Этого не могло быть 

The probability theory not only allows the coincidence,
 it absolutely insists on it.

 McAndrew

Согласитесь, что нет ничего более возбуждающего наше воображение, чем случайные совпадения. Одни совпадения круто меняют историю. Другие — всего навсего чью-то жизнь. Еще другие ничего вообще не меняют. Они просто забавны и напоминают нам о неистощимой фантазии природы. Совпадения многозначительны и загадочны. За ними чудится какой-то обширный план, недоступный нашему узкому кругозору и необозримый за то время, которым мы располагаем. Совпадения выглядят как чудеса. Чудеса же это некоторым образом казусы, анекдоты. С анекдота и начнем.

Как-то раз я сидел у телевизора и лениво смотрел дурацкий фильм-ужас. В какой-то момент сюжета злодей велит отрубить другому персонажу руку. Руку укладывают на колоду, заносят топор, приближается маленький климакс-катарсис, то есть то, ради чего мы и смотрим хорроры. Обычно я наблюдаю подобные сцены с некоторым вялым возбуждением, но в этот раз мне почему-то вдруг стало неприятно, и, чтобы на видеть этого зверства, я переключил телевизор на другую программу. На той другой программе выступал фокусник. И что он делал? Он развлекал публику тем, что отрезал себе руку.

***

Такие совпадения оживляют наше чувство юмора. Они же напоминают о том, как обширна сфера случайного. Если это было случайно. Потому что я все-таки не могу отделаться от мысли, что за этим совпадением стоит судьба. Можно понимать дело так, что в тот момент мне было суждено наблюдать отсечение чьей-то конечности, и судьба не дала мне от этого увильнуть. Вот это я и имею в виду, когда говорю, что совпадения вообще ни чуточку не случайны, а есть следы какого-то безупречно последовательного и гармоничного плана; мы просто не имеем возможности видеть его целиком, а видим только кратчайшие его фрагменты. Представьте себе, что вы находитесь в полной темноте. И вдруг короткая — вспышка молнии. И вы видите некоторую картину. И потом все опять исчезает. Я сравнил бы подобные озарения еще с остатками погребенного ландшафта. Вот чистое поле, и на нем лежит один огромный камень. Откуда он взялся? Он здесь не на месте, он выглядит нелепо. Угрожающе, если хотите. Даже комично. Какая дикая случайность его сюда занесла? Но это не случайность, друзья мои. Это просто вторжение одной реальности в другую. Мы ведь живем не в реальности, а на пересечении реальностей.

Трудно удержаться в виду всего этого от размышлений. Не я один размышляю в этом роде. Недавно я видел вполне приличный, хотя и избыточно живописный, фильм под названием “Destination point” («Место назначения»). Там американские школьники усаживаются в самолет, чтобы лететь на каникулы в Париж. Пока все усаживаются, один парнишка засыпает. Ему снится, что самолет взлетает и тут же взрывается. Он в ужасе просыпается и закатывает истерику. Начинается небольшая свалка, и всю веселую компанию ссаживают с борта. Они сидят возбужденные и расстроенные в зале ожидания, и у них на глазах этот самый самолет взлетает и …. взрывается. У всех, натурально отвисает челюсть.

Значит надо понимать так, что невропатическое визионерство нашего парнишки спасло полдюжины балбесов от общей участи. Казалось бы радоваться надо. Но не тут-то было. Не трудно сообразить, что это была только присказка. А вся сказка была впереди. Дальше постепенно выясняется, что школьники некоторым образом обманули судьбу, но на самом деле это они так думают. Человек предполагает, а располагает известно кто. Судьба продолжает на них охотиться. И один за другим они погибают в разнообразных несчастных случаях. От судьбы не уйдешь.

Я думаю, что знаю, как идея фильма пришла в голову его авторам. В 1996 году произошла история, настолько причудливая, что она, кажется, обошла все газеты. Случилась она с польской королевой красоты Агнешкой Котлярской. Она погибла от руки отвергнутого ухажора. Казалось бы, обычное житейское дело. Но нет. Были интересные осложнения. Обреченная Агнешка имела в кармане билет на обреченный же самолет TWA, летевший из Нью Йорка в Париж (совершенно как в только что пересказанном фильме!) и упавший в Атлантический океан сразу после взлета. За день до рейса Агнешка раздумала лететь и вернула билет. Случайность спасла ей жизнь, но не надолго. Несколько позже отвергнутый любовник настиг ее и уничтожил. Так сказать, кому суждено сгореть, тот не утонет.

