по папскому приказу:

Le stelle ci guardano iddio e con noi e siamo la sua celeste milizia.¹

Небесная милиция.

Пьенца, но поскольку пишется она как «Pienza», то сразу же стала Пензой.

Via del Bacio, улица Поцелуев, проезд Лобызаний.

 

 

Название «Pienza» происходит от имени местного уроженца и благодетеля, папы Пия II, решившего создать из убогого тосканского селения первый идеальный город в истории урбанизма. Папа умер несколько лет спустя от нажитой, трудами праведными, подагры. Остались собор (так и хочется сказать: Пензенский патриарший), дворец и общее величие замысла, разлитое в воздухе.

Говорят, что тень от собора целиком перекрывает площадь на Пасху. Повод вернуться весной, проверить, так ли. Возможно, даже обвести контур мелом.

«Меригар» под Арчидоссо, крупнейший в Европе центр тибетского буддизма. Неожиданный вид: ступа на тосканских холмах.

Ступостроитель Стефан. Французский художник, живущий в центре со времён его основания. То и дело переходит в разговоре на итальянский, поскольку забывает родную мову. До сих пор язык Малларме был для меня тем, что за-воёвывают, за-учивают колонками слов. Эмигрировать ещё раз, забыть французский в Бутане.

Курсы буддистских телопотягиваний и прыжков. Всё-таки, отправляясь в путешествие, следует брать с собой танцевальную обувь.

Четверть шестого вечера. У шлагбаума, перегораживающего дорогу к гомпе, сидит человек средних лет. Он аппетитно соскребает ложкой мякоть с арбузного днища. Я спрашиваю, можно ли пройти. Он отвечает: «Конечно». Я уверяю, что мы будем очень скромно себя вести. Он отвечает: «Наоборот, только что начались танцы, присоединяйтесь. Enjoy!»

Джина Лолобриджида,

оставив в Риме хорошо оплачиваемого двойника,

подалась в официантки придорожной траттории.

Проезжают машины,

некоторые из них останавливаются,

оттуда выходят люди,

заказывают мяса на гриле,

вина со вкусом лимонных чернил.

Среди шофёров – Боно и Эдж,

оставившие двойников в Ирландии

и ставшие итальянскими дальнобойщиками.

Мораль:

если в придорожной харчевне вы встречаете людей,

похожих на знаменитостей,

вполне может статься, что это они и есть.

10 000 способов избежать кармы.