MythBustering: Леснорядский треугольник

Это кусок из книги «Is Chicago», которая сейчас дописывается для НЛО, поэтому — некоторое пояснение контекста. Обычно в городах есть какие-то главные, основные точки. А уже от них выстраиваются и чувства, и ощущение от места. Ну, не точка, а какой-то сегмент, зона города, в которой надо оказаться, чтобы что-то там относительно него ощутить. В случае Чикаго не так, он не привязан к, скажем, даунтауну, он там как-то всюду, а почему? Должна, значит, быть какая-то субстанция, которая его распространяет. Или просто какая-то штука, которая делает это. Но в данном куске о Чикаго вообще не будет, тут московская история.

Потому что: вот, есть некая шшщикага, не вполне обеспеченная реальностью штука, которая определяет собой Чикаго. Может, такая же штука существует во всех прочих местах, то есть – и Москва производится и в тех ее частях, где ее, вроде бы, и нет? В Чикаго я эту штуку почувствовал, а ну как в Москве все устроено так же, но не могло быть замечено, потому что там я соотносился с городом медленно и постепенно? Надо проверить. Конечно, полностью в контекст это предуведомление не вводит, но это просто отдельный кусок и недостаток контекста будет компенсирован картинками. В книге картинок, понятно, не будет, да и не зачем — она вообще о другом, тем более, что картинками текст разорван. Здесь получился формат, с которым умеет работать Александр Курбатов — в перемещениях по малоизвестной Москве. Вот у него, например,  «Речка Хапиловка«,  «По шпалам от Лужников до Кутузовской» ,  «Между двумя Моссельмашами«. У меня фотографии будут во второй части, сначала — теория и обстоятельства.

Леснорядский треугольник, теория

К этой идее меня привело простое соображение: похоже, в Москве есть такое место. Конечно, речь не Митино и т.п., именно в центре. Если Москва свой код распространяет, то на окраинах, в общем, он может слабеть, но в центре все должно быть внятно. И да, в Москве есть такое место, в которой наличие или отсутствие этой штуки будет понятно: коллайдер для бозона, фактически. Там эта возможная московская шшщикага может быть уловлена, а если не там – так ее и нет.

Из газет я знал о наличии некого тайного треугольника в центре города. То есть, конечно, о наличии мнения о том, что в центре Москвы есть такая штука. Собственно, это же заодно еще и городские легенды, хотя что же это за легенды, которые разве что иногда кем-то сообщаются через газеты, а не известны просттак. Впрочем, Москва уже слишком велика, чтобы это происходило само собой.

Итак, в сети была ссылка на некую статью, под примерным названием «Мистический треугольник в центре Москвы». Ну, бывают такие ссылки, которые годами болтаются на краях других сайтов. Издание не помню, скопировал только основные детали – мне не текст был нужен, а адрес. То ли «Вечерняя Москва», то ли «Аргументы и Факты». По цитатам и гуглу уточнить просто.

В качества мистической и аномальной описывалась некая территория в «нескольких километрах от Кремля», в километре от Садового кольца и Трех вокзалов, прямо под Третьим транспортным кольцом – что не имело в виду подземелье, поскольку там ТТК имеет вид Русаковской эстакады. Впрочем, это была неточная привязка, судя по описанию, треугольник был в стороне от нее, в сторону Сокольников. Но центр, да.

Мистический пафос автора статьи был основан на том, что сотка земли в Москве стоит очень много, а сразу несколько гектаров возле Трех вокзалов лежат невостребованными. Как так? Автор отправился исследовать вопрос, сообщая, например, что «Среди бурьяна в человеческий рост мне то и дело попадались бетонные обломки: когда-то здесь пробовали что-то строить, но затея не удалась — и здания, и опоры линий электропередачи оседали и рушились. Так и образовался пустырь размером в несколько футбольных полей в десяти минутах ходьбы от площади Трёх вокзалов и в семи километрах от Кремля«. В итоге он уже почти официально навал эту точку «Леснорядской аномальной зоной». Леснорядская потому, что там сбоку Леснорядские улица и переулки.