Это уже не забавно. Но это не предел. Случается кое-что и похуже. Недавно в газете я увидел такое сообщение. Хулиганы зарезали молодого человека шестнадцати лет. Незнакомые хулиганы. Он попался им совершенно случайно. Такая необязательность события уже способна настроить нас на мрачный лад. Пройди несчастный юноша через этот перекресток минутой раньше, и ничего с ним не случилось бы (хотя, как мы только что видели, не кажи гоп). И все-таки, в этот раз по крайней вере ничтожное изменение его маршрута или скорости его хода привели к чудовищно несоизмеримым последствиям. Именно эта несоизмеримость так нас возбуждает. Трагические несчастные случаи всегда вызывают у нас удивление и протест. Кажется, что они бросают вызов здравому смыслу и несправедливы. Любые несчастные случаи. Но тот, о котором я сейчас рассказываю, был даже еще почернее, чем вы можете себе представить. Дело в том, что за три года до того старший брат упомянутого юноши проходил мимо того же места, и с ним случилось то же самое. То есть его тоже пырнули насмерть. Там же.

Подобные происшествия несут в себе огромный информационный и концептуальный заряд и встречают с нашей стороны острый чувственно-умственный отклик. Поэтому их так любит искусство, прежде всего, конечно повествовательное искусство — литература и кино. Один фильм мы в этой связи уже упомянули. Вспомним теперь еще несколько ярких образцов.

Одна из самых душераздирающих историй — «Поликушка» Толстого. Неужели с одним человеком действительно может произойти подряд столько всего ужасного? Подобная череда несчастных случаев выглядит совершенно неправдоподобно. Зачем Толстому понадобилось такое нагнетение ужасов? Надо полагать, что он хотел внушить нам глубокую жалость к несчастному простому человечку. Ему, казалось, вероятно, что простое воспроизведение полунищей деревенской реальности на нас не произведет впечатления. В некотором смысле падающее домино несчастий в этом рассказе Толстого — гротеск. Это почти концепт. Толстой здесь не столько реалист, сколько модернист.

Другое дело Глеб Успенский. Он обходился без преувеличений. Может быть, Толстой (барин, граф) просто не располагал достаточным материалом о той жизни, которую он хотел нам изобразить по моральным соображениям так, чтобы поразить нас и обеспокоить нашу совесть. Поэтому Толстой прибег к способу, которым теперь пользуется реклама, чтобы загнать сильное чувство к товару поглубже в наше сознание или там подсознание. Если на сам товар надежды мало, он сопровождается чем-то таким, что уж точно проникнет нам в душу. Происходит контаминация, и нас купили.

Несчастный случай это только самый крайний вариант резкой перемены в рутине. Случай не обязательно может быть несчастным сам по себе. Но всего лишь одно не во-время (или во-время) совершившееся событие освещает весь мир иным светом и напоминает нам о том, как зыбко и хрупко то, что кажется нам нашим естественным и заслуженным благополучием.

Таков дидактический смысл знаменитой пьесы Пристли «Опасный поворот». Пристли использовал исключительно простой и эффективный прием. На сцене компания друзей, собравшись на вечеринку, ведет разговор. Случайно брошенная кем-то фраза вызывает чей-то недоуменный вопрос. И разговор поворачивается таким образом, что поток неожиданностей уже не остановить. Напряжение нарастает. Обнаруживается, что все благополучие милой компании построено на лжи; правда упорно лезет на поверхность; удержать ее не удается – все в ужасе, и неотвратимо надвигается трагическая развязка.

«Опасный поворот» был бы всего лишь упражнением в сюжетном диалоге, пусть и виртуозном, но не более того, если бы Пристли не ввел в действие один добавочный элемент. Он нашел техническое средство объединить в одном сценическом действии две версии его развития. Все, что мы узнали на протяжении пьесы, оказалось лишь возможностью. На самом деле разговор персонажей в критической точке поворачивается несколько иначе, правда так и остается неизвестной для всех участников разговора, и они продолжают безмятежно существовать.

