Путешествия в Порноленд

Перевод с английского Андрея Сен-Сенькова

Я легко могу вспомнить свое первое знакомство с порно — мне было семь. Мы с братом отправились навестить друга, мальчика, примерно нашего возраста. Когда мы пришли, он спросил, не хотим ли мы «кое-что посмотреть». Мы поняли, что будет что-то хорошее, потому что он шептал, хотя родители были на улице и разговаривали через забор с соседями. Мы прошли за ним в комнату родителей, и он придвинул стул к отцовскому гардеробу. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки. Спустившись вниз, он протянул журнал с парой заячьих ушек, нарисованных по трафарету на обложке. Он распахнулся посередине, и перед нами предстало цветное изображение женщины топлесс, с развевающимися на ветру светло-рыжими волосами и большими розовато-коричневыми сосками. Мы с братом посмотрели друг на друга. Мы знали, что быть голыми неприлично, но мы видели грудь нашей матери, поэтому не были до конца уверены, почему эта фотография стоила такой секретности и усилий. Но, тем не менее, смотрели внимательно.

Конечно, в детстве я воспринимала это изображение как порнографию не больше, чем наш друг. Я также ничего не знала о скандально известном журнале Хью Хефнера, созданном в 1953 году, задолго до моего рождения. Мы положили журнал на место и быстро о нем забыли, отбросив как еще одну из тайн, которые принадлежат миру взрослых.

Примерно десять лет спустя, когда я была подростком на границе 1970-х и 80-х, порно казалось уделом печальных стариков в плащах, которые посещали зарешеченные и грязные магазины в захудалом лондонском районе Сохо. Или это были вещи, которые мальчики в школе моего брата прятали под матрасами. Но отношение к сексу менялось: интеллектуальные люди, такие как мои родители, с гордостью держали на полке книгу Алекса Комфорта «Радость секса», которая учила новое поколение как хорошо проводить время.

Конечно, это падение нравов неизбежно привело к тому, что изображения обнаженного тела и секса стали распространенными. Но только в университете, несколько лет спустя, эротика, такая как «Дельта Венеры» Анаис Нин или «Мой тайный сад» Нэнси Фрайдей, стала частью читательского интереса моих друзей. Но порно, в журналах или фильмах, практически отсутствовало в моей жизни.

Новое либертарианство глубоко повлияло на представление о сексе, даже если я была слишком наивна, чтобы заметить это. В 1970-х огромным хитом стала жесткая «Глубокая глотка», в котором врач встречает женщину без рвотного рефлекса. Его успех положил начало золотому веку порнографических и эротических мейнстримных фильмов, таких как «Последнее танго в Париже» Бертолуччи с Марлоном Брандо в главной роли.

К концу 80-х я уже работала в феминистском журнале Spare Rib. Я была совершенно не в своей тарелке, но мое сознание расширялось с каждым днем. В нашем офисном лофте в Клеркенуэлле я была свидетелем дебатов о женской сексуальности и ее репрезентациях, которые бушевали в женском движении. Теоретики Андреа Дворкин и Кэтрин Маккиннон, обеспокоенные женоненавистничеством в порноиндустрии, разработали громкий антипорнообразующий нарратив, воплощенный в их лозунге: «Порно — это теория, изнасилование — это практика».

Между тем сексуально-позитивные феминистки утверждали, что порно — возможность для сексуального самовыражения. Они относились к нему как к радикальному акту самораскрытия, который позволил многим женщинам получить независимый доход, доступ к расширившему возможности политическому дискурсу и шанс создать сексуально-позитивную идентичность, которая обогатила их эротическую жизнь. Этот конфликт стал известен как сексуальные (или порно) войны и по сей день продолжаются феминистские дебаты на эту тему.