Сообщалось также, что раньше по зоне можно было гулять свободно, поднимаясь на нее с Русаковки по откосу железнодорожной насыпи. Сейчас не так, там со всех сторон заборы, зачастую с цилиндрической колючей проволокой наверху и пройти туда можно только по рельсам. Была даже такая лирика:
«Помню, меня удивили несколько брошенных массивных бетонных блоков: за ними тянулся продавленный в глинозёме многометровый след. Кому и зачем в этой мусорной глуши понадобилось передвигать многотонный груз? Вручную это не по силам, а тяжёлая техника здесь не пройдёт.
— Такие следы свидетельствуют о самопроизвольном перемещении камней и стройконструкций, — ошарашил меня Виталий. Пластмассовые шприцы и разбитые бутылки, валявшиеся поодаль, давали понять — кто-то всё же рискует здесь появляться.
— Бомжи, но они здесь не задерживаются, — уверил сталкер. — После нескольких необъяснимых исчезновений в зоне не остаётся на ночлег даже самая опустившаяся вокзальная рвань.
На карте Москвы это дальний угол Красносельского района, клин между Басманным и Сокольническим районами. В Красносельской управе ответили: формально этот треугольник относится к ним, но не используется и планов его освоения нет. На вопрос, что здесь было раньше, припомнили: когда-то на краю пустыря стояла пельменная, но её закрыли из-за нерентабельности».

По последнему пункту был процитирован и местный обитатель:
«— Помню я эту пельменную, — сообщил местный старожил Алексей Щ., в ней одна алкотня тусовалась, редкий день, когда шалман закрывался без милиции. В районе Леснорядских улиц Алексей провёл детство и юность. Всерьёз уверяет, что, когда над всей Москвой сияет солнце, над Леснорядьем висит туча и накрапывает дождь. Помнит, как отец строго-настрого запрещал подходить к насыпи, — там не раз воровали детей, а преступников так ни разу и не нашли. Пацаны звали на пустырь раскапывать старые подвалы — будто бы, втихаря рассказывала соседке бабка одного из них, до революции здесь жили торговцы лесом и прятали под фундаментом серебряные деньги. Самый отчаянный, Гошка Корявый, показывал ребятам найденный им в зоне николаевский рубль, но вскоре после этого Гошка загремел в больницу с тяжёлыми побоями. Что с ним случилось, никто не узнал, однако экспедиции за леснорядским серебром прекратились. С тех по редко какой безумец решается посещать зону».

Искусство репортера, предъявленное в данных цитатах, было настолько велико, что местность представлялась уже чуть ли не отделенной стеной злого тумана, что уже просто вынуждало туда пойти.

Итак, с севера к ней примыкает Сокольнический мелькомбинат: этот пустырь сбоку от элеваторов. Там еще и железнодорожные пути, причем «пассажирские составы с окнами пустых купе, медленно проползающие от Казанского вокзала к Николаевскому отстойнику, довершают картину нежити«. А еще в одной цитате был даже призыв к покаянию: «Исследователь аномальных зон Сергей Лещенко, хорошо знающий Леснорядский пустырь, уверяет, что до революции после одной из кровавых разборок это место было проклято, с тех пор здесь никто не может ничего построить.
— Первое, что здесь следует сделать, — построить поблизости церковь или хотя бы часовню, — считает С. Лещенко. — Требуется немалое время, чтобы замолить грехи этого места и освятить землю. Лишь после этого можно надеяться, что она снова начнёт служить людям«.

Леснорядский, практика

Итак, у меня были сразу две темы. Во-первых, что ж там такое аномальное и, во-вторых (вне связи с первой) — ощущается ли в этой, видимо отчужденной от остального города Москва как таковая. Распространяется ли Москва как таковая повсюду, ну, как Чикаго? Две разные задачи, но обе вполне решаются за одно посещение. Дело было летом.

Понятно, что сам факт нахождения обширного пустыря в центре уже был некоторой аномалией. Но что тут первично: место аномальное, потому и не застроили или наоборот – не застроили, а оно и модифицировалась так, что стало пугать некоторых граждан? Ну да, авторы статей утверждали, что первый вариант: коль скоро там до сих пор что-то куда-то проваливается.

Но у авторов сразу обнаружились ошибки. Утверждение о том, что на пустырь можно попасть только по рельсам, реальности не соответствовало. Например, между гаражами во дворе на Жебрунова – это улица, на которой стоят элеваторы, примыкающие к пустоши — точнее, на стене дальнего гаража была даже неприметная лестница: металлические прутья, приваренные к его стенке. По ней, как можно было понять по следам на насыпи, которая была уже по ту сторону, уже на пустоши, вполне постоянно лазил с какой-то целью некий народ.