У пьесы «Опасный поворот» два моралите. Банальное: мы живем во лжи и лицемерии, ах, как это нехорошо. Другое моралите неконвенционально и намного острее: в нашей жизни все висит на волоске; одна неосторожная фраза, и земля разверзнется у нас под ногами. Идем по проволоке. Эфемерность нашего благополучия и даже самого существования продемонстрирована в пьесе Пристли с ошеломляющей наглядностью.

Эмоциональный эффект пьесы Пристли очень силен. При этом он элегантно оттенен суховатой схематичностью пьесы и условностью действия. После шока зритель быстро приходит в состояние несколько грустного и иронического скепсиса. Этот двойной эффект так приятен, что я ходил смотреть «Опасный поворот» трижды, когда он с успехом шел в ленинградском театре Комедии в середине 50-х годов.

Иначе сделана новелла Шницлера «Игра на рассвете». У Шницлера все взаправду. Жизнь персонажа на самом деле поворачивает в опасном направлении, и персонаж кончает самым роковым образом. Главный персонаж новеллы – молодой офицер, погруженный в комфортабельную рутину службы мирного времени и мелких удовольствий. Однажды он видит из окна своей квартиры, как во дворе болтается, вроде бы бесцельно, какой-то человек в черном. Присмотревшись, он его узнает. Это бывший его сослуживец, разжалованный в свое время как будто бы за какие-то дела, недостойные офицера. Кажется, он на самом деле игрок, и ходили слухи, что он позаимствовал деньги из полковой казны – что-то в этом роде.

Пока главный персонаж все это вспоминает, оказывается, что человек в черном болтается по двору не просто так. Он долго не решался, но вообще-то он хочет поговорить с главным персонажем. Естественно, оказывается, что ему нужны деньги, что же еще? Персонаж объясняет, что денег у него нет, но он готов пойти в казино и сыграть за человека в черном. Если он выиграет, то отдаст искомую сумму человеку в черном. Это предложение — почти шутка и что-то вроде пародии на вызов судьбе. Черный человек соглашается. Как бы ни было смехотворно предложенное ему предприятие, другой возможности добыть денег у него нет.

Они отправляются в казино, где главный персонаж неожиданно легко и крупно выигрывает. Он отдает искомую сумму денег черному человеку, и они прощаются. Но хорошая литература существует, разумеется, не для того, чтобы рассказывать такие простые истории. Естественно, что только тут все и начинается. Действие делает поворот, опасный поворот, и с этого момента жизнь главного персонажа стремительно движется в новом направлении к роковому концу.

Обреченный, но еще не знающий этого, персонаж сперва бредет к себе домой, но вдруг, по каком-то импульсу, поворачивает обратно. Почему бы не сыграть еще? Он никогда в жизни не играл, но теперь, пожалуй, не прочь. Только что получилось неплохо. Попытаем счастья еще раз, на худой конец развлечемся.

Этот поворот еще предсказуем. Воображение умеренно опытного читателя здесь еще вполне следует за воображением автора. Понятно, что предстоит проигрыш и какие-то очень неприятные последствия. Но по настоящему хорошей литературе и этого мало. Воображение Шницлера богаче. Простую историю об игроке, случайно втянувшемся в игру против своих привычек, Шницлер не стал бы и рассказывать. Шницлер существенно усложняет эту фактуру.

Как и в «Опасном повороте» Пристли, непредусмотренный поворот в жизни персонажа приводит к тому, что персонаж узнает правду. Происходит это так. Чтобы уплатить карточный долг, он пытается достать денег, обратившись к старым связям. Это заводит в прошлое его семьи, и то, что он узнает оказывается столь ужасно, что персонаж теряет над собой контроль и кончает с собой. Внешне все выглядит так, будто он покончил с собой из-за невозможности заплатить карточный долг. Но на самом деле его самоубийство – эпизод совсем другой действительности; та действительность лишь пересеклась с действительностью, где он проигрался в карты, выйдя, так сказать из «другого измерения». Новелла Шницлера совершенно виртуозна. Идеал повествовательной поэзии. Кажется, теперь так не находят нужным писать. Прием в литературе теперь сильно отделился от смысла. Жаль.

В раньшие времена первоклассные писатели были весьма чувствительны к поэзии маловероятного, особенно случайностей, имеющих роковые и непропорционально внушительные последствия. Разумеется, что может быть внушительнее, чем смерть. Поэтому, где случайность, там и смерть.

Смысловое богатство комбинации случайности и смерти эффектно драматизировано в фильме Георга Слейзера «Исчезновение» (The Vanishing).

