Кейс: Неопалимый ИНИОН

История пожара в ИНИОНе недавняя, детали не нужны. Что до эмоций, то печаль логична: ничего, что нечто в забросе, все равно же грустно, когда оно перестает быть. Что имеем — не храним, потерявши — плачем, всякое такое. Но тут же было и вот что: место, где сложены Самые Важные книги, в которых собраны Главные Знания — фактически все, что надо знать о жизни, только как-то не до этого было (потенциальному читателя). Но такое место имелось, значит и шансы сохранялись.

А сама тема наличия Главных Знаний — это просто сказка. Конкретно, как жанр. Чаша Грааля, волшебное кольцо, скрижали, тайные тексты (100% истины), мощные библиотеки… Те самые все знания, которые накопило человечество, овладев которыми уже можно было бы употребить их в дело. Чтобы, например построить коммунизм — это ж место было же еще и несколько секретным, а если учесть еще и функционирование самой институции, то все еще круче. Это ведь оно и и было: овладевание  с целью построения.

Вот предъявленные в фб по данному (пожарному) случаю первые страницы сборника «Судьба искусства и культуры в западноевропейской мысли ХХ века. Выпуск 2, Москва,  1980» (Для служебного пользования Экз. №000972). «Содержание: От редакции —  Ответственность художника перед миром гуманного. (Обзор) — Маритен. Ж. Ответственность художника. (Сокращенный перевод С.С.Аверницева и Р.А Гальцевой). — Примечания С.С.Аверницева и Р.А.Гальцевой. — Честертон Г.К. Эссе (перевод Л.Н. Трауберг). — Примечания — Ред. — Ортега-и-Гассет Х.Дегуманизация искусства (Перевод С.Л.Воробьева)…»

Гуманно и  интеллектуально. Соответственно, авторы сборников имели допуск читать книги, не имевшие хождения на территории СССР, а затем комментировали их содержание куда-то по инстанциям в данном формате. Разумеется, имея возможность и неформально распространять переведенные ими знания о том неизвестном, что происходит не здесь. Понятно, с этими людьми все ок (полный респект), нет претензий даже к этой схеме (ну, такое уж тогда было время). Тут только о самой этой ИНИОН-машинке. Опять же, для многих людей данная институция была уместным вариантом работы, о котором даже их дети не без приязни вспоминают и десятилетия спустя (по данному случаю). И тут все ок, речь только о самой машинке.

Итак, выборочно исследуется неизвестная, недоступная культура. Полученные сведения сводятся в сборники и уходят куда-то по государственной (ДСП) линии. Конечно, тут не о  симфонии интеллигенции и госорганов (которая там, конечно, отчасти присутствовала). О другом: вот начальство (ну, вряд ли Политбюро) читало эти сборники, а что дальше? То есть, это безусловно прекрасно, если оно их читало. Но как и зачем —  остается неизвестным. А если они воспринимали сообщаемое, как сведения о повадках вероятного противника? Тогда следует признать, что деятельность ИНИОНа привела к несколько странному итогу. Но вряд ли они воспринимали это даже так. Собственно, было бы интересно, если бы кто-то из читавших начальников (кто-то же еще жив) вспомнил, как к этому относился. Но это такой, узко-исторический интерес.

Сам по себе это был шикарный проект, воссоздание неведомого контекста через выбранные единицы оного, причем — в пересказе (переводе). Чисто умозрительно. Конечно, это привычная российская методика выстраивания позиций на основе диспутов о пересказанном. Нормально, так тут сложилось. И все же, это волшебно: по умолчанию такие выборки ощущаются как однозначно достоверные и, кроме того, достаточные для понимания содержания их элементов в рамках контекста, который предлагается выборками и примечаниями к оным. В общем, тогда в ИНИОНе самозародился свой небольшой Запад.

Ну и что: если что-то работает, то и не важно как именно. Нет же никаких таких вертикалей  понимания и нормативов понимания того и сего. Ну, вот тут тогда по своему понимали, как там у них. Значит, тогда они там у себя такими и были. Может ведь быть и так, что это понимание было даже более верным (с какой-то точки зрения) нежели то, что они там сами про себя думали. Так, наконец, и политически перспективно.

Причем, тогда дело не ограничивалось этими сборниками. Были еще и всякие книги (не многочисленные) на тему разнообразных западных кризисов (культуры, искусства и т.п.). В тех, где кризис искусства, были и иллюстрации. Не очень хорошего качества, но с фамилиями авторов. Это, безусловно, информировало население, а в сумме (с пересказом и критикой) конкретно формировало мнение об их контексте. На основе таких пересказов и критик возникло советское представление как о культурных процессах Запада, так и о том, как именно там все устроено вообще. Ну да, весь их контекст воссоздавался здесь, в местных обсуждениях, а как еще может быть? (ну, времена и сейчас такие). Выводы на основании  данных реконструкций делал уже каждый на свой вкус, отчего впоследствии даже возникли  претензии к Западу, который не смог соответствовать некоторым из таких представлений. В какой-то мере то, что контекст оказался не совсем таким, как рисовалось, вызывает теперь и рассуждения на тему краха Европа в ближайшие месяцы. Но это неизбежные побочные мелочи.

Конечно, в этой истории нет ничего особенного. В любом месте всегда имеются представления о местах, которые не имеют к нему никакого отношения. Механизм рисования чужого контекста лично для себя с последующим отношением к другому месту именно как к самодельному контексту — да сколько угодно. Производство собственного мировоззрения на основе кем-то прочитанного и пересказанного — совершенно бытовое поведение. То есть, по частям все привычно, но совокупный эффект тогдашнего проекта видится теперь как безусловная вершина последнего Большого Стиля. Причем, тут и начальство участвовало конкретно, организовав и содержа данную институцию, но главное все же делалось умниками. Это было бы гармонично даже безотносительно предмета работы, а уж учитывая его… Но вот, сгорело. Но это ведь только в материальном виде, а в духовном смысле все на месте. Главное же уверенность в том, что всякое вот такое — реально.