Poor-n-hub

Надроченный хуй гаснет в воде, как пожар. Хлопья оседают, расплываются в улыбке. Больше можно ничего не хотеть. Точнее он хочет делать так, чтобы не хотеть больше, но что-то удерживает руку. Мы понимаем, что больше не можем смотреть на него и отворачиваемся от экрана, точнее — отворачиваем экран.

Он приспускает простыню, она тоже в ванной: он идет по рабочим делам. В офисе существенного ничего не происходит. Сплошная нищета. Там есть, конечно, одна, Елена, но она с таким желтоватым макияжем и синей подводкой, что жирная помада у гнутых губ кажется очевидной, нужной. Что-то в ней, говорит Артур, похлопывает по карману. Хуй справа, а пиджак длинный, шерстяной, так не видно, да и не особо шевелится.

Он продолжает идти на работу. В очереди за кофейным автоматом. Все капсулы известны на зубок, не щели, не зерна. Снова не разгрызть. А если с Марусей поговорить у машинки, она вроде ничего? Ты видел ее топ, там такие бирюзовые кольца на пальцах, сжимают до багровости. Ну а что. Вот я и пришел.

Странно, но мне кажется, что он клеит Костяна, иначе бы зачем он брал его за галстук? А знаешь, как это было. Возле туалета перед обеденным перерывом оба ждали, занято минут 7, потом оба мыли руки до туалета, а не после, и тот первый берется за галстук. Одна ебля на уме! Да нет, это же так прозрачно.

В общем, ему нужно было скорее домой. Раздвижной дом! Как он тебя искал, мятный интернет. Еще бы придушить, но так, галантерейной шторой, чтобы никто не видел, как позорно.

Больше с последнего раза не получалось, и так хорошо. Он, возвращаясь с Савёловского вокзала, видел, как бомж снимал видео. Снимал одной половиной лица — вторая была в сиреневых одинаковых метастазах, как будто недоразвитые хуи пересадили перелеском на щеку, лоб и крыло носа.

Так и представил он, как ебется. Но нет, пора открывать компьютер. В нём в самом деле показывают, что надо. Сегодня Tor работает недолго, наводишь мосты, сначала прогружаются буквы, потом геометрические фигуры фреймов, потом иногда картинки. Видео ждешь по 4—6 минут. До видео даже далеко. Просто стримят. Если ты активный зритель, то можно выбирать. Пока получаешь медленную нарезку. Все половые органы каждого видео расположены внизу, они прогружаются дольше всего, ниже. Рты во избежание всякого тоже расположены низко.

Обычно фрейм начинается с грязного снега или мацающих пальцев, только приспустившись на одну ступень загрузки, видишь — а, это кто-то разминается, ищет чего. В верхней части обычно ну так, зарисовка. Сегодня показывают теплотрассу, она уже прогрузилась, палец такой длинный, припухший, как от молотка. Вот он собирается совать ей в пизду. Я не вижу, но догадываюсь, палец тянется медленно через весь экран 4 минуты: одно отделение, второе, третье. В нижней четверти показалась манда волосатая. Она тоже на теплотрассе, слева видна стекловата. Снимали на VHS, поэтому сливаются. Он напрягает палец, изгибает в бок, самого не видно. Да и есть ли у него хуй? Тычет неточно, изредка попадая во внешние половые губы, опять не попал. Они даже не движутся. Видимо, дует ветер, около пизды летают ватные шарики. В какой-то момент палец утыкается в трубу мимо и замолкает навсегда, изгибается так, что виснет на трубе. Я щупаю у себя, щупаю и подрагиваю как могу, изображая подготовку к возбуждению.