В 90-е я была очарована сексуально позитивной моделью феминизма с любовью к удовольствиям, которую исповедовали феминистки третьей волны. Мы полагали, что женщины заслуживают стимулирующих материалов и новых сексуальных историй. По офису распространялись эротические изображения, некоторые из которых были заимствованы из материалов, распространяемых американскими секс-педагогами, такими как Сьюзи Брайт и Тристан Таормино. В Сан-Франциско вышел в свет первый эротический журнал On Our Backs, созданный женщинами для женщин. Лулу Белливо, арт-директор журнала, была удивлена фурором, который произвели изображения в стиле квир-шик. «Я просто хотела создать образы, которые для меня самой сексуальны». Вскоре On Our Backs и его британский аналог Quim стали обязательными к прочтению для крутых квир-девушек, а одна из моих подруг попала на страницы, снятая с обнаженной грудью и в костюме ангела с широко распростертыми белыми крыльями.

Феминистская эротика стала растущей индустрией, и относиться к ней спокойно стало нормой. В середине 90-х подруга предложила собраться и посмотреть фильм Кандиды Ройял, феминистки-порнографа, которая снимала порно для семейных пар. Показ проходил у меня дома. Я купила вина и закусок. Прибыли гости, и мы уселись смотреть видео. Мероприятие не увенчалось успехом. Пара на экране была белой, гетеросексуальной и во всех отношениях обычной, что никоим образом не соответствовало мультикультурной группе гостей. Подход режиссера к сексу был настолько предсказуемым и логичным, что казался почти антисептическим. Поэтому неудивительно, что, прежде чем у кого-либо появился шанс хоть немного возбудиться, вечер провалился. Моя партнерша решила, что фильм исключает лесбийскую сексуальность, и убежала в спальню. Чернокожие девушки чувствовали себя невидимками, гетеросексуальные девушки были смущены, в общем, все были разочарованы. Не знаю, что бы произошло, если бы мы посмотрели фильм целиком; но подумала, что самым сексуальным в этом мероприятии был не фильм, а тайный характер мероприятия.

В те дни мое отношение к порнографии оставалось в основном безразличным, и я смотрела ее случайно, например, танцуя в лесбийском клубе в нью-йоркском Митпэкинге, где по комнате мелькали эротические изображения одетых в кожу лесбиянок, играющих с огнем и воском, или на моей работе на телевидении, когда я смотрела клипы о пригородных лесбиянках, в которых распутный мужлан учит гетеросексуальных женщин заниматься лесбийским сексом. Это было так забавно и сексуально, что мне пришлось переосмыслить отношение к порно.

К нулевым Мадонна, с ее постоянной игрой на мотивах платного секса и порнографии, стала талисманом моего поколения. Мы беспечно верили в новый сексуальный рассвет. И все заигрывали с порно. Моя тогдашняя любовница подарила мне на день рождения экземпляр книги Мадонны «Секс» для журнального столика. (Это до сих пор самая продаваемая книга для журнальных столиков всех времен). Оглядываясь назад, понимаю, что в этой книге стиль превалировал над содержанием, но до сих пор помню волнение, охватившее меня, когда разворачивала серебристую майларовую бумагу, в которую была завернута огромная книга. Переворачивая ее тяжелые страницы, я чувствовала прохладу и возбуждение. Снимки, сделанные Стивеном Майзелем, были до боли модными, если не сказать сексуальными — по сути, это было эротическое порно, имитирующее садо-мазо, бондаж и анилингус. В качестве жеста для подтверждения аутентичности в проекте приняли участие настоящие порнозвезды, такие как Джоуи Стефано, а также известные актрисы, например, Изабелла Росселлини, и не менее известные личности типа рэпера Vanilla Ice.

Вскоре после этого мне поручили написать статью об Энни Спринкл, одной из величайших представительниц американского порно, которая в Англии готовилась представить новое шоу в Институте современного искусства. Я была взволнована встречей: она занималась проблемами феминизма, и, чтобы сделать вечер еще интереснее, часть ее выступления должна была быть очень спорной. В Нью-Йорке зрителям разрешалось, если они того пожелают, осмотреть ее шейку матки через гинекологическое зеркало, но британский истеблишмент запретил это, посчитав непристойным. Последовавшая за этим неизбежная полемика о цензуре, непристойностях и искусстве вызвала резонанс в культурном сообществе, и мероприятие прошло при полном аншлаге.

