Что происходило в Портсмуте 19 мая 2016 года

Не будучи сентиментальным, все-таки люблю изучать, что происходило в мой ДР, 23 августа. В основном, ничего хорошего. Два отъявленных ублюдка – Молотов и Риббентроп – подписали небезызвестный пакт. Впрочем, кажется, в этот же день в 1944-м освободили Бухарест – это как раз дело хорошее, хотя радовался ли тому Чоран, сидя в Париже, непонятно. Ну и, конечно, роковое 23 августа 1623 года.

«В эту минуту в кабинет вошел Патрик и крикнул:

– Милорд, письмо из Франции!

– Из Франции? – воскликнул Бекингэм, забывая все на свете и думая только о том, от кого это письмо.

Фельтон воспользовался этим мгновением и всадил ему в бок нож по самую рукоятку.

– А, предатель! — крикнул Бекингэм. – Ты убил меня…

– Убийство!.. — завопил Патрик.

Фельтон, пытаясь скрыться, оглянулся по сторонам и, увидев, что дверь открыта, ринулся в соседний зал, где, как мы уже говорили, ждала приема депутация Ла-Рошели, бегом промчался по нему и устремился к лестнице, но на первой ступеньке столкнулся с лордом Винтером. Увидев мертвенную бледность Фельтона, его блуждающий взгляд и пятна крови на руках и лице, лорд Винтер схватил его за горло и закричал:

– Я это знал! Я догадался, но, увы, минутой позже, чем следовало! О, я несчастный! Несчастный!..

Фельтон не оказал ни малейшего сопротивления. Лорд Винтер передал его в руки стражи, которая, в ожидании дальнейших распоряжений, отвела его на небольшую террасу, выходившую на море, а сам поспешил в кабинет Бекингэма.

На крик герцога, на зов Патрика человек, с которым Фельтон встретился в вестибюле, вбежал в кабинет.

Герцог лежал на диване и рукой судорожно зажимал рану.

– Ла Порт… — произнес герцог угасающим голосом, – Ла Порт, ты от нее?

– Да, ваша светлость, – ответил верный слуга Анны Австрийской, – но, кажется, я опоздал…

– Тише, Ла Порт, вас могут услышать… Патрик, не впускайте никого… Ах, я так и не узнаю, что она велела мне передать! Боже мой, я умираю!

И герцог лишился чувств»

Да, герцога Бэкингемского убили именно в мой ДР, именно здесь, в этом доме в городе Портсмут, где мне пришлось недавно побывать. Дом небольшой – и сохранился он лишь благодаря случаю: нацисты основательно здесь бомбили.

Фельтон прирезал герцога и был казнен, миледи бежала из заточения – чтобы быть обезглавленной, английский флот, в конце концов, на помощь Ла Рошели так и не приплыл – и бедные гугеноты, потеряв во время осады больше жителей (в процентном отношении, конечно), чем Ленинград во время блокады, сдались на милость кардиналу Ришелье и королю Людовику XIII. Дело, напомню, происходило во время Тридцатилетней войны, которая была – опять-таки, в процентном отношении – чудовищнее Первой и Второй мировой. Конечно, на самом деле все было немного по-иному, нежели описал Дюма в «Трех мушкетерах», но Бэкингэма действительно зарезал пуританин Фелтон, а Ла-Рошель действительно сдалась. От всего этого здесь остался дом и паб напротив. На вывеске у герцога какой-то разбойничий вид, натуральный Дато Туташхия.

Вообще Портсмут оказался городом счастья – там сошлись несколько любимых книг: «Три мушкетера», только одна из них. Здесь написан «Знак четырех», да и вообще врач Артур Конан Дойль жил и практиковал в Портсмуте, в доме, который немцы все-таки разбомбили, и на этом месте сейчас стоит муниципальное жилье с двумя памятными досками.

Третья любимая книга вот какая:

Молодого Гончарова, впрочем, занимали здесь не столько технические детали кораблестроения и ремонта и даже не грядущая политическая цель путешествия его фрегата, сколько материи более объемные, что ли: «Гоголь отчасти испортил мне впечатление, которое производят англичанки: после всякой хорошенькой англичанки мне мерещится капитан Копейкин. В театрах видел я благородных леди: хороши, но чересчур чопорно одеты для маленького дрянного театра, в котором показывали диораму восхождения на Монблан: все – декольте, в белых мантильях, с цветами на голове, отчего немного походят на наших цыганок, когда последние являются на балюстраду петь. Живя путешественником в отелях, я мало имел случаев вблизи наблюдать женщин, кроме хозяек в трактирах, торгующих в магазинах и т.п. Вот две служанки суетятся и бегают около меня, как две почтовые лошади, и убийственно, как сороки, на каждое мое слово твердят: «Yes, sir, no, sir» . Они в ссоре за какие-то пять шиллингов и так поглощены ею, что, о чем ни спросишь, они сейчас переходят к жалобам одна на другую. Еще оставалось бы сказать что-нибудь о тех леди и мисс, которые, поравнявшись с вами на улице, дарят улыбкой или выразительным взглядом, да о портсмутских дамах, продающих всякую всячину; но и те и другие такие же, как у нас. О последних можно разве сказать, что они отличаются такою рельефностью бюстов, что путешественника поражает это излишество в них столько же, сколько недостаток, в этом отношении, у молодых девушек. Не знаю, поражает ли это самих англичан.

Говорят, англичанки еще отличаются величиной своих ног: не знаю, правда ли? Мне кажется, тут есть отчасти и предубеждение, и именно оттого, что никакие другие женщины не выставляют так своих ног напоказ, как англичанки: переходя через улицу, в грязь, они так высоко поднимают юбки, что… дают полную возможность рассматривать ноги».

Ну и, наверное, самое главное: в Портсмуте родился Диккенс. Думаю, мистер Пиквик с того света от него отводил германские бомбы.

Вот, собственно, и все. А город отличный, моряцкий, рабочий, опасный, разный. См. заглавное фото.