Следующее видео грузится быстрее, только почему-то вверх ногами. Архивная съемка: ветеран войны у себя дома, да еще и осень 1945 года. Он висит на стене на гвоздике, подрыгивает культями, а, рук тоже нет, теперь видно, голова есть, смеется. На переднем фоне стопка водки и стол. Выходит его жена, видимо, в фартуке, на голове косынка. Тоже улыбчивая. У нее вижу даже грудь. Она уставшая, идет медленно, каждый кадр с усилием раздвигает. Подходит к ветерану, щупает между ног, там даже на видео пустое место, скретчинг на изображении, откладывает поцеловать его возле живота. Ставит рядышком табуретку, поднимается, поднимает подол, тычет мандой в лицо улыбающегося, лицо скрылось, даже зад не виден, но платье просвечивает, ветеран медленно утопает в стене. Его лицо медленно наполняется лобковыми волосами, а жена уходит ковырять печь, он лижет только волосы во рту. Запись кончается, победа. Он приподнимал хуй так, чтобы не держался, представлял, что вот он на веревочках, его можно при желании протолкнуть, но нет.

Показывают двух, это уже гей-тема, но тоже посмотрит. Эти с высокими бородами через весь экран, так и видится, что тоже путаница в манде. Но нет, они прислоняются, левый черный, а правый рыжий. Они хотят целоваться, но один пьяный, у него на зубах спирт, правый — как будто ничего, но закатил глаз, словно спит. Прогружается середина. У одного расстегнута рубашка и втянутый живот, как после героина, у второго — обратно: висит, что и хуя не видно. Он ласкает себе живот, второй кусает его живот, и гроздья жира обволакивают экран. Я не смачивает себе хуй, потому что он прислонился к экрану, как пьяный. Одна дремота, и мужики засыпают прямо у нас на руках.

Новый ролик он смотрит уже лежа, в его кровати прожженные дырки от бывших окурков, а также норки червей. Он ложится на живот, думая, как хуй встроен в приятную рытвину, рыхлость. Но он как-то не маячит впереди. Стоит порыться. Изогнутая картошка или разбавленный водой трезубец. Короче, смешная бляшка. Кладешь экран под голову, а под пахом не видно: дырки кровати.

Теперь только слышно, звук прогружается.

Какая-то сценка с выпускного.

«Привет

Н
У

При
Вет

Ты
По
Тан
Цевать

Не хочешь

Жар
Ко

Жарко

Сни
Ми

Рубашку

Р
У
Б
А
Ш
К
У

А
А
А

А почему

Т
  Ы

Ни
Же

По
Я
Са

Ви
Ди
Шь

Т
А
М

У
М
Е
Н
Я

Не
 Дыра

Та
М

За
С
Т
Р
Я
Л
А

Б
А
Н
К
А

ЯГИ

– Н
А
Силова
Ли?

– А
Га

А

Х
У
Й

У

Тебя

Есть?

– был
г
де
–
то

хо
тя

нет

вот

тр
яп
ка

по
тр

яси
ей

нет

не
буду

еще
еще

уже

ну

так

если

ну
как

вот

ну
что

ну
и что»

Хуй сворачивается в рулон сигаретного окурка. Я так люблю poor-n-hub, ты так любишь poor-n-hub, он так любишь poor-n-hub, мы так любишь poor-n-hub, все так любить poor-n-hub. Но если бы я сейчас, как он, но лишь бы ты сейчас как я, только бы мы как все. Но пофиг, он прилег. Как в анекдоте:

Один мальчик родился с гайкой вместо пупка.

И он спросил у родителей, почему у него там гайка. Родители пообещали ему рассказать об этом на его 14-летие.

Ему исполнилось 14. И он опять подошёл и спросил у родителей, почему у него вместо пупка гайка. Родители пообещали рассказать ему об этом когда ему будет 18 лет.

В 18 лет он спросил снова и родители рассказали ему, что есть один остров на котором растет пальма, а под этой пальмой зарыт сундук.

Парень долго копил денег и всё таки приехал на этот остров. Нашёл пальму, откопал сундук, в котором лежала отвёртка. Он открутил гайку отвёрткой и у него отвалился, который он даже раньше не видел.