Мы с моей подругой сидели рядом с мужчиной, который дрожал от возбуждения. Он сказал нам, что Энни Спринкл его любимая порнозвезда. Как только Спринкл и ее партнерша, борец за экологию, вышли на сцену, обнявшись и танцуя вокруг искусственных деревьев, этот мужчина, возможно, пораженный запретной атмосферой порно или лесбийской парой, держащейся за руки, начал мастурбировать. Мы быстро пересели на другие места, чувствуя себя испачканными незваными гостями. Инцидент усилил мрачный, объективирующий образ порнографии, который это мероприятие должно было опровергнуть.

Я вернулась домой работать над статьей. Но когда просмотрела видео, составлявшие архивный каталог Спринкл, они были все того же старого образца и изобиловали всеми типичными образцами жесткого порно: вагинальными и анальными фистингами, двойным проникновением и групповухой в грязных комнатах и испачканных мочой туалетах. Материал становился все темнее: сквозь него просвечивали культи людей с ампутированными конечностями. Это полностью отличалось от всего, что я когда-либо видела, представляла или думала о сексе. Очевидно, что порноиндустрия применяла методы, которые ранее были за гранью дозволенного. Я помню, как сделала вдох, но не смогла выдохнуть.

Интересно, какое отношение все это имеет к эротике? К сладким, чувственным кувырканиям с моей партнершей? Это была эстетика шоу уродов. Приходите, говорилось в нем, давайте посмотрим, как женскую плоть трогают, растягивают до пределов допустимого; отвратительный, ужасный цирк, который использовал ложные теории, чтобы оправдать свою глубокую ненависть к женщинам и жестокое обращение с ними. Когда я перестала смотреть, все, чего мне хотелось, — забыть об этом материале, уничтожить его из памяти. Но воспоминания накрывали месяцами.

Несмотря на все эти мерзости, многие феминистки по-прежнему рассматривают порнографию не как проблему, а как возможность. А феминистки третьей волны, такие как я, мечтали о создании утопии, в которой мы были бы так же свободны в вопросах сексуальности, как и мужчины. Это было видение, которое очаровало мое поколение, и для воплощения его возникла феминистская порноиндустрия. Наше порно не было похоже на мейнстрим, которое подвергало насилию и эксплуатации таких женщин, как Линда Лавлейс, звезды «Глубокой глотки». Это было порно для женщин, созданное самими женщинами; порнографическая утопия, где к исполнительницам относились с уважением; а представление о сексе бросало вызов скучным образам, сложившимся в Ла-Ла-Ленде, где женские тела были всего лишь декорацией, а главной целью было удовольствие мужчин.

Недавно я побывала в Сан-Франциско, где мне поручили изучить местную феминистскую порно-сцену. Это один из центров американской порноиндустрии, который уже более ста лет выпускает порнофильмы, начиная от немой классики хронометражем в одну катушку пленки, такой как «Бесплатная поездка», где мужчина везет девушку на Ford модели T, и заканчивая «Курильщиками», «голубыми» фильмами и фильмами-мальчишниками.

Городская альтернативная порно-сцена — индустрия внутри индустрии, часть доминирующей лос-анджелесской порно-долины, крупнейшего порно-центра в мире. Сан-Франциско специализируется на БДСМ (связывании, доминировании, садомазохизме) так же, как другие локации специализируются на семейном порно или других жанрах.

Я остановилась в отеле на Гири-стрит, модном среди геев. Обстановка минималистичная, а широкополосный доступ в Интернет очень хорош. Утром, собираясь на съемки, я решила посмотреть какое-нибудь популярное порно, чтобы ощутить контраст между двумя мирами. Выбрала обычный, но хорошо известный хостинг порно. Контент разделен на множество категорий: «эбони», лесбиянки, групповуха, анал, а также то, что еще нужно расшифровать, например, POV, что означает «точка зрения», и DP, что расшифровывается как «двойное проникновение». Я начинаю с категории лесбиянок и включаю наугад. Передо мной группа из трех женщин с крашеными светлыми волосами, в розовых трико и белых колготках в сеточку, атакующих друг друга розовыми фаллоимитаторами. У них длинные и белые ногти, и я не могу не волноваться, когда они вонзают их друг в друга. Женщины громко стонут, и мне интересно, кого может одурачить эта демонстрация, особенно учитывая, что при этом практически нет контакта с клитором. Вопиющее безразличие мейнстрима к женскому удовольствию очевидно; по сути, оно показывает средний палец женщинам и их желаниям.