Был и другой вариант, со стороны Красносельской. Там есть железнодорожная эстакада поперек Русаковской. Если – идя от Красносельской к Сокольникам – свернуть перед эстакадой направо, то будет бетонный забор, забор из бетонных плит, одну из которых – судя по состоянию местности – уже давно чуть сдвинули. Образовалась щель, позволяющая выйти на насыпь железной дороги, а пустырь в 50 метрах. Там видна даже лестница с перилами – когда-то выход туда был что ли официальным, а теперь лестница упиралась в бетонный забор. Ну да, выход все же усложнили.

Еще был выход там, где Бакунина сворачивает на Электрозаводский мост: перед ним есть еще одна железнодорожная эстакада, на одной опоре сбоку натыканы чугунные штыри, которые позволяют, цепляясь за них, выбраться на рельсы (щель в заборе наверху тоже есть). Пустырь там уже подальше, метров триста по рельсам, как минимум.

А вокруг там хорошая московская промзона. Москва, какой она была, а здесь еще и осталась. Со стороны Бакунинской пустырь ограничивают Москва-товарная-рязанская и всякие складские кварталы, вполне свежего вида. Красный кирпич и т.п. Там какие-то автомойки, всякое такое. Чуть дальше – Центросоюзовские склады и ПRОЕКТ_FАБRИКА, на Переведеновском. Со стороны Леснорядской уже не промзона, а невысокое жилье – судя по виду кварталов, по крайней мере — тихое. На подъезде одной из пятиэтажек – уже ближе к Русаковской эстакаде — обнаружил даже вывеску «Московский драматический театр художественной публицистики». Но это так, заодно. Совершено здесь аутентичная Москва, москвее не бывает.

Обошел я это все вокруг (километра 3-4) и забрался наверх через щель со стороны Русаковской улицы, пустырь там направо. Ну, пустырь. Прошел до другого конца, оглянулся и вот что: в описаниях не было внятно сказано, в чем причина его существования. Это действительно треугольник, острый угол которого направлен в сторону станции «Электрозаводская», сторона против этого угла параллельна русаковской эстакаде. Если из дальнего угла смотреть в сторону эстакады, то сущая красота: видны высотки возле Трех вокзалов, слева — Елоховский. Но, главное, треугольник был ограничен вовсе не заборами. Заборы тоже были, но пустырь был просто внутри трех железнодорожных линий – по каждой из его сторон.

Глядя из острого угла клина в сторону центра все было логично и просто. К этой точке сверху приводила линия железной дороги от «Электрозаводской», в этой вершине она расходилась по направлению к центру на две, леснорядский клин и образуя. Налево пути шли в сторону Казанского вокзала, направо — в сторону железнодорожного кластера за Рижской эстакадой ТТК. Две этих ветки на дальней стороне пустыря соединялись еще одними путями. По крайней мере одна ветка – к Трем вокзалам – использовалась достаточно интенсивно, а и на соединительной ветке время от времени появлялся очередной состав, который медленно выворачивал в сторону Казанского.

Треугольник никто не отгораживал, наоборот – окружающие дома и производства сами отгородились от железной дороги. Рамкой треугольника были рельсы, заборы начинались за ними — плотные и довольно новые, поскольку РЖД занялось обустройством всего этого околопутевого пространства. Да, возник странный территориальный эффект, но он возник еще тогда, когда эта местность не предполагала бережного отношения к квадратным метрам. Чисто производственная ж/д необходимость. Ну сейчас-то сюда ничего уже не засунешь, как, например, заезжать? Строить тоннели-мосты ради этого лоскута земли вряд ли логично. Да и кто захочет жить и функционировать среди трех железных дорог: не для роскошной недвижимости, а иначе накладно.

Теперь страшилки и мистическая часть. Статья сообщала о бутылках и шприцах, что должно было дать представление о тех, кто посещает пустошь. Но там же неуютно – совершенно голое место между рельсов. Деревьев на пустоши нет, разве только вдоль еще одной, боковой и тупиковой ветки, которая зачем-то метров на пятьдесят вылезала из Сокольнического элеватора или, как он там, мелькомбината.

