Девять экранов и волшебная машинка

Тэйт, SWITCH HOUSE LEVEL 0, художник из Тайланда Apichatpong Weerasethakul (это — август 2016-го), и я не уверен, что верно бы воспроизвел имя и фамилию на русском. Сначала место: это новый Тэйт, Tate Modern, самый нижний этаж, который входил в состав еще исходной электростанции, а не построен сейчас. SWITCH HOUSE — примерно «распределительная», а часть, где теперь видеопроекты, называется THE TANKS, там были баки с горючкой. Видеоарту удобно – подвал, окон нет. Пафос Тэйта: «these galleries celebrate new art».

Проект Weerasethakul’а называется «Primitive 2009». Жанр определен как multi-screen video installation. Два больших экрана друг напротив друга, маленькие экраны по сторонам каждого из больших, сбоку еще один, как-то так. Все в темноте, свет только от экранов. Тэйт в анонсе определяет метод: «обычная поветствовательность в фильмах Weerasethakul’а распадается — сюжетные линии ломаются, жанр петляет между беллетристикой, фэнтэти и документальностью».

Какая вообще может быть повествовательность, когда действие на 9 экранах сразу? Фактическая часть в анонсе выглядит так: «Primitive 2009 составляют девять видео, в которых история пограничного города Nabua в северо-восточном Таиланде скрещивается с тайской легендой. Исторически Набуа был местом массового насилия, а местный фольклор помнит о призраке вдовы, похищавшем любого, кто появится в ее владениях. Weerasethakul фиксирует жизнь подростков, потомков коммунистических фермеров – они строят как собственные воспоминания, так и новый мир, сооружая космический корабль возле рисовых полей». Немного тут поймешь. Разве что массовое насилие — это вот что, не очень древняя история. Для сравнения можно представить, как видео-арт делают, скажем, в Катыни.

В фильме прямого нарратива нет. Визуальную часть не увидит полностью никто — физически сложно, 9 экранов, что уж о логической последовательности, когда все происходит одновременно. Всякий зритель получит свой набор отрывков, для каждого история начнется на том экране, на который он взглянул в начале и — с того места, которое там увидел. А потом — то один экран, то другой, то надо глядеть под ноги, чтобы в темноте не наткнуться на других зрителей. Как если бы книга была в нескольких тетрадях, а читать ее начинаешь с того места, на котором случайно открыл одну из них. То, что будет прочитано все и в определенном порядке — не предполагается. Конечно, что-то будет вычитано и во что-то сложится. Разумеется, каждый свяжет эпизоды иначе.

Начал с чего-то, что-то стало прицепляться дальше, что-то раскручивается — но не по авторской логике, он-то ее не внедряет, а по ходу перемещений по залу. Я сначала увидел долгую поездку молодых людей, на каком-то открытом транспортном средстве: орут, веселятся, машут руками. Зная анонс, можно расценить это как авторский пессимизм, молодые люди которые когда-то могли бы здесь убивать, теперь веселятся, так что есть ли тут, да и вообще на свете память и влияет ли она на что-либо. Что, разумеется, ничего не исчерпывает, это не единственный контекст.

Существует ли внятный контекст всех 9 фильмов? Здесь не критика, мне чрезвычайно понравилась эта работа, лучшее что сейчас увидел в новом Тэйте. Тут попытка разобраться, где и в какой области искать причину того, что это понравилось. Автору пояснение контекста не видится необходимым. В пятиминутном ролике (есть тут) он рассказывал, что там, например, был человек, который помнит свои прошлые жизни, но не может точно сказать, был он человеком или быком. Упомянул историю коммунистической деревни в блокаде правительственных войск, свел тогдашнее насилие и проблемы, которые испытывают теперь подростки. Обычные проблемы, в подростках нет памяти о той истории. Добавил, что некоторые из них решили остаться в деревне и делать свое будущее там. Говорит о галлюцинациях, о том, как работает мозг, об иррациональности — это уже о своем методе.

Общий смысл в таком формате неизбежно плавает (вообще, разные описания — и от Тэйта, и авторское, и в разных публикациях — будто о разных работах). Но автору потребовалось представить эту историю именно так. Не делать линейный нарратив (на одном экране с сюжетом и закадровыми пояснениями). Девять экранов, девять фильмов, значит — он делал что-то другое. Понятно, что производится некий сгусток смысла и ощущений, но тогда надо организовать хотя бы эмоциональный контекст, а иначе где этот сгусток сможет возникнуть.

Следовательно, этими экранами и историями надо строить пространство работы. Тогда со зрителем что-то там произойдет, успеет произойти за те несколько минут, которые он в нем пробудет. То есть, это именно о том, чтобы понять: а что происходит? Даже не что, а где, в каком пространстве? В реальном сегодняшнем, в историческом, в социальном, в мистическом, в гипотетическом — много вариантов.