Кликаю еще раз. Мне, как чернокожей женщине, интересна категория «эбони». Мне показывают серию кадров, в которых чернокожие женщины подвергаются сексуальному насилию со стороны черных и белых мужчин. Вездесущая эстетика порно продолжается. Почти у всех женщин одинаковые наращенные волосы и ногти, такие же массивные имплантаты и ужасный макияж. Я нажимаю еще раз, безутешно. На следующем снимке женщина пытается вставить огромный фаллоимитатор в свой задний проход. Фаллоимитатор твердый и негибкий. Боль, которую она испытывает, очевидна. Она украдкой бросает быстрый взгляд направо, и я вижу, как по ее лицу на мгновение пробегает страх. Мне интересно, смотрит ли она на кого-то, кому боится не понравиться, и я вдруг задаюсь вопросом, не является ли эта женщина жертвой торговли людьми, лишенной всякого выбора.

Следующий щелчок — и я в разделе «групповуха». Это особенно мучительно: сочетание одной женщины и четырех мужчин выглядит как насилие. Девушка старается задействовать каждый орган и руку, манипулируя своим телом так, чтобы избежать как можно большего дискомфорта и боли, при этом неубедительно изображая удовольствие. Женоненавистничество в порно создало сексуальное повествование, которое не имеет отношения к тому, как женщины на самом деле получают удовольствие. В нем такие практики, как анальный секс и бритье лобковых волос, считаются обязательными, хотя многие женщины не хотят этого. Клип завершается предсказуемым крупным планом травмированных анусов и спермы, стекающей с лиц. Мое сердце разрывается от того, что мы растим поколение мужчин, которые увидят это удручающее зрелище еще до того, как насладятся первым поцелуем.

Я обещаю себе, что скоро остановлюсь. Нажимаю еще раз. Усталая на вид женщина лет сорока лежит поперек кровати, а отвратительный мужчина засовывает ручку грабель ей во влагалище. Я протираю глаза — я на пределе возможностей. Нажимаю еще раз. На этот раз передо мной женщина, лежащая на земле, и какой-то мужчина трахает ее, в то время как другой мочится ей на лицо. Я резко выключаю компьютер, по-настоящему потрясенная. Теперь я понимаю, почему некоторые женщины не смотрят порно из-за страха перед тем, что они там найдут. И вспоминаю цитату известного порнорежиссера, который однажды сказал писателю Дэвиду Фостеру Уоллесу: «Никто никогда не разоряется, переоценивая ярость и женоненавистничество среднестатистического американского мужчины».

Во многом именно в ответ на эту пагубную практику появилось феминистское порно. Ее создатели подчеркивают важность практики безопасного секса, а также вопросы согласия, подчеркивают право исполнителей договариваться о том, как они себя представляют и что они будут или не будут делать. На более теоретическом уровне феминистское порно утверждает, что сексуальные меньшинства (например, чернокожие, транссексуалы или пожилые люди) должны занимать равное место в эротическом арсенале квир-порно. Что еще более важно, феминистское порно — попытка деколонизировать женское воображение, напоминая нам, что мы больше, чем просто объект желания, больше, чем жалкие жертвы женоненавистнической культуры, а активные, жаждущие сексуального удовольствия и удовлетворения. Феминистское порно побуждает создавать новые сексуальные сценарии и новые образы, которые фокусируются не столько на том, чтобы нравиться мужчинам и как должны выглядеть женщины, сколько на том, что действительно приносит нам удовлетворение.

Я еду на свою первую съемку порно, меня везет таксист, молодой непалец, который выиграл в лотерею грин-карту и изо всех сил пытается привыкнуть к этому незнакомому городу.

Он спрашивает меня, что я делаю в Сан-Франциско, и я отвечаю ему, что пишу статью о феминистском порно. Он внимательно смотрит на меня в зеркало заднего вида и говорит: «Нет, нет, нет, мы к этому не причастны». Я не знаю, что он имеет в виду, но вежливо улыбаюсь в ответ, и мы тактично меняем тему.