Схема фильма выглядит примерно так. Молодая пара из Голландии едет на юг Франции. Они останавливаются возле оживленной бензоколонки. Девушка отправляется купить банку кока-колы и исчезает навсегда. Молодой человек после тщетных попыток понять, что случилось, отправляется домой. Мы, однако, знаем, что случилось. Потому что параллельно нам показывают, как некий маньяк готовится к похищению. Мы знаем, как совершается похищение, но куда он девал похищенную девушку, мы тоже еще не знаем. Это, так сказать, первый акт драмы.

Проходит несколько лет. Молодой человек как будто бы нормально живет и работает, у него другая подруга. Но на самом деле постигшая его некогда таинственная катастрофа не дает ему покоя. Он опять отправляется в те места, где все это случилось, и там, выступая по телевидению, напоминает местным жителям о непонятном исчезновении своей невесты несколько лет назад. Нет, говорит он, я уже не так переживаю свою потерю – время прошло. Но, говорит он, я не могу никак успокоиться из-за того, что не знаю, как и что, собственно, произошло. Неизвестность – вот что его терзает. Естественно предположить, продолжает он, что его подругу похитил какой-то маньяк. Но как? И что было потом? Это единственное, что он хотел бы узнать. Если виновный меня сейчас слышит, то пусть знает: я готов ему все простить, но пусть он сообщит мне, что он сделал с моей невестой.

Маньяк откликается. Он даже сам приходит к молодому человеку и обещает ему показать, как было дело, если молодой человек согласится поехать с ним вместе. Тот соглашается. Они приезжают к той самой бензоколонке, где исчезла подруга. Тут маньяк предлагает молодому человеку кофе. Он в сущности даже не скрывает, что в кофе подсыпано снотворное. Пусть молодой человек выпьет кофе. Тогда он узнает, что произошло с его подругой. Сперва молодой человек смеется, называет маньяка маньяком и уходит. Но через несколько шагов, он задумывается и вопреки всякому здравому смыслу возвращается и принимает предложение….

Он просыпается в гробу, похороненный заживо. Маньяк сделал с ним то же самое, что с его невестой. Газеты публикуют сообщения о втором исчезновении в том же самом месте. Очевидно, что два исчезновения связаны друг с другом. Персонаж-то знает как именно. Мы тоже знаем. Как участники расширенной (виртуальной) ситуации. Но весь остальной мир – не участник этой ситуации. Разве может кто-нибудь догадаться, что скрывается за такого рода совпадением?

Я рассказал самый скелет фильма и теперь добавлю две важных детали. Во-первых, молодая голландка попала в лапы маньяка совершенно случайно. В его плане все было тщательно предусмотрено. Кроме одного: жертвы. Ему было все равно, кого убивать. Голландка оказалась вдвойне случайной жертвой. Потому что маньяк начал не с нее, но у него никак не получалось заманить кого-нибудь к себе в машину. Перед тем, как на него нарвалась голландка, у него сорвалась еще одна попытка. Буквально за несколько минут перед тем. Голландка просила его что-то ей показать, он на удачу сказал ей, что подвезет ее, открыл дверцу машины, она села на минуту в машину, и он успел дать ей хлороформ.

Во-вторых, оба персонажа – голландец и маньяк – действуют вопреки всякой логике. Про голландца я уже рассказал. Голландец ведет себя импульсивно-абсурдно. А мотивация маньяка фундаментально и стратегически абсурдна. Пока они едут вместе в машине, маньяк рассказывает голландцу эпизоды своей биографии. Однажды в ранней юности у него возникло неодолимое желание прыгнуть с балкона. Зачем? А просто так. Это была даже не тяга к самоубийству. Ему просто хотелось попробовать: а что будет? Он испытал судьбу и прыгнул с балкона. Он остался жив. Потом, уже в зрелой жизни, ему довелось спасти двух тонувших в канале детей. И в этом случае он бросился в воду исключительно из духа противоречия, а вовсе не человеколюбия или желания славы. По идее он сам должен был утонуть. Но он не утонул. После этого эпизода он доразмышлялся до того, что ему надо бы еще совершить безнаказанное убийство, чтобы окончательно выяснить свои отношения с судьбой.