Там в тупике – ну, черно-белая балка поперек путей, на тормозном холмике — имелись следы легкого разврата в виде пустой бутылки водки, сопутствующего мусора и относительно свежей в тот месяц «Комсомольской правды», развернутой на 9 странице, где имелся заголовок «Советский раввин». В соседней заметке речь шла о певце Киркорове, который стал каббалистом и носит с тех пор какую-то красную нитку. Ну, может, некая мистика в этом и была.

Что до наркотиков, то шприцов особенно видно не было. Собственно, зачем вылезать сюда, когда рядом много приятных пустых дворов? Ну, может, по эту сторону им было бы и надежнее, но и шприцов же не видно. В целом все это было большим заболоченным полем, которое что ли выравнивали, для чего заваливали мусором – пластиковыми бутылками, алюминиевыми банками и т.п. Не сказать, впрочем, что местность собирались таким методом осушить, скорее использовали как свалку. Ну, там явно все всосется. Со стороны центра пустырь теперь начинали засыпать песком, с непонятными намерениями. Банки и бутылки сияли против начинающего заходить солнца, почти как море. Равномерно и красиво.

Что до какой-то особой погоды, то отчасти да – небо, его состояние менялось быстро. Впрочем, это был облачный день, а где же в Москве еще есть в центре такое открытое пространство. Оно и с краев, где уже были строения, оставалось невысоким, да и большое поле: небо было полностью открытым. Но, собственно, само это место Москвой как-то и не было.

Следов того, что тут что-то строили, а оно провалилось в бездну, видно не было. Чтобы кто-то что-то волок – тоже нет, но в болотистой почве следы бы давно затянулись. Где уж тут могла быть пельменная? Разве что в какие-то совсем уж древние времена, когда вокруг заборов не было.

То же с бомжами: пустая, неприкрытая болотистая территория, что им тут? Спать негде, а если в овраге вдоль железной дороги со стороны Жебрунова, так такие овраги есть не только здесь. Следов их присутствия нет, разве что в остром углу треугольника в сторону «Электрозаводской» стоял какой-то дерматиновый стул, вокруг которого валялись пластмассовые бутылки и даже банка из-под кетчупа. Но вряд ли это относилось к жизни бомжей, скорее уж каких-то ж/д рабочих.

Тем более, серебро в кладах. В какой точке пустыря кто его мог искать? Собственно, в сторону «Электрозаводской» были какие-то остатки гнилых бревен, допускающие, что тут могли стоять какие-то избы, совсем уж в древности. Что ли те самые лесоторговцы с Леснорядской. Но и тут копай себе сколько угодно, кто ж помешает? Конечно, когда-то тут могли жить, движение поездов не было интенсивным и хватило бы банального перехода отсюда где-нибудь в районе Матросской тишины. Если вообще тогда были все эти ветки.

Что до того, что тут могли и грохнуть – ну, как же нет, если кто-то с кем-то встречается в темноте на пустыре, то может быть по-всякому, тем более – в соответствии с общим феншуем этого места. Трава да, зеленела – там, где не было раскатанного мусора. Цветочки были красивые, но дикие, не вписываясь в схему Чапека из «Года садовода» на тему растительности возле железнодорожных путей. Но были неплохи. Интенсивные цвета лютиков, чертополоха и еще десяток других, названий которых не знаю. Цикорий, да, синенький. Еще странные кустичные желтые: цветок из большого количества мелких цветков. каждый из которых почти как очень мелкая ромашка, но только из желтых сердцевин, без лепестков. Еще что-то едва-едва желтое, но кустистое, как укроп, примерно. Проплешины чего-то белого, совсем невесомого, а еще мелкие колокольчики, бело-лиловые.

Голуби вспархивали над пашней, много голубей — причем, над той частью, которую пытаются привести в ровный вид с непонятной целью – а там же вообще ничего не растет, что жрут?

Ближе к Рязанской-товарной копали какую-то яму или наоборот – там была гора свежего песка. Решил посмотреть, что именно там копают, вот тут и возникло осложнение – вполне реальное, о котором авторы заметок не сообщали – собачки.

Стая бродячих собак, которая обнаружилась поодаль, примерно внутри горы песка, не вызвала желания подойти ближе. Деваться-то некуда, две дыры в заборах отсюда были достаточно далеко, а убегать по этому полу-болоту и далее по рельсам, хоть до «Электрозаводской», хоть до Казанского, хоть до платформы «Ржевская» возле Рижской было бы бесперспективно.