У входа стоит кое-кто еще: молодая девушка эфиопского происхождения, имеющая опыт работы, но которая хочет побольше узнать о работе в альтернативном кино. Она единственная, кто незваный гость на этих съемках, и за день мы с ней подружились. Мой контакт открывает огромные ворота с шипами и провожает в студию Pink & White Productions, где должны проходить съемки. Мы заходим в тупик, в котором находятся офисы тех, у кого альтернативный бизнес. Pink & White расположены напротив музыкальной компании, рядом с ремонтной мастерской Harley-Davidson.

Я здесь, чтобы посмотреть на съемки сериала «Аварийная площадка» — продолжающегося онлайн-сериала, вдохновленного одноименным фильмом Шайн Хьюстон, вышедшим на экраны в 2005 году и получившим множество наград. Хьюстон, ставшая заметной фигурой в феминистской порноиндустрии, разработала модель «Аварийной площадки». Несомненно, это гениально: рожденная в эпоху реалити-шоу, она представляет собой квартиру, куда пары, приходят, чтобы заняться сексом. Пространство оборудовано камерами, и мы, вуайеристы, получаем возможность наблюдать.

Я отвлекаюсь на двух женщин, которые сидят за столом и едят хумус и фрукты. Я не совсем уверена, кто они, но подозреваю, что актрисы (иначе известные как «таланты» или «модели»), которые должны участвовать в утренней съемке. Мои подозрения подтвердились, когда они приступили к оформлению документов, которые требовала студия. Это может показаться скучным, но строгость, с которой феминистские порно-производители информируют и регламентируют отношения с работниками, является одним из самых существенных отличий от мейнстрим-порноиндустрии, чья эксплуатация и злоупотребление «талантами» главная причина недовольства анти-порно лобби. Здешняя команда — настоящая семья, молодая, веселая и мультикультурная, но при этом скрупулезно документирующая свои отношения с исполнителями.

Все, кто хочет работать в Pink & White, должны предъявить водительские права или паспорт с указанием даты рождения и официального имени. Они должны подписать отказ от права на одобрение готового продукта и предоставить медицинскую справку о ВИЧ-статусе. Есть еще одна анкета, на этот раз необязательная, которая представляет собой список вопросов для знакомства с вами, в котором спрашивается сценическое имя, псевдоним и знак зодиака, предпочтения быть активным или пассивным сексуальным партнером, состоят ли они в отношениях, а также такие подробности, как «что заводит» и «с кем бы хотелось познакомиться». Наконец, есть вопрос о «тегах, прозвищах и местоимениях», в котором моделей спрашивают, как они предпочитают себя называть — «он», «она», «мы» или «они»; считают ли они себя трансгендерами, квирами, феминистками, полиаморными или бучами.

Мне кажется, условия работы в Pink & White отражают лучшие намерения феминистского порно. Большинство сотрудников работают по обе стороны камеры и понимают особые трудности, связанные со съемкой порно. Они сотрудничают с исполнителями в постановке сцен, в выборе одежды, макияжа и аксессуаров. На самом деле, с исполнительницами постоянно проводятся консультации, в том числе о том, как они хотят сфотографироваться для рекламных материалов и обложек DVD. Неудивительно, что Шайн Хьюстон широко известна как «этичный порнограф».

Но, по словам моей знакомой Джиз Ли, именно большое разнообразие типов, представленных в «Аварийной площадке», больше всего привлекает зрителей. В постановках Pink & White представлены молодые и пожилые люди, чернокожие и белые, толстые и худые, трансгендеры и татуированные, а также инвалиды. Это эстетика, которая сильно отличается как от мейнстримовой порно-вселенной, так и от медиа в целом. Неудивительно, что именно это великолепное разнообразие вызывает наибольшее количество откликов и благодарности. Ведь если вы относитесь к числу тех людей — как и большинство из нас, — чей стиль тела редко освещается в средствах массовой информации, то приятно, если вас представят красивым и сексуальным.