В фильме еще много всякой другой оркестровки, благодаря чему его смысловая информативность достигает головокружительных высот. Трудно представить себе более содержательную трактовку столь тривиальной темы как «жизнь и смерть». Пессимизм фильма неслыханно глубок. Я не вполне понимаю, каким образом кто-то вообще решается продемонстрировать публике подобный пессимизм. Мне кажется, что если бы такая схема пришла мне самому в голову, то я не решился бы признаться в этом. Вероятно, тут нужна некоторая доля эксгибиционизма и надежда на то, что поделившись своим пессимизмом с другими, можно до некоторой степени от него излечиться.

Однако, что одному лекарство, то другому отрава. «Исчезновение» Георга Слейзера подорвало силу моего духа на пару недель. Страшная история. Примем теперь противоядие, обратившись от трагической версии случайности к ее комической версии. Об этой истории рассказывали в телепрограмме БиБиСи. Они там, как и я, интересовались невероятными событиями и собрали небольшую коллекцию. Самым интересным в этой коллекции показалась мне нижеследующая ошеломительно невероятная история.

Мэри и Джон работали в одной фирме, торговавшей домами. Однажды Джон уже ушел, а Мэри еще оставалась на работе. Позвонил потенциальный клиент. Ему была нужна важная и срочная информация. Этой информацией располагал только Джон. Мэри не хотела упускать клиента. Она обещала позвонить клиенту обратно и стала искать Джона. Она прикинула, что к этому моменту он уже должен был прийти домой. Но тут оказалось, что у Мэри нет под рукой домашнего телефона Джона.

Мэри стала рыскать по столам в поисках списка телефонов своих сотрудников, но, как назло, список телефонов куда-то запропастился. Наконец, она обнаружила в одном из столов список сотрудников, и против каждого имени там стояло число. Ну, скажем, против имени Джона такое число: 256 18 54. Не иначе как телефон, подумала Мэри, и недолго думая, набрала этот номер.

Между тем, Джона дома не было. В этот день он не стал сидеть дома, а, прихватив жену, отправился на посиделки в местную пивную. По дороге в пивную стояла одинокая телефонная будка. Когда Джон с женой проходили мимо нее, в ней зазвонил телефон. Такое бывает. Прохожие, которым пришлось воспользоваться автоматом, часто потом просят своего собеседника позвонить им обратно, если не хотят платить, или когда у них просто нет монеты в кармане для продолжения разговора. Но в будке никого не было. Кому понадобилось звонить в пустую заброшенную посреди большого города телефонную будку? Набрали неправильный номер? Или?

Услышав телефонный звонок в будке, мимо которой он проходил, Джон слегка поколебался, и повинуясь инстинкту любопытства, зашел в будку, снял трубку и сказал, как положено «алло». На том конце провода была Мэри. Это ты, Джон, спросила Мэри. Это я, отвечал Джон. Между ними состоялся короткий разговор. И тут им пришла в голову естественная мысль: а как, собственно, Мэри знала, что Джон в этот момент проходит мимо этой телефонной будки и откуда она знала номер телефона в этой будке?

Натурально, оказалось, что ничего этого Мэри не знала. Она думала, что звонит Джону домой, набирая цифры, стоявшие против имени Джона в списке, который она нашла в ящике одного из рабочих столов в своей конторе. Как потом оказалось, эти цифры не были никаким телефонным номером. Это был номер досье Джона для каких-то бухгалтерских целей. Иначе говоря, Мэри набрала совершенно случайную комбинацию цифр. Эта комбинация, однако, совпала с номером уличного таксофона, мимо которого шел по своим делам адресат звонка. Но телефонный звонок, сделанный наугад, нашел того, кого он искал. В сущности, бутылка была брошена в море. И угодила прямо под ноги тому, кому предназначалась. Более невероятное событие невозможно себе представить. Но именно это событие и произошло.

Теперь я хочу обратить ваше внимание на то, что подобные события оказываются возможны не просто потому, что две линии, если они не параллельны, обязательно рано или поздно пересекутся. Нужно еще, чтобы кто-то эти линии провел. Хотя бы одну из них. Чтобы кто-то принял определенное решение. В рассказанном случае ключевой фигурой была Мэри. Мне самому довелось быть ключевой фигурой в подобном случае. О нем я теперь и расскажу.

Я просыпаюсь очень рано. Даже когда мне не надо на работу. И если мне не надо на работу, я иду с утра пораньше гулять в расположенный поблизости Риджентс-парк. Главная аллея идет вдоль зоосада. Некоторые вольеры открыты в сторону аллеи, так что можно видеть некоторое зверье прямо с аллеи, не заходя в зверинец. В таком вольере, например, живут волки.

