Радуги

радуга про́клятых
 

это началось, когда ливень выкашивал чахоточные
миражи и градины государственных призывов тара-
нили свороченные социальные лифты — всю ночь
арфы резали животы и кишками воспевали тугое
влажное плодородие, половинки червей корёжились
под половинчатой же луной, а к рассвету всё случилось;
когда утро слишком прозрачно и болезненно позва-
нивают его нервы-мулине, она приходит в метеорной
слюне, с разжёванными астрами в недолеченных зубах,
её дорогу целую пару усердно выстилали шейными
платками душителей отчисленные студенты, туповатые
черешни таращили кровоточащие зенки на её бледные,
оттянутые к земле зловещей гравитацией мягкие флаги;

радуга слишком нищих для закавказских красот или
для европейского кампуса, расписанного жирным гневом
изнеженных — к раннему завтраку парши и тропических
лихорадок стягиваются прыщеватые шугейзеры в свитерах
не по размеру, девочки-беды в отрешающих школьную
доску оправах, собиратели железнодорожных гаек, не
отринувшие моду на маски; надавливая босыми ногами
свирепый сок ежевичин грозы, они преломляют хлеб над
красивым профилем авеля, мажут масло игральными кар-
тами и не стесняются пить шампанское до полудня; радуга
не целует их и денег не берёт — только дэбает каждому
отворённому глазу — на часах шесть минут до конца злое-
бучего света, следующая остановка — дворцовый бассейн.

радуга отверженных
 

надувной детский домик, до крыши полный разорван-
ными валентинками и белые-белые, потрескивающие
на сбрызнутых слезами сломах колёса, нытьё безго-
лосого твинка, в очках пропотевшей туши напомина-
ющего панду — так мы встречали тебя, радуга недо-
целованных; только отвлеклись на минутку от пере-
писывания ножницами маникюрными на запястьях
заветных цитат из закрытой днявки, а ты уже тут,
издроченные сердца в поросшие воробейником и
дымянкой песочницы засеваешь, нас не спросив;

ты сводишь нас за руки под сутулую вишню, лепест-
ками оклеишь избыточно пухлые губы и на спину даже
навесишь торбу, тяжёлую ворованной сменкой, но
убежим мыть с мылом глаза, на заклание комарам
высоколетних ягод оставив любимый бомбер, будем
ссать за гаражами, отворотившись друг от друга, вы-
глядывая копейки, золотой лунной шипучкой уносимые
во дворцы недобитой пыли; закат-инцел тогда по-муши-
ному потирал ладони, клинила в спотике кнопка репита,
дождь начинался в два часа дня и уже никогда не кончался.

радуга расстрелянных
 

в большом городе мы пили смешные саура и над
нами одомашненные фрукты развязывались, сёр-
фили по вездесущей пене; теперь только дворник
с утра собирает негашеные обломки любящих
органов и курьер роняет велик в пасти бесстыд-
ных одуванчиков, не озаботившихся прикрыть
свои оголтелые парашюты, в сумке у него — реза-
ные головы пошивщиков лент; бригадир докурива-
ет у фабричной трубы, давит пиявку бычка, выти-
рает с асфальта белый мел и ласточкины гусенич-
ные следы; яндекс-карты давно не показывают

ничерта; в большом городе мы видели всё — и ла-
сковых зверей, под бубен и минимал техно подно-
сивших мефедрон к ногам партачных инфантов с кг,
и чудо-стекляшки, в которых всегда живой сортир-
ный пловец исчезал с гольяновских фасадов, только
радуги не видели, а теперь — вот она, пришла погла-
дить по голове через последнюю незаконопаченную
решку, стрёмно идти за ней, хотя и обещает назад в
большой город… а теперь нет ни больших городов, ни
кухонь даже с невытертыми лужами «драйва» — спи
спокойно, до приговора ещё шесть с лишком часов.

радуга сонливых

            now i lay me down to sleep,
              pray the lord my soul to keep,
              if i die before i wake,
              pray the lord my soul to take.

спите, поджарые звери заколоченных грозой лугов,
спите — и последним коньком луна проискрит по-над
каркасом подожжённого детсада, спите, стажёры в
кондитерской «у люцифера», плаксивые полевые цве-
ты вам к подушке уложит угарный газ; спите и вы, пик-
нические тела грязноволосых небинарок под чудес-
ными аликовскими ночниками, пусть протекает и не
мёрзнет недышащий космос в складках ваших прос-
торных пижам; спите и спите — младенчики в прохлад-
ных капканах росы, ранние старики в звенящих по но-
чам костями по вымершим улицам больничных каталках,
вы увидите и сон предрассветный — посеянную между
спальников оторванную пуговицу леса, и мокрый сон —
мальчика в звёздной пыли, присевшего на корточки на тяжё-
лую грудь, спите долго — ничем полезней заняться нельзя;