Фильмы преимущественно темные, там играют в футбол горящим мячом, что-то еще вспыхивает и искрит. Не прямая документалка, организованы и люди, и пиротехника, и т.п. Демонстративно выстраивается некая вторая реальность, несколько угрожающая, обращенная не назад, а вперед. Тоже вариант прочтения: прошлое оказывает воздействие на будущее, даже если оно ушло из памяти. Но не сходится и здесь, тоже ведь тривиальное морализаторство. А космический корабль из пояснения, это вот что: они там построили нечто в виде летающей тарелки. Но не для того, чтобы куда то улететь. Наоборот, их там как раз засасывает куда-то внутрь и корабль для того, чтобы там обособляться, спать и мечтать. Dreams.

Не связь нынешнего с прошлым, не мистика — ее надо делать на одном экране и повествовательно, чтобы в определенные моменты происходило упс! и становилось ясно, что это у нас тут мистика. Даже не так, что сквозь видимое просвечивает нечто невидимое, тоже скучный ход. К тому же все предъявлено, вот же видео. Тема зла, разлитого и впитавшегося в эту территорию — тоже абсурд, о чем что конкретно такая версия? Что разлилось, как впиталось, каким образом не исчезает и в самом ли деле действует? Просто разговоры (а разговоры всегда могут быть какими угодно и мало что значат), гоняют горящий мяч, взрывы какие-то, дым, явно искусственные молнии (вполне эффектные, но звук не пафосный: глухой, шипящий). История раскручивается, имея, что ли, на уме соединить все возможные контексты, всех 9 экранов, одновременно.

Но контексты слоисты, они разные для разных лиц в разных ситуациях. Контексты исторические, которые все еще влияют (на что-то). Исторические, уже не влияющие, но неизбежные (в том же месте, где когда-то…). Известные практически всем, известные немногим. Для такой группы лиц, для сякой. Это как всегда, в текстах их всегда много и каждый читатель уловит свой, для него нет даже выбора, он читает книгу в своем пространстве: в том, в котором живет. Читая одну книгу — все читают свои, конечно. А тут девять экранов, предлагают разное — какой из них главный и за что именно зацепиться? В каком пространстве это — данный арт — происходит? Или ни в каком из имеющихся, но в пространстве самой этой работы, которое ею и создается?

Похоже, именно это тут и работает. Опознание пространства (частное, не совпадающее с авторским) есть тот нарратив, процесс, который воспринимает зритель. Это уже его история, а нарратив выстроит пространство. Автор может провоцировать вывод, но не настаивает на том, каким он должен оказаться. Собственно, этакая высшая форма детектива: что тут конкретно за майя и кто ее производит? То есть, автор, но кто и как делает это внутри его работы? Может, никто конкретно — в данном случае похоже, что именно так. Сам зритель себе сансару-майю и организует. Буддийский детектив.

Зритель и не должен понимать всю историю в сумме, иначе он полностью вовлечется — как если бы фильм был на одном экране. Это, конечно, тоже будут майя-сансара, но обычный — как бы понял, о чем это, ну и ушел туда внутрь. Но экранов много, в один не влипнуть — остальные отвлекают (хотя бы звуками), все складывается нелинейно. Непоследовательно производится нечто, порождаемое всем этим, то есть — если что-то сложилось (а это внятное ощущение), то, значит, возникло пространство. Оно может не иметь отношения к тому, что предполагалось автором (если предполагалось), не важно. Вот такая у зрителя тут получилась самодельная, но — конкретно самодельная майя. При этом она осознается как майя, по крайней мере — ощущается, потому что возникло пространство, которое размещает в себе все предъявленные контексты. Тогда уже не нарратив, не дескрипция, не мораль, а вообще невесть что — что только и имеет смысл делать. Даже не само это пространство, а чтобы оно возникало. Чтобы сработала некая машинка.

Вот, я нарративом добрался до этой фразы. Когда все это смотрел, то вычленял какие-то случайные элементы, которые связывались в повествование. Моментом сборки, осознания наличия этой машинки — был эпизод секунд на 15. Не потому, что там опять молнии, на экранах же все время что-то взрывалось и ухало. Просто совпало. Но проблема: ситуация выходит за уровень словесных объяснений. Вербально эффект описывается так, как я здесь написал, но сам результат не вербален в принципе. Должно произойти/возникнуть что-то, что заодно сделает маловажным и контексты. Для того, в общем, они и раскладывались — чтобы сработала эта машинка. Дело ровно в том, чтобы ощутить как срабатывают машинки, создающие смысл. Пространство, в котором это происходит, возникает, и ничего, что оно без слов.

Вот эта последовательность вспышек, не на автомате. Чисто читательская выборка. Молнии постановочные, вполне кривые — не могли они ничего во мне произвести, все как-то иначе. Просто совпало, они просто точка, к которой привязался, когда что-то щелкнуло и понял про машинку. Но уж пусть будут, во всяком случае это красиво.

***

Исходная публикация — в Arterritory.