Такой был ресторан. В Самаре. В гостинице. Ну, как бы c размахом, на подвальном этаже, даже роскошный. Столы, белые скатерти, музыка какая-то, официантки. Это был последний наш вечер как группы, как компании. Всё придумал джазист из Швейцарии Морис Маньони, он собрал 13 музыкантов из разных коллективов у себя на родине и исполнял с ними один свой большой кусок, что-то вроде джазовой сюиты. До этого они катались в Африку. А теперь месяц подряд мы бороздили просторы России и новообразованных стран Балтии. И вот последний концерт был в Самаре. Я в группе считался тур-менеджером, переводил, под конец даже вёл концерты, общался с администраторами, собирал небольшие гонорары (всё это дело оплачивала какая-то швейцарская культурная контора, а на местные гонорары мы просто гудели во всяких злачных местах). И со всеми там подружился. Кроме человека, который играл на тубе, некоего такого мрачноватого типа с водянистыми глазами. Который влезал в эту тубу и гудел. Ну, как бы мы с ним и не ссорились, просто коммуникация была прохладная, деловая. И был там ещё саксофонист Маурицио Бьонда, он, собственно, был не из Швейцарии, а из Италии, из какого-то маленького городка. Такой вот абсолютно типичный Маурицио, улыбающийся, курчавый, среднего роста. Никакой не супер-интеллектуал, а такой вот рубаха-парень, и ходил всё время в цветастых рубахах. И вот мы там в этом ресторане крепко выпивали, вспоминали всякие забавные истории за этот месяц. Потому что с раннего утра мы должны были сесть в автобус и прямым ходом дуть в Москву, в Шереметьево. И ресторан этот был типичный ресторан начала 90-х. Какие-то братки с подругами, кооперативный угар, «Советское шампанское» вперемешку с мартини. И были там девочки, накрашенные, с высветленными волосами, этакие размноженные «маленькие веры». Целая стайка. И при них двое мужчин немногословных, ну то есть они на заднем плане держались, мы их сначала даже не заметили. Девчонки всё вокруг нашего стола вертелись – как же, иностранцы! Из Швейцарии! Наконец, одна из них как-то даже и уселась к нам за стол рядом с Маурицио. И завела разговор на ломаном английском – кто мол и откуда. Музыканты? Да вы что! Ох, ох. А сыграете что-нибудь мне? А? Ну, пожалуйста, плиииззз! И Маурицио взял футляр с саксофоном, достал инструмент. И заиграл. Что это было, я только потом узнал. Такая тема с их диска – называлась Donna Etrusca, в записи она – целых тринадцать минут. Посвящение девушке из народа этрусков (которые обитали в Италии ещё до римлян). Её могилу раскопали, а она, эта девушка, каким-то образом невероятно сохранилась. Археологи охали и ахали в восторге от её красоты. Но под воздействием воздуха через 10 минут она рассыпалась в пыль. Вот кому в принципе посвящалась эта тема. И Маурицио играл на своём саксе, музыку в баре приглушили, все сидели притихшие, и эта девушка из ресторана сначала смотрела на него так горделиво – вот для меня иностранец-музыкант играет, смотрите, слушайте! А потом как-то постепенно взгляд перевела куда-то в стол и ни на кого уже не глядела, сидела так, не шелохнувшись, и плечи сгорбила, а Маурицио дул, дул, дул. А она сидела. А мы все смотрели на неё и на него. И видели, как она менялась. Как что-то с неё как будто такой специальной супер-мега-тряпочкой для пыли оттирали, отдраивали, очищали постепенно, сантиметр за сантиметром… А тема – длинная… И тут эти двое мужиков заволновались, они как-то просекли – происходит что-то не то, не так. Кинулись к нам, прямо из-за стола её вытащили и потянули куда-то. Все наши тут смешались как-то. Ну, как бы понятно, что девушка неспроста к нам подсаживалась, и эти чуваки – понятно кто. Но ведь… Всё же утащили её. Никто следом не побежал. Маурицио саксофон обратно в футляр сложил. Так, думаю, не пора ли праздник в номера переводить. Тут как-то странно стало. Значит, пора расплачиваться. Так и сделали. Выходим. Часть ребят ещё у стойки задержалась, купить что-то с собой, наверное. И Морис с Маурицио стоят там и разговаривают по-итальянски. А мы уже двинулись в номер к ударнику Марку, сели, налили, но разговор как-то не клеился. И тут возвращаются Морис и Маурицио и говорят, что те двое мужиков пытались с Маурицио вытребовать денег. Типа что-то же было между ним и этой девушкой. Деньги давай! Это же, может, покруче, чем секс. Деньги гони! Но тут охранники гостиницы вмешались, утихомирили тех двоих, разрулили. В общем, выпили мы ещё немножко и разошлись. А рано утром сели в автобус и погнали. Досыпали ещё на ходу. Я спал, вытянувшись в проходе между кресел, на самих креслах не помещался. Вообще свободных мест было много – автобус большой, туристический. И круглолицый водитель Вадим увозил нас, вёз всё дальше, от Самары, от гостиницы, от девушки, невесть о чём грезившей под саксофон Маурицио, от тех мужиков недовольных, от 1993 года, который уже шёл потихоньку, покачиваясь, в сторону финала, ведь наступил уже ноябрь, и всё сворачивалось, опадало, стекало вниз, отслаивалось, кружилось, застывая… и рассыпалось.