Мы со стажеркой выходим на улицу, чтобы она покурила. К нам присоединяются две артистки, которые приехали ради этого из Висконсина. Ривер Старк — миниатюрная темноволосая девушка в свитере пшеничного цвета и зеленых джеггинсах. Ее партнерша выше, с таким же красивым лицом и темными волосами с розовой прядью. Только ее руки, сильные и рельефные, заставляют меня задуматься, не транс ли она. Ее псевдоним (или, скорее, порно-псевдоним) — Вивиан Рекс. Я спрашиваю ее, почему она увлеклась порно. Жадно затягиваясь электронной сигаретой, она отвечает: «Я феминистка. А сниматься в порно — это способ сказать “пошел ты нахуй” всем, кто считает, что трансгендерным женщинам нельзя позволять жить».

У Вивиан солидное резюме, и она работает как в мейнстрим-индустрии, так и в феминистском порно. Она также руководит собственной студией. Они обе много говорят, но за их бравадой скрывается нежность. Они показывают мне свои татуировки и рассказывают, какие еще хотели бы сделать. И когда они узнают, что я из Лондона, приходят в восторг: они любят «Доктора Кто» и без ума от Питера Капальди. Глядя на их сияющие лица, я понимаю, насколько они молоды и, конечно, насколько уязвимы.

Исполнительницы идут в ванную и готовятся к съемке. В феминистском порно макияж и искусственный загар не обязательны, но эта пара предпочитает использовать и то, и другое. Тем временем нас со стажеркой пускают на съемочную площадку — в спальню с оливковыми стенами и кремовыми занавесками на искусственных окнах. Двуспальная кровать застелена простыней цвета ржавчины, одна подушка оранжевая, другая желтая. Это обычная спальня, но вокруг кровати расставлены камеры для съемки секса, который вскоре последует.

Мы возвращаемся в основную часть студии, так как нам не разрешается находиться на съемочной площадке, пока Шайн и ее команда снимают. Я говорю стажерке, что немного нервничаю. Она соглашается. Мы обе знакомы с экстремальными формами БДСМ, которые иногда входят в репертуар студии, включая избиение палками, электрические игры и бондаж.

Начинается съемка, и пара начинает искренне целоваться, их поцелуи обещают настоящую любовь. Они красивая пара, и наблюдать за ними одно удовольствие. Я уже видела тело Ривер, когда она ворвалась на съемочную площадку, и это не порно-тело, скорее, тело танцовщицы с идеальной грудью цвета шампанского и тонкой полоской волос на половых губах. Они раздеваются и ложатся в постель. Я знала, что Вивиан — транс, но предполагала, что после операции. Ошибалась: у нее есть пенис, и не такой уж скромный. Действительно впечатляющий член.

Вначале я сомневалась, как все сложится, но у пары действительно начало получаться. Настоящий пенис конкурирует с разнообразными секс-игрушками, использование которых поощряется студией, возможно, из-за спонсорских соглашений. Они уверены в этом сценарии, особенно Вивиан, которая много работает на крупные порностудии мейнстрима. Ривер тянется к увеличенной хирургическим путем груди своей партнерши. (Позже она, к нашему изумлению, расскажет, что продавцы популярного порно посоветовали ей еще раз прооперироваться, потому что, по-видимому, имплантаты у нее недостаточно большие.) Им комфортно друг с другом; между ними достаточно привязанности, чтобы секс стал по-настоящему страстным. Конечно, смотреть это гораздо приятнее, чем прокручивать порно-ленту в Интернете. Но я не могу не заметить, что и здесь есть приемы, которых мне хотелось бы избежать: слишком быстрое проникновение (будь то пенисом или фаллоимитатором), случайные шлепки по лицу и ягодицам. У меня такое чувство, что продюсеры из Сан-Франциско обеспокоены тем, что лесбийский секс слишком мягкий и девчачий, недостаточно крутой, и что его нужно усилить и ускорить.

Внезапно разговор о сексе прерывается ревом моторов, доносящимся из мастерской мотоциклов, но эти две компании долгое время живут бок о бок и успешно сотрудничают друг с другом. К ним посылают человека, чтобы попросить их воздержаться на время. Съемки возобновляются, и секс накаляется. Затем свет гаснет, и мы больше не можем видеть происходящее. Все, что можем — слышать воющие крики Ривер. Они поднимаются и опускаются, как гаммы на пианино, и я осознаю, как в голове эхом отдается крещендо ее удовольствия, и эти звуки, лишенные образов, — самый волнующий момент.