Но, собственно, что еще тут было делать? Железнодорожные пути мило блестят, солнце к закату, летние восемь часов – не так, чтобы все безмятежно, но – резюмируя – никакой аномальности. Собачки, между тем, стали проявлять внимание. То есть, сначала один начал смотреть в мою сторону, а потом пригавкнул, с лежек привстали остальные и поглядели тоже. До них было метров сто пятьдесят. Я понял, что пора идти к лестнице во дворе на Жебрунова – она была ближе. Перескочил, нацонец, тупиковую насыпь перед гаражами, стал забираться на их крыши и — упс – во рву между насыпью и гаражами клубился еще один собачий прайд. Но это был выводок каких-то совсем молодых. Что ли в этом месте они и размножались. Они на меня внимания не обратили, я залез на гараж, они остались там, а я слез во двор.

Выводы

Немедленных последствий посещения аномалии не было, не считая некоторой усталости, объяснимой — часа четыре дело заняло. Немного болела голова, но явно не из-за локальной мистики. Впрочем, почему-то захотелось килек в томате, которых не ел уже лет двадцать. Вероятно, тут какая-то ассоциативная цепочка ощущение: рельсы, поле, кисловато-жестяночный вкус килек, соотносящийся как с запахом шпал, так и с общей несуразностью покинутой территории. Зачем-то я решил идти не в сторону Сокольников, а к «Красносельской», по всем этим Леснорядским переулкам. Собственно, вывод позитивный – тайного там нет, но людям все еще хочется, чтобы оно было. Проблема всегда в том, к чему сейчас можно прицепить, прикрепить свое желание тайного. Кто уж к чему может, но таких общественно признанных штук теперь мало, вот и пробуют прицепить это желание к чему угодно. Да вот, на Лесоряской, возле что ли школы, была веселая надпись на асфальте – так обычно пишут «Маша, я тебя люблю» и т.п., а тут было: «А НА НЕБЕ ТОЛЬКО И РАЗГОВОРОВ ЧТО О МОРЕ…»

Вообще, когда кругом пусто, когда нет конкретных привязок для мыслей, они все равно возникают: вот, практически в вакууме. Такое место можно даже считать специальным пространством, где все братья и сестры, вне зависимости от деталей. Все там почти даже и не тушки, но какие-то мурашки по позвоночнику все же сохраняются. Как пустырь, в самом деле: ничего в этом пространстве нет, оно неуютно и его могут использовать даже как свалку, но это ему не мешает. То есть, ему не мешает то, кто его использует сдуру, не догадываясь, что оно такое на самом деле. Словом, в общем уме могут быть такие полости, которые незаметны. А там интересно.

Это такое дополнительное пространство, не только для нетипичных коммуникаций, но и чтобы иметь там ощущения, не выводимые из рутины. Обычно понимаешь, кто – в той или ной степени – имеет к нему отношение. Его, как всегда, нигде нет, а точка входа в него всюду. Можно его спроецировать на что-нибудь надежное, вроде Hoch-култьтуры, но это не вполне корректно, тут все же media, а не message. Впрочем, и медиа, и мессидж, и субъект тоже. Словом, пространство, в котором можно находиться, его не формулируя и даже не зная о его существовании. Разве что оно собирается – в варианте ощущения его как целостной штуки – постепенно, из отдельных точек: то тут себя проявит, то там. Сразу не понять, потом предыдущая забудется, вот и не сложится. Но тут не о метафизике, а о городах – в каждом всегда есть такая внутренняя полость.

Словом, аномальность леснорядской местности в какой то мере даже подтверждена, вот только цепочку этих рассуждений можно было произвести где угодно – коль скоро, данная полость повсеместна. И, соответственно, никак не может быть аномальной. Но вот именно Москвы как таковой там не было. И нет локальной московской шшщикаги, ручаюсь. То есть, городская легенда и может состоять в том, что в Москве есть место, которое хоть и в центре, но Москвой не является, в чем тайна и состоит. Но тогда два варианта: Москвы там нет, потому, что это аномальное место и второй – Москва устроена иначе, привязку к себе производит по-другому. Первым вариантом пренебрежем как ничтожным, надо беречь реальность.