Так вот, однажды я шел мимо этого вольера. Было очень рано, часов семь утра. Погода стояла отличная. Волки, штук пятнадцать, все сидели на задних лапах и, вытянув морды вверх, настойчиво и монотонно выли. Я с любопытством послушал некоторое время этот почти, можно сказать, стилизованный вой. Потом подошел к забору, взялся обеими руками за железные прутья забора и безо всяких эмоций произнес в уме фразу «сейчас же перестаньте выть». В ту же секунду волки перестали выть и, поджав хвосты, понуро разбрелись куда-то, очевидно по своим норам.

Я был поражен. Другой на моем месте мог бы решить, что волки каким-то образом услышали команду и подчинились. Вздор, конечно. Даже если допустить, что коммуникация состоялась и сигнал был понят, с какой стати волкам меня слушаться? У них было гораздо больше оснований послать меня подальше. Нет, тут было что-то совсем другое. А именно то, о чем я все время и толкую – совпадение. Возможно, впрочем, еще одно объяснение. Я мог (не знаю как) почувствовать нутром, что волки сейчас разойдутся, и у меня возникло шальное желание примазаться к естественному и уже предусмотренному ходу событий. Тут возникает вопрос: а какого черта мне было примазываться? Этот вопрос не остается совсем без ответа. Быть может, я на самом деле хотел проверить возможность совпадения. Учитывая мой интерес к теме, это вполне реалистический ответ, хотя в тот момент все произошло слишком быстро, чтобы я успел сообразить, чего именно хочу. Я хорошо помню, что взялся руками за прутья забора, чего мог бы и не делать. В этой искусственной детали моего поведения можно усмотреть некоторую имитацию научного эксперимента.

Так или иначе, имело место редкостное и впечатляющее совпадение. Настолько невероятное, что я, признаться, проявил слабость духа и решил все-таки проверить якобы научную теорию, предусматривающую волевую коммуникацию между мной и стаей волков. Несколько позже я застал волков в Риджентс-парке за тем же занятием еще раз. Я повторил свой эксперимент. Ни хрена не произошло. Казуист, конечно, скажет, что двух наблюдений недостаточно для обобщений. На это мне нечего ответить, кроме того, что одного наблюдения тем более мало, чтобы делать противоположное предположение. То, что такое невероятное событие все-таки произошло, должен признаться, волнует меня гораздо больше, чем какие-то физические возможности, расположенные далеко за пределами нашей способности заметить их, если они вообще есть.

Если физика имеет место, то как раз там, когда совпадение иллюзорно. Вот еще один случай из моего собственного опыта. Несколько лет назад пришло время умереть моей матери. Она жила очень далеко. У нее случился инсульт. Я поехал к ней, навестил ее в больнице и уехал, оставив на хлопоты на старых друзей. Было ясно, что долго она не протянет.

Прошло около двух месяцев. Однажды я проснулся очень рано; даже не рано, как обычно, а, можно сказать, посреди ночи. Я выпил чашку кофе, почитал немного и присел в уголок дивана еще немного подремать. Я действительно заснул, хотя, кажется, не очень глубоко. Тут раздался телефонный звонок. Я снял трубку и узнал голос близкой подруги (Ольги Сухановой), смотревшей за моей больной матерью. Она сообщила мне, что И.Г. умерла. Я что-то ей ответил и… проснулся. Оказалось, что это был сон. Через пол-часа раздался настоящий звонок. Он был полным повторением предыдущего. Я спросил подругу: а когда моя мама умерла? Она отвечала, что пару часов назад.

То, что мне приснился телефонный звонок, извещавший меня о смерти матери, я вовсе не нахожу удивительным. Все ждали ее смерти. Это ожидание лежало на самой поверхности моего подсознания; спал я не крепко; что еще мне могло присниться? Но ведь телефонный звонок приснился мне, считай, в тот самый момент, когда мать умирала. Тогдашний мой друг-приятель А.А. Горбовский, много писавший о таинственных явлениях, сказал мне позднее, что ему все ясно: конечно же, у меня с матерью было общее биологическое поле, или там аура, я точно не помню. Я, таким образом, принимал участие в ее смерти, и если угодно, в некотором смысле умер вместе с ней. Красиво. Но мой скептически настроенный сын Юра машет на это рукой и уверяет, что это на самом деле объясняется гораздо проще. Этот телефонный звонок, уверяет он, на самом деле снился мне неоднократно, но я этот сон, как часто бывает со снами, тут же забывал. А в последний раз я его не забыл именно потому, что сразу же за этим ожидаемое событие действительно произошло. Редкий случай, когда психологическое объяснение выглядит намного более убедительно, чем физическое, а в сущности пара-физическое объяснение. Но должен признаться, что и оно меня не очень устраивает. Я предпочитаю упрямо считать, что имело место совпадение.