у радуги сонливых крепкие сапоги, она не уколет ноги
об инсулинки и канцелярские кнопки, стогами выросшие
у изголовья, омыв руки тревожной слюной, натекшей на
пододеяльники, она ляжет сверху и запечатлит след своего
мелкодрожного тела от бледного лба до невыводимого
хэппитрэйла; радуга выпадет в каждом сне — там, где си-
мона вплетает в косы марсель повилику и прочий яд, там,
где пикси — уже пять тысяч лет ребятишки — рассажива-
ют грибы по линеечке, там, где на месте стадиона озеро на-
родилось и шумит, плюётся по невысоким трибунам вода…
привиденница, подруга апатичных душ, она с фонарём стоит
под окнами, по мочевому воздуху пускает шифр, семь огонь-
ков — пора, наконец, просыпаться, шесть огоньков — не смей
вставать никогда; жирными прочерками осыпаются будиль-
ники, пять кряду: радуга, погоди, раздели со мною постель.

радуга немых
 

ночь коротка, за ночь выдыхаются бледные
лимонады и к столовым крошкам успевают
сползтись пауки, ночью не увидеть ладоней
собственных, млеющих в ледяной раковине,
барабашек наспех не отвадить скороговоркой,
ночью на кухне каркает фрайбургский профес-
сор, постукивает стаканом сиплого тлеющего
чая — твой хлеб паршив, дом твой непрочен,
дети твои предпочитают куличики казакам-
разбойникам, книги твои тяжелы и горбится
спина твоя, когда «коль славен» поют под
флагштоком близ умытой утренней школы;

и тогда, отворив форточку в своей норе, ты
видишь на крыльце радугу, по-медузьи мяг-
кую и прозрачную, она клейстером беззвучно
сплывает к кошачьим мисочкам, коты нагло
метят её, выливаются сверху ночные вазы,
и она всё терпит, светит себе как светилось;
крикнуть бы что-то — но ночью кричать не
велено, ночью сутулым могильщиком стоит
во дворе полицейский, ночью провода вертля-
вы как любопытные новорождённые ужики
и прокси-сервера уходят на боковую, и одному
положено сидеть в уотергейте кафельной ванной.

радуга животных

              Приходит властелин прикащик,
                 кладёт зверей в ужасный ящик
                 и везёт их в бешенства дом,
                 где они умирают с трудом.

в сопливое тревожное лето хомячье она входит как
хулиган, держащий в страхе всё пту, на третью пару:
короткими электрическими разрядами распускают-
ся бешеные белки, квестмаркерами их помёт разго-
няет туман; молоко белыми корешками убегает от
места, где свежевали ежей — в ошкурках, как в хвое,
лавируют заплаканные босоногие дети — ёж был их
другом, он показал им норы для первой любви и зага-
дочного происхождения древесные домики для дево-
чек, куда мальчикам нет хода, и для мальчиков индей-
ские шалаши, чей порог девочка не смеет переступить;
почему так жесток в эти дни любой понедельник?

за рулём мрачного микроавтобуса радуга магнитолу терзает,
панковскими гребнями встают птичьи загривки, под черви-
вой луной ворочаются худые кроты — облава идёт по мок-
рым микрорайонным травкам, спектральный таран ломает
росяные вокзалы — даже подёнки-однодневки пакуют
вещи и надеются вскочить на скорый до дальней поляны,
но кривляются в ветре дождём омытые силки; этим утром
с мясом выломан замок городского приюта и оплакивает
старушка оставшийся от болонки бантик — в мятой темноте
площадок прогулочных и теплотрасс радуга всех беглецов
нащупает костлявыми пальцами, а во что превратились
зверушки в её холодных тисках — спроси свою маму.

радуга поэтов
 

а что тут скажешь? она пришла,
кольца и брусья ликуют, медлен-
но, торжественно намокая от
предавгустовской горячки; на
пятаке для игр в мяч разрыта
таинственная яма — радуга лезет
из неё, оставив червям-конспиро-
логам свои лайковые перчатки,
со страниц второсортного янг-
эдалта в районной библиотеке
она смотрит как вор на свою
первую отмычку — вот я и доб-
ралась до тебя — не короток ли
поводок, не трёт ли ошейник?

на жгучих бечёвках, в булькаю-
щих дождём кедах захудалых
мы выходим к хранилищу маку-
латуры — двери сняты с петель,
призраки бульварного чтива внут-
ри грызут ещё колючие каштаны,
теперь это наш дом, здесь мы
можем ходить под себя и перела-
гать на гекзаметры всё, что намоет
в полузатопленный ров… волонтёры
войны с белым мрамором, разве
этого мы хотели? но, малиновую
косточку сплюнув, ответит радуга:
чудеса сбываются дважды, вот и всё.