Дневные съемки проходят иначе. Приходят две француженки, Мориа и Райли Сейнт. Напряженно шепчутся. Одна из девушек то и дело исчезает, и у нее часто текут слезы. Интересно, струсил ли кто-то из них или сразу обе. Некоторые из тех, кто соглашается на съемки в порно для сближения пар, неизбежно обнаруживают, что не могут пойти до конца. Меня это не удивляет. Это смелый и, возможно, даже глупый поступок — размещать изображение своей страсти в Интернете. После загрузки его практически невозможно удалить. В конце концов, одна из девушек уходит, а другая, без макияжа и с волосами, собранными в неприглядный пучок, усердно мастурбирует требуемое время и получает стандартную плату: 400 долларов. Ее партнерша тем временем рыдает снаружи.

День ото дня я чувствую себя выжатой как лимон, особенно после таких сцен. Несмотря на утверждение порноиндустрии, что секс — развлечение, которое заводит, я осознаю, что в порно используются опасные игрушки, не только фаллоимитаторы и плетки, но и любовь и желание, верность и предательство. Я могу представить себя на месте той девушки, которая чувствовала, что может это сделать, а потом поняла, что не в силах; очень личное действие превратилось в продукт, полностью неподвластный контролю, которым теперь каждый может поделиться, купить, посмотреть и осудить. Как такой мимолетный поступок может повлиять на отношения с другими людьми, которые вас любят? Разрушит ли он чары любви или укрепит их?

Как и почему женщина приходит в этот бизнес? Как бы банально это ни звучало, многие по-прежнему те женщины, что мигрируют из маленьких городков, привлеченные маяком Города Блеска, надеясь стать танцовщицами или певицами. Гораздо меньшее число приходит в порноиндустрию в надежде прославиться, но звезд в порно больше нет.

Чтобы понять, почему снимаются в порно, беру интервью у Джиз Ли, которая предпочитает, чтобы к ней обращались «они». В списке Pink & White Джиз значится как ассистент продюсера, но это скромное звание противоречит ее высокому положению на порно-сцене Сан-Франциско. Ли занимается этим десять лет, снялась в более, чем в двухстах проектах в шести странах, и завоевала множество наград. Помимо работы в основной порноиндустрии Лос-Анджелеса, включая хардкор гонзо, Джиз активно снималась в квир- и независимом порно.

Говорю с ней, когда выпадает редкий перерыв:

«Как ты попала в порноиндустрию?» 

«Я была танцовщицей в Лос-Анджелесе, и нужны были деньги. Показалось, что это шанс использовать свое тело и прокормить себя».

«Ты начинала в мейнстримовой порноиндустрии Лос-Анджелеса. Был какой-нибудь неудачный опыт?»

Джиз на мгновение задумывается и отвечает: «Ну, были и не такие уж потрясающие моменты».

Повисает долгая пауза. Я не удивлена. Сдержанность в отношении неприглядной стороны мейнстримного порнобизнеса — то, с чем я сталкиваюсь снова и снова, когда общаюсь с порноактрисами, работавшими в лос-анджелесской порно-долине. Может они преуменьшают плохое, чтобы обычные люди не напомнили им, что они пришли в этот бизнес добровольно?

Наш разговор продолжился на следующий день в баре неподалеку от ЛГБТ-центра Сан-Франциско, расположенного в Мишн. Ободренная мохито, я задаю вопрос, который интересует больше всего: «Твоя семья воспринимает тебя как порнозвезду?»

Пауза затягивается, затем Ли отвечает: «…не все из семьи».

Мое следующее интервью интригует. Оно с женщиной-ученой, которую я назову Б. Она уже несколько лет интересуется порнографией как интеллектуальной проблемой. После долгих размышлений она решила, что хочет сняться в порно, но ее партнер был недоволен тем, что она хочет сделать это без него. Они решили, что будут сниматься вместе, и выбрали хорошо зарекомендовавшего себя режиссера, который предпочитает работать с парами или с теми, кто действительно нравится друг другу.