О принципиальной возможности невероятных совпадений и событий нас предупреждает теория. Теория предупреждает, а практика подтверждает. Мы узнаем об этих событиях задним числом. Они происходят. Некоторые уже произошли. И тут интересно спросить: а что это означает для более вероятных событий? Происходят ли маловероятные события вместо более вероятных, или невероятные события остаются лишь избыточными деталями на фоне реально происходящего вероятного и предсказуемого? Лишними в смысле полного отсутствия последствий такого события? И лишними даже в том смысле, что они ничего нам не дают для понимания происходящего? И даже лишними в том смысле, что сами по себе не имеют никакого смысла. То есть не представляют собой пусть и краткой, но законченной действительности — я не знаю как более по-философски это высказать. Волнующие, очень волнующие вопросы. Но пойдем дальше.

***

Как-то раз на службе я сидел и лениво прослушивал одну радиопрограмму, приготовленную к Рождеству. Это была детская программа. И вот я слышу, как мальчик объясняет другим детям, что, дескать, ехали через пустыню три короля, и они увидели в небе звезду. И этих королей звали Каспар, Мельхиор и Бальтазар. Про что это все, вы и без меня знаете. Даже лучше, чем я, как сейчас сами убедитесь.

Когда я это услышал, у меня в голове что-то щелкнуло. Эге, сказал я сам себе, а ведь я эти имена где-то уже слышал. Сперва я никак не мог вспомнить, но через некоторое время меня осенило: я же сам использовал эти имена в одном повествовании, которое как раз в это время сочинял (роман «Похищение детей», если кому интересно). Персонаж по имени Каспар занимал там выдающееся место. Персонаж по имени Мельхиор поменьше, но тоже не такое маленькое. Бальтазар же появлялся в повествовании мимолетно, но все-таки присутствует. Можно было думать, что я упомянул Бальтазара исключительно для комплекта. Спохватился в какой-то момент, что два короля в повествовании упомянуты, а третий забыт. И исправил ошибку.

Это была бы правдоподобная версия, если бы я хоть что-нибудь знал до этого про трех королей и как этих заслуженных монархов звать. Если бы меня кто-то спросил, как зовут трех королей, я пожал бы плечами и ответил бы, что не знаю. Я даже не помню, читал ли я когда-нибудь источник. Да если бы и читал, толку было бы мало. Как мне сказали компетентные люди, эти имена королей упоминаются не в источнике, а в одной из немецких версий более позднего легендария.

Одним словом, произошло поразительное совпадение. Настолько поразительное, что я никак не мог успокоиться и долго потом думал, как же такое могло произойти. Я все-таки в конце концов эту тайну раскрыл. Дело было так. Я очень люблю две большие поэмы Генриха Гейне и время от времени их перечитываю по-немецки в поисках потенциальных эпиграфов и просто для удовольствия. Так вот, в «Германии (Зимняя сказка)» в одном месте три короля названы подряд. Пока я писал свое повествование, я три-четыре раза перечитывал «Германию». Оттуда эти имена я и заимствовал.

Я открываю секрет, и тем самым демистифицирую эту историю и лишаю ее блеска. Но даже после этого в ней кое-что остается. Имя Каспара попало в мое повествование само по себе в связи с совершенно другой реминисценцией. Насчет Мельхиора я не вполне уверен. А Бальтазар, конечно, все-таки был использован уже для комплекта. И я это сделал совершенно бессознательно.

Имеет ли эта реминисценция какое-то значение для моего повествования? Понятия не имею. Обычно более поздние комментаторы, если им удается увидеть аллюзию, приписывают ей многозначительность, главным образом ради того, чтобы сделать многозначительной собственную наблюдательность. Современные авторы часто таким комментаторам подыгрывают. Я не из их числа. Хотя, конечно, подобные вещи никогда не бывают совсем уж бессмысленными.