Б довольна тем, как все получилось. Пара обсудила, что будут делать, а что нет. Был снят привлекательный дом. Хорошая кухня и шампанское. Выбрано глупое название фильма. С режиссером тоже все обсудили. Съемочная группа минимальна, чтобы пара чувствовала себя комфортно. «Сначала было неловко», — рассказывает она. «Я думала обо всех и обо всем. Но очень скоро забыла и погрузилась в ситуацию… Я умею сосредотачиваться на собственном удовольствии. Было весело. Мы чувствовали себя непослушными детьми, делающими что-то грубое и извращенное».

Результат оказался неожиданным. Фильм стал для меня откровением: «Когда я увидела нашу сексуальность и взаимопонимание на экране, почувствовала гордость; мы были прекрасны. И танец, который наши тела исполняли на пленке, был прекрасен». По ее словам, было неожиданно наблюдать за собой. «Мне всегда было интересно, как я выгляжу, когда занимаюсь сексом, но все было в порядке». Как и большинству людей, ей было любопытно увидеть, как выглядит ее лицо, когда она кончает. Она успокоилась. «В фильме вы видите, как вас хотят. Но самое главное, я видела, как он смотрел на меня, как искренне желал и любил.» Я спросила, сделает ли она это снова.

«Может быть, пару раз еще, но не больше», — ответила она тихо. — «Это может стать рутиной, а наши действия — осознанными». —  Она снова заколебалась, покачала головой и добавила: «Нет, я получила то, что хотела».

Опыт Б очаровал меня. Это продемонстрировало, что проблема не в том, что ее снимали занимающейся сексом, а в том, что для нее это было освобождением. Дело в том, что она не полагалась на порнобизнес как на источник заработка, она финансово независимая женщина, у которой был выбор, заниматься этим или нет. Она могла оставаться анонимной и, таким образом, избежать позора (каким бы несправедливым он ни был), связанного с секс-бизнесом. Другими словами, это иллюстрировало, что женщина может быть сексуально свободна только в том случае, если контролирует ситуацию.

Я подумала, не является ли в этих обстоятельствах, более полезным быть исполнителем, чем наблюдателем; действовать и жить, а не просто пассивно наблюдать. В наше время, когда все больше и больше людей отождествляют занятие с просмотром, важно помнить, что порно — не секс, это всего лишь его бесплотная репрезентация.

Сан-Франциско, мегаполис, который когда-то питал феминистскую порноиндустрию, и был одним из моих любимых городов, меняется. Когда-то он был меккой, куда стекались геи, лесбиянки и транс-люди, чтобы найти свое квир-племя, а теперь один из самых дорогих городов в Соединенных Штатах. Гомосексуалов вытесняют и они уезжают в Окленд, Сиэтл или Остин; их место в городе занимают молодые люди с более прозаическими целями. В этом недавно облагороженном и все более консервативном городе неудивительно, что последний лесбийский бар закрылся в 2015 году.

Несмотря на влияние феминистского порно на средства массовой информации, мир искусства и научные круги, оно никогда не было финансово выгодным предприятием; не в последнюю очередь потому, что женщины не заинтересованы в покупке порнографии. Бесплатные продукты, доступные на таких сайтах, как Porn Hub, также являются сдерживающим фактором для оплаты любого вида порно. Таким образом, массовый и процветающий альтернативный порно-продукт, о создании которого мечтали в Сан-Франциско, просто не появился. Пиратство также приложило руку к тому, чтобы перекрыть денежный поток, который должен был бы наполнять казну феминистского порно. Признаком стагнации индустрии является судьба феминистской порно-премии, призванной отметить таланты отрасли. Она не вручается уже несколько лет. Ряд известных феминистских порно-продюсеров поменяли профессию.

Великая чернокожая поэтесса-феминистка Одри Лорд однажды написала, что «инструменты мастера никогда не разрушат дом мастера». Но режиссер феминистского порно Шайн Хьюстон возразила, сказав: «Чему я научилась в порно-бизнесе, так это тому, что абсолютно точно можно разрушить дом мастера, используя его инструменты». Возражение Хьюстон появилось в дни расцвета феминистской порно-сцены Сан-Франциско, когда верили, что могут создать процветающую феминистскую порноиндустрию. Но оказалось не так. Инструменты мастера не разрушили дом мастера. И господство мейнстримной порноиндустрии осталось непоколебимым.