А вот гораздо более интересная фактура, связанная с моим злополучным повествованием. Этот эпизод относится вообще к странной категории событий, которые на самом деле не произошли, но при этом сохраняют статус события.

Дело было так. Мне позвонил один приятель и сказал, что собирается в Пермь. В Перми кто-то придумал провести конференцию по европейскому консерватизму, и его пригласили туда рассказать от имени англичан про английский консерватизм. Я обрадовался и сказал, что тоже хочу туда поехать. Сама конференция была достаточно интересной. Но главное было в другом. Дело в том, что я провел счастливые детские годы в Перми и в Соликамске. Мне всегда хотелось хотя бы еще разок глянуть на места моего счастливого детства. Неожиданно подворачивалась удобная и дешевая возможность сделать это. Я позвал секретаршу, чтобы попросить ее сделать все нужные шаги для моей поездки. Она пришла, я открыл рот и тут же осекся.

Пожалуй, мне было что-то вроде видения. Вот я приезжаю в Соликамск, отправляюсь на свое любимое место, где посреди светлого соснового бора бьют из-под земли мощные чистые ключи, а рядом стоит (стояла пол-века назад) заброшенная еще пол-века назад до того водяная мельница, нагибаюсь к воде, пью чудесную воду, ложусь на травку и смотрю в небо.

Я сказал, что это было видение. Не совсем так. На самом деле я вспомнил заключительный эпизод моего повествования. Там персонаж возвращается на то место, откуда началось его долгое странствие. С ним происходит все то самое, о чем я только что рассказал. И поскольку круг завершен и после этого уже ничего не может произойти, персонаж умирает.

Сообразив, что, собственно, я вспомнил, я не на шутку перепугался. В сущности мне представлялась возможность полностью слиться с моим персонажем и помереть. Особенно пугающим оказался образ мельницы. Придумывая концовку своего повествования, я вспомнил именно заброшенную мельницу в лесу под Соликамском. Она в повествовании и существует, тоже, если угодно, в роли персонажа. Все эти соответствия не напугали бы меня так сильно, если бы не два дополнительных обстоятельства. Во-первых, я был в то время (1995 год) так сильно болен, что мог помереть в любую минуту. И, во-вторых, последний эпизод своего повествования я написал буквально за пару дней до того, как передо мной замаячила поездка в Пермь.

Конечно, от своих сентиментальных планов я отказался. Я совершенно убежден, что если не отказался бы, то сейчас меня уже не было бы в живых. Кроме шуток. Спасти меня могло бы только одно: мельницы в том месте наверняка уже не было.

***

И надо же такому случиться, что как раз когда я подошел к этому месту моего рассказа, я набрел в журнале «Знание — сила» на статью В.Н. Комарова, где прочел следующее: «Как известно, земная жизнь – углеродная жизнь. А углерод образуется в недрах звезд. Однако для синтеза углерода необходимо одновременное столкновение трех ядер гелия. Как показывают расчеты, подобные события в ядерной “топке” звезды чрезвычайно маловероятны. Но возможен и другой путь: при столкновении двух ядер гелия сперва образуется ядро бериллия. А затем оно, в свою очередь столкнувшись с еще одним ядром гелия, может образовать ядро углерода. Но это возможно только в том случае, если ядра бериллия и углерода “настроены в резонанс”. И тут обнаружилось поразительное совпадение: оказалось, что величина тепловой энергии в недрах типичной звезды как раз такова, что обеспечивает этот резонанс!»

Вот это, я понимаю, совпадение. Или это чье-то сознательное решение? Пока не доказано противоположное, надо все-таки думать, что совпадение. А если так, то дух захватывает. Похоже, что все сущее совершенно случайно и как таковое висит на волоске. Но это так же значит и другое. А именно: редкость маловероятных событий иллюзорна. На самом деле только маловероятные события и случаются. Или иными словами: что не маловероятно, то и не событие вовсе. Действительность случайна.

Такой случайный мир не очень-то заслуживает, чтобы существовать. Да он и не существует. Он случайно возникает на почти незаметную долю секунды и сразу уступает место другому, столь же случайному и необязательному. Только сугубая ограниченность нашего опыта позволяет нам не заметить, что никаких нас нет. Вам когда-нибудь это приходило в голову? Спокойной ночи, малыши.